– Принимай, ты будешь кладовщиком.
– Почему я буду кладовщиком? – возмутился Василий. – Нужно сначала нас узаконить, принять в члены колхоза, а потом видно будет, кого куда назначить.
На том и порешили.
На третий день собралось заседание правления колхоза, приняли переселенцев в члены колхоза, а на следующий день общее собрание утвердило решение правления. После собрания Василий стал работать кладовщиком. Переселенца Белова назначили бригадиром. Веру Ивановну Закатнову, кандидата в члены партии, поставили заведовать красным уголком, а вскоре перевели на работу в райком.
В апреле в колхоз приехали два студента-практиканта из сельхозинститута, организовали хату-лабораторию. Практиканты жили у Василия на квартире, и вся работа хаты-лаборатории проводилась на дому. Для этого была приспособлена вторая половина квартиры. Прошло время, студенты уехали, и лаборатория закрылась.
С началом полевых работ открылись детские ясли и детская площадка. Анастасию назначили заведующей. Учителя Еремея Прокопьевича взяли в район на учительскую работу в среднюю школу. Проработал он до конца учебного года, затосковал сердешный и уехал на родину.
1934 год был годом урожайным. Колхоз «Доброволец», по сравнению с другими колхозами, выдал колхозникам по девять килограммов на трудодень. Хлебом засыпаны были все амбары, много зерна было на токах. На полях были неубраны рядки сжатой пшеницы.
Весной, готовя поля к пахоте, всё это сожгли. На току остался большой ворох овса, заваленный соломой, который тоже сожгли, а сколько осталось на токах вторых и третьих сортов, никто не считал. Всё это отразилось на снижении урожая и выдаче колхозникам зерна на трудодни.
В колхозе рабочей силы не хватало. В хлебоуборке принимали участие железнодорожные рабочие. По окончании уборки им давались справки о выработке трудодней. Рабочий день оценивался от одного до двух трудодней. Эти справки выдавали колхозные бригадиры.
Воспользовавшись случаем приезда переселенцев, бригадиры стали злоупотреблять своими полномочиями. Справки давали, кому следовало, кому и не следовало, приписывали количество трудодней. Справка бригадира являлась основным документом, подтверждающим работу рабочих в колхозе. При предъявлении таких справок кладовщик производил с ними расчёты, так как счетовод в колхозе этим не занимался.
«Наличие зерна в амбарах учитывалось «на глазок». Весов в колхозе не было. Кладовщик засыпал зерно в амбары, записывал на стене, что в такой-то секции засыпано столько-то мешков, а в такой – столько-то вёдер зерна. Все складские помещения были расположены в оградах колхозников. Один из амбаров, находящийся в ограде кладовщика, мне не показали. Там была засыпана школьная пшеница около 20 центнеров, и я её обнаружил только тогда, когда нужно было готовить амбары для нового урожая. Пшеница вся сопрела и сгнила, пришлось вывезти на свалку».
Посевную кампанию 1935 г. проводили ранним севом пшеницы. Таково было указание районного начальства. Земля ещё не освободилась полностью от снега, а сеяльщики вручную шли по полю, утопая по колено в грязи, рассеивая золотистое зерно пшеницы.
«Сей в грязь, будешь князь», – так говорили старики. Засеянные поля долго находились не забороненными. С боронами выезжать было нельзя, кони вязли по колено. В колхозе в то время был один колесный трактор, который являлся основной тягловой силой. На 700 гектаров посевной площади это была капля в море. Вся обработка была на лошадях, которых запрягали в плуги.
«Старый председатель колхоза был малограмотный и беспартийный. В связи с приездом переселенцев поставили вопрос об освобождении его от руководства и выборе председателя из новых колхозников.
Райком партии с целью создания в колхозе партийной организации прислал на должность председателя кандидата в члены партии Алексея Платонова.
После посевной кампании избрали новое руководство. Одновременно была создана партийно-кандидатская группа, секретарём которой была утверждена Анастасия».
Василий с утра, после разнарядки в конторе, запряг коня и отправился на объезд полей. Осмотрел одно поле, за логом второе. Направился в сторону Бажира.
Сверху сильно припекало. По еловым стволам с обрубленными сучьями ручьями стекала смола. Злые оводы жгли сквозь напотевшую рубашку, пот слепил глаза. Пыль била из-под копыт коня. Это на лесной-то дороге, где всегда: и летом, и осенью бредешь по колено в грязи.
