Странно. При известии о смерти лорда Гринхарда в душе ничего не шевельнулось. А ведь он виг, вполне заслуживающий уважения. Что это? Ещё два дня назад ему казалось, что чья-то смерть может попросту лишить его сил, теперь к смерти кого-то мало знакомого человека он относился равнодушно. Зачерствел душой? Или это своеобразная защита тела и сознания, чтобы не сойти с ума? Как бы там ни было, он жив, а значит должен позаботиться о раненых, а если останется время до штурма, то и о мёртвых.
– Хорошо. Отправьте с отроками всех тяжелораненых. Сколько нас осталось? Есть хоть сотня?
– Больше, воевода. Ополчение своей грудью заслонили проход в ущелье. Многие погибли, но те, кто выжил, стали ещё злее, и готовы мстить за своих друзей. При следующем штурме челманы прорвутся, и это будет им стоить больших потерь.
– Не думаю, что они опять пойдут на приступ. Там, в их стане что-то случилось. Что-то такое, отчего пришлось отозвать всех воинов. Я уверен, что их атаковал военный вождь Балвер.
Сардейл улыбнулся:
– Я тоже так думаю. Хорошо было бы ударить отсюда, со стороны ущелья, но у нас слишком мало сил. Мы просто обескровлены. – Сардейл повернулся, и широко улыбаясь, протянул руку Эвгурну: – Считаю за честь биться с тобой плечом к плечу и дальше. Честно говоря, мало кто из вигов уважает Тайную Стражу, но ты заслужил это.
Десятник пожал руку ветерану:
– Среди Тайной Стражи есть немало отличных бойцов, и не наша вина, что мы можем служить только там. Так повелось ещё со времён наших предков.
– Ничего. После этой войны будут пересмотрены многие законы, и многое изменится. Харвеллы ещё будут служить в нашем войске. Я в этом уверен. – Сардейл подмигнул Рутгеру, и опять заулыбался: – Лордам придётся кое-что поменять в нашей жизни, если хотят остаться в стране Лазоревых Гор.
Воевода вспомнил его слова, сразу запавшие в душу, заставившие трепетать сердце, и повергшие в какое-то удивление тем, с какой уверенностью были сказаны:
– Ты что-то говорил про Владыку. Что я должен занять трон страны Лазоревых Гор. Что это значит?
Ветеран смутился, немного замялся, и как провинившийся мальчишка, с трудом подбирая слова, проговорил:
– Я всего лишь говорю то, что слышал от других. После этой войны, после того, как вернёшься из степей, ты станешь вождём клана. Вальхар стар, и давно уже ищет себе преемника, а ты подходишь как нельзя лучше. Дело уже почти решённое. Воины проголосуют так, как надо. – Красноречие Сардейла иссякло, и он, опустив глаза, замолк.
Из всего сказанного Рутгер обратил внимание только на то, что его собираются послать куда-то в степь. Что ему там делать? Что искать? Чем заниматься?
– Что это значит? Почему Вальхар хочет послать меня в степи? Это ведь его решение?
Поняв, что проговорился, ветеран крякнул, огляделся по сторонам, словно боялся, что его кто-то подслушает и с досадой сказал:
– Это не только его выбор. Так решили Хранитель Очага Бессмертного Тэнгри, и военный вождь Балвер.
– Почему же я об этом ничего не знаю? Что мне делать в степи? Зачем я там нужен?
– Всему своё время, юноша. Скоро ты всё узнаешь.
– Вождь клана Снежного Барса призывает к себе воеводу Рутгера! – Послышался издалека голос одного из телохранителей Вальхара.
– Не медли. Он должен сказать что-то очень важное. Скоро мы останемся без его мудрости. – Сардейл мгновение помолчал, и со смехом добавил: – И без его упрямства!
Рутгер смог выдавить из себя слабую улыбку, и спустившись со стены, обходя кое-где лежащие трупы челманов, ополченцев и вигов, поспешил в охраняемую телохранителями палатку вождя клана. Он застал его лежащим на походной постели, застеленной шкурами, без доспехов и тегиляя, в одной льняной рубахе. Вальхар был очень слаб, но увидев Рутгера, его бледное лицо осветилось чем-то похожим на улыбку.
– Ты звал меня, вождь?
– Да. Присядь. Тебя мучает жажда после битвы? Налей себе вина, да и мне тоже надо промочить горло.
Воевода бросил быстрый взгляд на лекаря, стоящего в углу палатки, заметил, как тот неодобрительно покачал головой:
– Нет, вождь, я не хочу вина. Мне надо сохранять трезвую голову, чтобы сделать кое-какие распоряжения.
– Хорошо. – Не стал настаивать Вальхар. Он опёрся о локоть здоровой руки, увидел сгорбленного знахаря в синем кафтане, и произнёс: – Оставь нас одних. То, о чём мы будем говорить, не для твоих ушей.
