– Ничего не понимаю… – голос Эдварда Мунка звучал растерянно. – Дагни? Станислав? Август? Что здесь происходит?
Красивое тело Дагни в узком коконе длинного золотистого платья поневоле притягивало мужские взоры. Девушка поправила непослушный черный завиток волос, спадавший на мраморный лоб, и сказала:
– Господин Кольман пригласил нас присутствовать на спиритическом сеансе. Он сказал, что сегодня будет вечер исполнения всех наших желаний. Но это какой-то прохладный вечер, не находите?
Август Стриндберг, не спуская с Дагни горящих обожанием глаз, согласно кивнул. Эдвард Мунк поежился, его плечи сотрясал озноб.
– Действительно, не жарко, – торопливо произнес Станислав Пшибышевский.
Кот мысленно одобрительно мяукнул. Врал поэт очень правдоподобно. Ему уже не может быть холодно. Его мечта сидит поблизости, стиснув на коленях пока замерзшие ладони. А дома, между прочим, не спит, дожидаясь супруга, жена Станислава. Она всматривается в ночь за окном и переводит взгляд на розовощекого младенца, безмятежно дремлющего в колыбельке…
Альберт Кольман легонько подтолкнул Эдварда к стулу и несколько раз повторил:
– Прошу же вас. Присаживайтесь.
Художник, казалось, не понимал, что с ним происходит. Он хотел сесть за стол, рядом со своими друзьями – и не мог этого сделать.
В каминной трубе гулко и тоскливо застонал ветер…
– Эдвард, прошу вас, – Дагни нетерпеливо присоединилась к увещеваниям хозяина замка. – Мы и так вас долго ждали. Давайте же начинать сеанс!
Альберт Кольман подошел к комоду, открыл ящик, извлек из него блюдце и белый лист бумаги.
Кот лениво смежил веки. Все, дальше неинтересно. Они всегда берут блюдце или колдовскую доску. Кольман выбрал блюдце. То, что будет потом, он видел миллионы раз. Собравшиеся за столом зажгут свечу. Потом на внешней стороне блюдца чадящее пламя вычернит контур восьмиконечной звезды. Блюдце положат на лист бумаги, сомкнут вокруг него плотно сведенные пальцы рук и скажут что-нибудь глупое вроде: «Дух явись»…
Желтые глаза кота сверкнули лишь тогда, когда Альберт Кольман едва слышно произнес:
– Он здесь. Он готов исполнить все ваши желания.
А вот это самое любопытное. Наверное, бледный художник тоже захочет заполучить Дагни. И писатель вспоминает, какая тонкая у нее талия – как раз для его ладоней. Как, скажите, как разделить одну женщину между тремя мужчинами?
«Гениальные книги. Я хочу писать гениальные книги», – подумал Стриндберг.
Мысли художника путались. Он начинал мечтать, как касается белой руки Дагни. И тут же представлял, как можно нарисовать руку на холсте. И отчаяние стискивало грудь: не может, не получается сделать так, чтобы в любимой женской ручке отразилась вся его нежность, надежды, ревность.
«Вечер исполнения желаний? Глупость какая. Бога нет. Или он есть, но слишком занят. И духов нет. Что же я тогда здесь делаю? Да! Решено! Я хочу вечного вдохновения», – подумал Эдвард Мунк.
Кот расслабленно заурчал.
В кудрявой головке Дагни рисовались чудные картины. Рядом любимый человек. У них много денег. И жизнь их ждет долгая-долгая.
После того, как гости старинного замка разошлись по спальням, кот еще долго лежал на сиденье стула, обдумывая увиденное. Когда он придумал, как угодить заблудшим душам, дел в гостиной у него не осталось. Он мягко прошел по паркету и выскользнул за дверь.
Невольный свидетель, наблюдавший за черным пушистым комком, спускающимся по устланной красным ковром спиральной лестнице, обязательно бы потер глаза. Истошно мяукнув, кот вдруг растворился в воздухе, как будто его здесь никогда и не было.
2
Если жизнь – зебра, то у Лики Вронской явно началась черная полоса.
Она лежала в постели, жадно прихлебывая самый вкусный на свете утренний кофе из большой кружки с улыбающимися зелеными жабками, изучала распечатки с информацией о художнике Эдварде Мунке и размышляла.
Володе Седову хорошо с людьми общаться – он лицо официальное, ему по закону граждане должны уделить время, иначе им придется в принудительном порядке приехать в прокуратуру на красивой машине с мигалками. У нее же полномочий задавать вопросы нет. К тому же, среди специализирующихся на творчестве Мунка искусствоведов может оказаться тот, кто причастен к зверским убийствам женщин. А это еще один повод не афишировать, что фактически Лике Вронской поручено провести следственные действия. И как бы это поубедительнее объяснить причину своего интереса к Мунку?
