Я попытался не обращать на это внимания и продолжил движение к столику, за которым стояла парочка бомжеватых мужчин. Не то чтобы они выглядели лучше, чем другие. Остальные места были заняты. Первый — седой старик, похожий на Деда Мороза. Только немытого, без мешка с подарками, без обмундирования и без Снегурочки. Да и великой целью осчастливить всех детей он тоже не грезил… Не его уровень… Второй был чуть помоложе и менее бородатый, но такой же грязный и неопрятный.
— Будь осторожней с желаниями, — добил меня словами бармен, словно выстрелом в голову. — Они иногда сбываются в самый неподходящий момент.
Что-то показалось странным в его фразе… Но вот что?
Я обернулся, но он уже не обращал на меня внимания. Да и вообще, судя по виду, забыл о моем существовании. Сатир увлекся теперь перекладыванием чебуреков из одного подноса в другой. При этом он усиленно шевелил губами, изобразив на лице неподдельное трудолюбие.
Гениальное времяпрепровождение… Плюс сто пятьсот…
Единственное, что я теперь знал точно, это то, что если в мире и существует кровавый ад Сатаны, то он должен обязательно выглядеть именно так. Как объятая пламенем кухня за спиной бармена в этом злачном заведении. С черной копотью. Зловонной гарью. С чугунными чанами булькающего масла, кипящего со времен начала бытия. В них обжаривают грешников на пару с чебуреками. После чего скармливают их самим же нечестивцам, погрязшим в агонии вечных мук. А сам бы продавец там тоже без работы не остался. И должность бы получил не последнюю.
— Можно к вам присесть? Или, вернее, привстать, — спросил я у бомжей, подойдя поближе.
— Да, конечно, что мы, нелюди, разве, — разгребая завалы бутылок на столе, ответил мне «Дед Мороз». — Вставай, насколько хочешь и как тебе влезет!
Я сгрузил на столик поднос с так называемой едой и попытался успокоиться. Медленно и плавно задышал. Мысли о приводящем в бешенство Силби улетучивались. Мне почти удалось побороть волнение…
— Ответы в тебе, — монотонным голосом произнес второй мой компаньон в трапезе, который выглядел сейчас как философ в часы размышления.
— Что… Что вы сказали? — в крайней степени удивления спросил я его.
Пульс участился. Башенки спокойствия трещали по швам, потеряв прочный фундамент в болоте бессмыслицы. Вновь мне говорят про какие-то ответы в себе. Что за фигня творится?
— Я говорю: котлеты себе… Ну, эти… Которые в булочке с кунжутом… Не бери, когда в «McDonald» s» придешь. А лучше вообще не ходи. Ни к чему тебе чужеродная еда и питье, русской душе противное. До добра не доведет, поверь бродяге. Я много чего видел и пробовал. Тебе такое даже в страшном сне не приснится. А не хочешь мне верить, поверь Силби. Он много знает и всегда говорит правду. Конечно, когда хочет.
— А… Послышалось, видимо… И что с ними не так? Мне даже интересно.
— Интересно? Это хорошо… Была тут одна история пустяковая с моим закадычным другом. Ну, как с другом, со знакомым… Да и незнакомый он мне вовсе, так, бухали с ним до желтизны в глазах. Да еще по помойкам искали вещи несуществующие.
— Двигатель вечный, что ли, искали?
— Не-а, мы не по этой части. И вообще, не перебивай. В институте он работал. Мыслителем был когда-то давно, целую вечность назад. Хотя, может, всего и крошечку от нее… самую крохотулечку. Не туда уже понесло что-то… Неважно это совсем… Предыдущее все сотри без сожаления и пощады, да заново начнем.
— Что стереть?
— Ну, эти рассуждения из памяти сотри. Лишнее… У меня другая мысля зародилась.
Странный он все-таки. Такое впечатление складывается, что он на самом деле о себе рассказывает. Ладно, посмотрим, что дальше будет.
— Все сделано, учитель, слушаю и внимаю, — съязвил я, но бомж этого и не заметил.