Лекарь, прослуживший у вождя долгие годы, знающий много тайн и давно уже подтвердивший своим молчанием, что ему можно доверять, беспрекословно подчинился, и вышел. Рутгеру показалось это странным, и он в нетерпеливом ожидании смотрел на вождя клана. Тот не торопился, оглядывая воеводу, словно оценивал, что ему можно сказать, а про что умолчать. Наконец он решился, но заговорил совсем о другом:
– Сколько у тебя осталось бойцов?
– Подсчёт ещё ведётся, и скоро будет всё известно. Мне показалось отступление челманов странным. Им оставалось совсем чуть-чуть, чтобы смять нас. Они могли одной свежей сотней опрокинуть ополченцев, но заслышав сигнал рогов, отступили.
– Они устали, и понесли большие потери.
– И это тоже, мой вождь. Главное то, что сейчас происходит в степи. Отсюда, со стены, не видно лагерь степняков, и невозможно, что-либо разглядеть, однако я думаю, что стан челманов атаковали войска военного вождя.
– Да. Наверняка так оно и есть. – Вальхар устало откинулся на заменяющее подушку конское седло, и проговорил: – Садись. Разговор может быть долгим.
Вождь клана приподнял обрубок левой руки, посмотрел на пропитанную кровью тряпицу, и горько усмехнулся:
– Это была моя любимая рука. Теперь Мирвер собирается прижечь её кипящим вином. Не знаю, смогу ли я вытерпеть это.
Рутгер опустился на складной, походный табурет, и приготовился слушать. Вождь клана тем временем собрался с мыслями, и, глядя ему в глаза, резко спросил:
– Ты веришь в нашу легенду о Древних Богах?
Этот вопрос застал воеводу врасплох. Он никогда серьёзно не думал об этом, а ко всем легендам и сказаниям относился с лёгкой иронией. Конечно, он верил, что когда-то существовали Древние Боги, ведь очень многое указывало на это, но в то, что они живы и по сей день, укрывшись где-то под землёй, как-то слабо верилось.
– Мой вождь, ты хочешь послать меня в степи, чтобы найти убежище Богов?
– Чтобы что-то найти, надо в это верить. – Вальхар улыбнулся. – Я знаю тебя с того дня, когда выстругал тебе твой первый деревянный меч. С тех пор прошло много лет, и ты очень изменился. Иногда мне казалось, что ты и не виг вовсе. Ты видишь не так, ты чувствуешь не так, ты думаешь не так, и то, что ты делаешь, выходит не так, как это получилось бы у вига. Я не могу себе этого объяснить, но я совершенно точно уверен, что ты будешь великим человеком. Таким, какого ещё не знала страна Лазоревых Гор. Может быть, ты не будешь Владыкой, а только военным вождём, зато совершишь великие подвиги, и наши потомки будут помнить тебя до тех пор, пока жив Обитаемый Мир.
Рутгеру были приятны слова вождя, и он почувствовал себя немного неловко. Такое ему говорили первый раз в жизни. Почему? Для чего? Как говорит старая поговорка – на мягкой постели бывает жёстко спать.
– Мой вождь, ты увлёкся, восхваляя отрока, ещё ничего не совершившего. Я начинаю забывать, зачем ты позвал меня к себе.
– Прости меня. Это просто старость. – Вальхар немного помолчал, и продолжил, собравшись с духом: – Хранитель Очага Бессмертного Тэнгри утверждает, что где-то на юге есть убежище Древних Богов. Это он узнал из карт, что начертаны в старых книгах. Наш народ ждут ещё многие войны и битвы. Причиной тому – золотые рудники, самоцветы, и руда, из какой выковываются превосходные мечи. Пока наши враги нападают поодиночке, мы ещё в силах их разбить. Что будет, если они объединятся? Сможем ли мы тогда противостоять их полчищам? Ты должен найти убежище Древних Богов, взять оттуда их оружие, и привезти в страну Лазоревых Гор.
Рутгер задумался. Ему совсем не нравилась идея путешествия в степь на поиски чего-то такого, что может и не существовать. Со времён Апокалипсиса прошла тысяча лет, и за этот срок могло всё измениться. Где текла река, там может быть пустыня. Где были густые, дремучие леса – может быть степь, и наоборот. А как же земли, где бродит Невидимая Смерть? Она подкрадывается незаметно, и может убивать человека годами никуда не торопясь. Сначала выпадут волосы, зубы, потом видоизменится сам организм, покроется незаживающими язвами, и человек в страшных мучениях, длящихся многие недели, а то и месяцы, умирает. Да и можно ли было тогда назвать его человеком? Одна сплошная, незаживающая язва.
