Анника подозрительно покосилась на пасту.
— Об убийстве журналиста, — ответила она, — а также о взрыве самолета на базе Ф-21. У полиции есть подозреваемый. Уже много лет.
Берит удивленно вскинула брови, отправляя в рот объемистый кусок фарша, и поощрительно взмахнула освободившейся вилкой.
— Его прозвище Рагнвальд. Он из Торнедалена. Сначала уехал оттуда на юг, потом вернулся домой и стал террористом, бежал в Испанию, вступил в ЭТА.
Берит не скрывала скепсиса.
— Когда же все это было?
Анника откинулась на спинку стула и скрестила руки на груди.
— Началось это в конце шестидесятых.
— Угу, — пробурчала Берит. — Такой милый революционер. Были такие, они мечтали принести массам свободу с помощью практического терроризма. Но это вне круга наших интересов.
— А каков был твой круг?
— Вьетнамский бюллетень, — сказала Берит и принялась собирать масло со дна тарелки. — Там я начинала как журналистка. Я тебе об этом не рассказывала?
Анника быстро покопалась в своей ставшей слишком короткой памяти.
— Какие круги заинтересованы в практическом терроризме?
Берит с сомнением смотрела на недоеденную лазанью.
— Ты действительно хочешь знать?
Анника уверенно кивнула. Берит вздохнула и отодвинула от себя тарелку.
— Я принесу кофе, — сказала она и встала из-за стола.
Анника осталась на месте и смотрела на коллегу, вставшую в очередь к кофейному прилавку. Коротко остриженные волосы слегка топорщились на затылке. Весь вид Берит являл собой терпение. Анника улыбнулась, когда Берит вернулась с двумя чашками кофе и двумя пряниками.
— Ты меня балуешь, — сказала Анника.
— Расскажи мне о своем террористе, — попросила Берит.
— Расскажи мне о шестидесятых, — возразила Анника.
Берит осторожно поставила чашки на стол и испытующе посмотрела Аннике в глаза.
— Ладно, — согласилась она, села, положила в чашку два куска сахара и стала размешивать его ложечкой. — Значит, дело было так. В 1963 году произошел официальный разрыв между Коммунистической партией Советского Союза, КПСС, и Коммунистической партией Китая, КПК. Этот раскол сильно повлиял на все коммунистические организации в мире, и мы тоже не остались в стороне. Шведская коммунистическая партия, ШКП, раскололась на три фракции.
Она взмахнула указательным пальцем левой руки.
— Правой фракцией руководил К.-Х. Херманссон. Эта фракция дистанцировалась как от сталинистов, так и от маоистов, превратившись в партию старых добрых ревизионистов, которых мы можем с полным правом именовать социал-демократами. Сейчас это левая партия, которая имеет в риксдаге десять процентов мест.
Берит сделала глоток и взмахнула в воздухе средним пальцем.
— Теперь перейдем к центральной фракции, — сказала она. — Ею руководил главный редактор «Норшенсфламман» Альф Лёвенборг, который продолжал придерживаться просоветской ориентации.
Дальше в ход пошел безымянный палец.
— Левая фракция, ведомая Нильсом Хольмбергом. Эта фракция симпатизировала китайцам.
— Когда все это происходило? — спросила Анника.
— ШКП раскололась после своего двадцать первого съезда в мае 1967 года, — ответила Берит. — Партия стала называться «левая партия» — коммунисты, левая фракция откололась и образовала Коммунистический союз марксистов-ленинцев, КСМЛ. Потом пошло-поехало. Вьетнамские события, Кларте, мятежи, революции — все это росло как грибы после дождя. Наш шестьдесят восьмой ознаменовался занятием общественных зданий и мятежом в Упсале. Фактически это было самое худшее — беспорядки в Упсале. Нам все время угрожали.
Она подняла руку и поднесла к уху воображаемую телефонную трубку:
— «Если вы не явитесь к массам, чтобы выслушать их критику, то к вам придут товарищи и приведут вас силой».
— Чудесные ребята, — сказала Анника. — Это и были маоисты?
— Знаешь, на самом деле с настоящими маоистами никогда не было проблем. Они всегда задавали себе вопрос: что на нашем месте сделал бы «великий кормчий»? Стал бы он предпринимать те или иные действия во имя революции? Если ответ был отрицательный, то они отступались. Самые худшие — это охвостье, подонки, присосавшиеся к движению, это они прибегали к терактам, сеяли массовый психоз, плодили секты.
Она посмотрела на часы.
— Мне надо идти, — сказала Берит. — Партия защиты окружающей среды обещала в тринадцать часов выступить с инициативой относительно рыболовных квот в Балтийском море.