Василий слез с коня и повел его в поводу. Он шел, склонив голову, вокруг лежали коренья и валежины. Он постоянно объезжал эти поля, и каждый раз мечтал о том, чтобы раскорчевать этот лес, отодвинуть тайгу, сжечь гнилые пни и валежник, а новые поля засеять пшеницей. Ему вспомнился тот день, когда он впервые по этой дороге объезжал сибирские просторы. Тогда его удивляло все: и размах полей, и бескрайние заросли тайги. Все есть в Сибири. Только не ленись, работай и будешь жить в достатке.
Василий присел на старый сосновый пень, на котором всегда отдыхают люди, проходящие этой дорогой. Снял с головы кепку, вытер разъеденное потом лицо.
Задумался. Дождей не было уже месяц. Ржаной и пшеничный колос наливался слабо. Только в низинах, где сохранился запас влаги, колосились хорошие хлеба. Что-то недоброе чувствовал он. Так и получилось.
Все лето была засуха, а осенью пошли непрерывные дожди. Урожай в том году на рожь и пшеницу не задался. Надежда районного начальства на сверхранний сев не оправдалась. С некоторых участков не получили даже семян того, что посеяли. Урожай овса получили неплохой, который немного выручил колхозников. При распределении урожая дали на трудодень по килограмму овса. Старые колхозники не расстроились, потому что у них были полные сусеки старой пшеницы. А вот у переселенцев запасов не было. Люди забеспокоились: «Как будем жить?» На овсе зиму не переживёшь. Началось паническое настроение, трудовая дисциплина в колхозе начала падать.
Некоторые переселенцы тайком, крадучись стали отправлять вещи обратно на родину, а сами уходили по ночам на другую станцию, там садились на поезд и уезжали. Вначале районные власти организовали засады, вплоть до железнодорожной милиции, с тем, чтобы задержать переселенцев, но это ни к чему не привело. И уже к концу 1937 г. из двенадцати переселенческих семей в колхозе «Доброволец» осталось всего две.
Начал задумываться об отъезде и Василий. Не то что не устраивала его колхозная жизнь, а тянула к себе родная земля Поволжья. Там, на берегах Усты и Ветлуги, прошло его детство, там он вырос, встретил свою любовь. Там остались его отец, братья и сестры. Своими сомнениями он поделился с женой.
Анастасия задумалась, она стояла у печи и жарила картошку на большой чугунной сковородке.
– Тоска, говоришь, напала?
– Да не то что тоска, по родине скучаю. Как там отец, братья, сестры?
Глаза жены с упреком посмотрели на него:
– У меня там тоже мама осталась.
– Ну, вот видишь. Приедем, вместе жить будем.
– Что толку метаться туда сюда? Везде хорошо, где нас нет, а как только мы приезжаем, так все сразу плохо становится. Тебе не нравится кладовщиком работать?
– Нравится.
– И мне секретарем нравится, что еще тебе надо? И колхозники нас уважают.
– Зимы больно суровые здесь, и снегу наметает под два метра.
Анастасия шумно вздохнула:
– Ну, смотри сам, ты хозяин, тебе и решать.
Сомнения уходили, и Василий в конце концов соглашался с доводами жены. Ужинал, читал газеты, уходил во двор, в огород или просто сидел на крыльце, любовался закатом, что он любил делать в минуты отдыха.
В 1938 г. колхоз дважды пополнялся рабочей силой. Это были переселенцы из Смоленской области, с Татарской республики, и все они не проживали одного года. Уезжали либо на родину, либо на производство в Иркутск или Красноярск.
В колхозе кладовщиком Василий проработал до начала 1936 года, а счетоводом работал молоденький мальчишка, не имея опыта счётной работы. Счётное дело в хозяйстве было запущено. Видя такое дело, бухгалтер МТС Петр Лисянский на общем колхозном собрании рекомендовал колхозникам поставить счетоводом Василия Замыслова.
Василий с интересом взялся за новую работу и счетоводство по простой системе усвоил хорошо. Годовой отчёт составил самостоятельно. Так счетоводом он проработал два года.
Летом Терентий прислал письмо сыну и пообещал приехать к ним в гости, посмотреть, как они там устроились в своей Сибири.
К приезду отца Василий попросил у Платонова лошадь и поехал в Залари встречать его. Семь километров от Заларей до Тунгуя прошли за разговорами.
– А что, реки хорошей у вас нема? – интересовался Терентий, оглядывая степные просторы.
– Не, такой реки, как Уста, здесь нет. Но далеко на севере, километров за сто, течет река Ангара. Огромной силы река, широкая, глубокая, как наша Волга, и рыбы в ней много водится. А у нас тут мелкие речушки бегут. Их перекрывают плотинами и получаются большие озера. Летом там люди купаются, отдыхают. Карасей рыбаки ловят.