Впрочем, ответ на этот вопрос Лика в скором времени нашла. Эдвард Мунк родился 12 декабря 1863 года. На календаре сегодня 27 ноября, так что формальный повод есть – подготовка статьи для еженедельника «Ведомости» в связи с днем рождения художника. Дата, безусловно, не круглая. Хочется надеяться, что ценители Мунка считают: об их кумире можно писать до бесконечности. И не обратят внимания на тот факт, что до сих пор общественно-политические издания никогда таких статей не размещали.
И только Лика подумала о родной газете, ее крошка «Самсунг» заиграл мелодию Моцарта. Такая музыка была установлена на один-единственный номер в записной книжке – главного редактора «Ведомостей» Андрея Ивановича Красноперова.
– Что делаешь?
Привычки здороваться, впрочем, как и говорить «спасибо» или «пожалуйста», шеф Лики Вронской не имел.
– В постели лежу.
– Одна или с мальчиком?
– Приедешь – буду с мальчиком! – фыркнула Лика, ничуть не обижаясь на шефа. Она уже привыкла к его постоянным подколкам и сальным шуточкам. И реагировала на них соответственно. С волками жить, знаете ли…
– Лучше ты приезжай на редакцию.
« На редакцию… И это речь главного редактора! Повоспитывать его, что ли? А, все равно бесполезно. Горбатого могила исправит. Андрей нутром чувствует сенсацию, способную привлечь читательский интерес. Но хорошим стилистом он не будет никогда», – подумала Вронская и немедленно уточнила:
– А зачем? Что-нибудь случилось?
Веселая непринужденность шефа исчезла, и он холодно сказал:
– Случилось. Ты когда последний раз на работе была?
В первой половине дня Лика соображала туго. Принести свое бренное тело сила воли позволяла куда угодно, но вот проснуться при этом удавалось далеко не всегда. Теперь же кофе вкупе с мысленными рассуждениями свое дело сделали. И Лика могла бы ответить, что не показывалась в офисе неделю, однако Андрея Ивановича ответ подчиненной не интересовал.
– Подтягивайся, короче. Будем решать, как дальше работать.
Шеф бросил трубку, и глаза Лики наполнились слезами. Вспомнив, что Паша уехал на работу, она зарылась лицом в подушку и во весь голос зарыдала.
Все кончено: Андрей Иванович ее уволит! Что с того, что он регулярно получает присланные по электронной почте статьи. В газете есть масса работы, требующей личного присутствия толкового журналиста. Надо тщательно вычитывать заметки региональных корреспондентов, фактически переписывая их заново. Готовить информационные блоки по сводкам агентств. Просматривать кучу сайтов, выбирая забавных чудиков для рубрики «Герои недели». Следить за тем, чтобы верстальщики поставили на полосах фотографии именно тех людей, которые давали интервью. Прокололись недавно жутко – интервью с одним мужиком, а фото совсем другого в газете вышло, однофамильца. Короче, требуется «зоркий глаз», который практически переезжает в редакцию на постоянное место жительства. Проблема в том, что Лика таким человеком быть не хочет, Андрей Иванович не может, терпения не хватает, да и других желающих нести этот крест нет. И вот Красноперову надоела строптивость заместительницы. Просто надоела.
Лика рыдала в подушку, и ей было так плохо, что вроде бы залеченная пару лет назад язва желудка согнула журналистку пополам. Шеф – это три года совместной работы. И книги начала писать, потому что здорово на него разозлилась. А еще она его так и не женила. Он не будет больше смешно морщить лоб. Два метра брутальной красоты начальника исчезнут из ее жизни навсегда…
«Вот урод! Я его люблю и ненавижу одновременно», – думала Лика, умывая заплаканное бледное лицо.
Она посмотрелась в зеркало. Глаза и нос покраснели, губы распухли – красота неземная.
Замаскировав косметикой следы глубокого горя, Лика натянула джинсы и свитер, набросила куртку и пошла на стоянку к верному «фордику».
Рассказывая машине про свои печали, она так увлеклась, что не заметила, как в начале Тверской лихой таксист пытается обогнать ее слева, втискиваясь в узкую щелочку между рядами. Лика могла бы уйти вправо, соседний ряд был свободен. Но поглощенная монологом, она очнулась лишь от противного металлического скрежета.
Желтая «Волга» зацепила две машины – «фордик» и старенький «Москвич». Вронская быстро пометила в блокноте номер обидчика и, боковым зрением отметив, что таксист направляется к водителю «Москвича», бросилась осматривать свое транспортное средство. Самого страшного не случилось. Хрупкий бампер «Форда», крошащийся при малейшем ударе, не пострадал. Краска на левом крыле содрана, но не сильно. А осколки фары на заметенной снегом дороге вылетели из такси – задняя фара «фордика» в целости и сохранности.