«Философ» выловил из кучки мусора на столе грязный стакан с непонятной жидкостью, допил и с умным видом продолжил: — В тридевятом царстве, в тридесятом государстве жил-был молодец. Не мудр он был, но и не глуп. Не красавец, но и не чудище лесное безобразное. Не злой он был, но и добрым не назовешь. Обычный он был, такой же, как и все, нейтральный. И вот однажды под покровом ночи в полную луну пришла к молодцу величественная «черная вдова». Будем так величать эту мамзель, надо же ее хоть как-то называть. Сама-то она уже и не помнит, как имя ее звучало. Да оно и понятно, старенькая. Столько жизней прожить… Душа у «вдовы» была чернее черного, но тело молодое и красивое. Попросила его она о просьбе нелепой и несуразной. Хотя у каждого свои в голове рыжие тараканы шныряют.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Какие еще тараканы? — уточнил я, для того чтобы поддержать беседу.
— Тараканы? Да разные… У кого покрупнее, у кого помельче. Сказка не об этом, не перебивай… Но отказал ей молодец. Не буду, говорит, такими делишками гнусными заниматься. А она ему мешочком с золотыми звонкими трясет перед лицом тощим и посмеивается: «Будешь, куда ты денешься». На те деньги можно два раза по полцарства купить и еще бы на обмыть осталось. И сломалось что-то у «молодца» внутри, хрустнуло, как ветка на дереве вековом, внутри червями изъеденная. Сделал он гадость для нее, и отдала она ему обещанное…
— Причем тут котлеты, если не секрет, конечно? — перебил я увлеченного бомжа-мыслителя.
— Да что ты за кадр такой?! Все время перебиваешь. Слушай… Пропустишь самое важное, — одернул меня «Дед Мороз» и поднес немытый палец ко рту. Радует, что к своему.
— Истину глаголишь, Аркаша, — назидательным тоном сказал «философ». — Но ты на него не серчай. Зеленый он еще.
— Да вижу я, Василий Федорович, что он только с грядки «вылупился». Ему еще расти и расти…
— Я вам не мешаю меня обсуждать? — спросил я с иронией, стряхивая на тарелку укроп с чебурека.
— Не мешаешь, — ответил бомж по имени Василий. — Тьфу на тебя, весь настрой сбил… Салабон… Вот как мне теперь продолжать?
— Не обращай внимания, рассказывай, — приободрил напарник и похлопал его по плечу.
— Да-да! Не обращайте на меня внимания — продолжайте.
— Короче, пошел он в магазин, прикупил самый дорогой коньяк, который увидел. «Ненси Хо», что ли, назывался… В харчевне сандвич заморский взял. Он давно уже о нем мечтал. Год… Может, полтора стекла закусочной до блеска нализывал, что даже после него и не перемывали, — бормотал «философ», сглатывая обильную слюну.
Ну вот, наверное, до котлет добрались, уже вперед. Все-таки он про себя рассказывает, теперь я в этом уже не сомневаюсь. Конспиратор фигов!
— Дак вот… Устроился он, значит, на вымышленном троне поудобней и приговорил с ходу литрушку отвара божественного, в прикуску с чудом чужеземным. Дальше все как во тьме, ничего не помню. Вернее, знакомый не помнил…
— Я понял, что знакомый. Можно не уточнять.
— Только утром молодец узнал, что просьба «мамзели» вовсе и не такая уж и нелепая была. На самом деле, до мелочей продуманная. Он ведь оказался лишь снежинкой на айсберге, об который «Титаник» споткнулся и в морскую пучину ушел.
Хитросплетение его слов начинало меня напрягать. Нити связи со здравым смыслом ускользали из рук. Вроде он и не пил, но развозило его все больше.
— И?.. Котлеты-то причем? А вдова эта кто такая? Ничего не понял…
— Да что ты такой непонятливый! Ласты он склеил. Копыта отбросил. Душу господину отдал. Простите меня, конечно, многоуважаемый, но что вам больше нравится, то и выбирайте, — пробубнил «мыслитель» и уставился на меня не моргая.
— А с «черной вдовой» что случилось?
— Ничего не случилось. Живет-поживает, мед-пиво попивает, дальше гадости думает и козни строит. Но это другая сказка. Она еще не дописана, — закончил он и ткнул в чебурек грязным пальцем с кривым ногтем. — Будешь это жрать?
— Нет, это я для тебя купил. Так и знал, что понадобится. Сразу увидел, что ты голоден! — утопая в злости, бросил я.
— Хороший ты человек Во… ва… ве… — начал хвалить меня «философ», но вдруг ненадолго запнулся и глянул по сторонам. — Вовек тебя не забуду!