Анника театрально зевнула.
— Ну а ты, — Берит встала, убрала со стола тарелку и чашку и бросила в мусорную корзину, — пиши о своем убитом журналисте, а мы будем мусолить куда более важные вопросы — о безвинно убиенной треске.
Анника хохотала так, будто вокруг никого не было. Кусок лазаньи на тарелке уже застыл. Анника брезгливо отодвинула ее от себя. Потом до нее дошло, что в зале ее коллеги. Некоторые вполголоса переговаривались, другие, сидя за столами в одиночестве, склонились над газетами, зажав в руках пластиковые вилки. Где-то за прилавком гудела микроволновая печь. Два редактора из отдела спорта купили восемь венских булочек.
Она медленно допила кофе. Кто она? Всего лишь один из темных силуэтов на фоне холодного света, одна из рабочих газетной фабрики.
Функция, а не личность.
Томас всегда считал не слишком приятными встречи в учреждениях областного совета. Несмотря на то что в высшей степени позитивно относился к совместной работе обоих объединений, он всегда ощущал свою слабость, когда такие встречи происходили на территории Софии Гренборг. Речь, впрочем, шла о сущих пустяках — он не мог найти нужное помещение, входил не в тот лифт, не знал, как обращаться к обслуживающему персоналу.
Такого никогда не случалось в общинном объединении, и это сильно задевало Томаса.
Тяжело вздохнув, он открыл дверь здания на Хорнегатан, холод сразу обжег уши. Вообще, уши его давно стали чувствительными к морозу. След детского увлечения хоккеем, когда всю зиму проходили бесчисленные турниры на открытых площадках. Оказалось, что вход в областной совет находится на противоположной стороне улицы, и было бы глупо опускать клапаны шапки.
Добравшись до пятого этажа, он растерялся перед входами в лабиринт коридоров. Но тут он увидел шедшую ему навстречу Софию — с развевающимися светлыми прямыми волосами, в расстегнутом жакете, в стучащих по паркету туфельках на высоком каблуке.
— Добро пожаловать, — приветливо сказала она и протянула Томасу руку. — Все уже собрались.
Он принялся стягивать куртку, расстроившись оттого, что заставил людей ждать себя.
Она сделала еще один шаг навстречу. Томас ощутил запах ее духов — легкий, свежий, спортивный.
— Ты не опоздал, — шепнула она. — Они пьют кофе в конференц-зале.
Он облегченно вздохнул и улыбнулся, удивляясь ее проницательности.
— Хорошо, — прошептал он в ответ, глядя в ее поразительно прозрачные синие глаза.
— Как ты себя чувствуешь? — снова шепотом спросила она. — Похмелье не мучит?
Он широко улыбнулся.
— Одно можно утверждать наверняка, — тихо ответил он. — У тебя похмелья точно не было. Ты выглядишь просто умопомрачительно.
Она опустила голову, но Томас мог бы поклясться, что София слегка покраснела, но в тот же миг он, словно со стороны, услышал эхо своих слов, уловил их смысл, и румянец залил и его щеки.
— Я хотел сказать… — произнес он и отступил на шаг.
Она подняла глаза, приблизилась к Томасу и положила ладонь на рукав его пиджака.
— Все нормально, Томас, — шепнула она, подойдя так близко, что он почувствовал ее дыхание.
Он задержал взгляд на ее глазах, потом отвернулся, снял галстук, поставил на банкетку портфель, открыл его, сунул туда галстук и подумал, не горят ли с мороза его уши ярко-вишневым цветом.
— Я поработала с брошюрами, — сказала она. — Надеюсь, с ними все в порядке.
Он насторожился и посмотрел на кипу брошюр, лежавших в его портфеле. Он был намерен представить их сам, а теперь получится, что все это предложение, которое отчасти было в сфере его ответственности, будет выглядеть как заслуга исключительно Софии и областного совета.
Томас закрыл портфель.
— Понятно, — сказал он, чувствуя, как улыбка сползает с его лица. — Ты можешь попросить вашего сетевого редактора связаться с нашим, чтобы мы могли выложить весь материал в Интернет, что, собственно, вы должны были сделать сами.
Она нервно переплела пальцы и вытянула руку в сторону конференц-зала.
— Да, — сказала она, — я знаю.
Пер Крамне, представитель департамента юстиции, встал, когда Томас вошел в зал, поспешил к нему навстречу и сердечно поприветствовал.
— Искренне прошу простить меня за вчерашнее, — сказал он. — Эти проклятые выборы в ЕС…
