в очереди? Китаянку из Амстердама, с розовыми волосами? Мы говорили о том, что люди стоят перед Поллоком на четвертом этаже минуту-другую и идут дальше. Но они же задерживаются тут и часами наблюдают за Мариной. Многие из нас приходят снова и снова. Взгляните-ка! — Она указала на толпу, стоявшую по периметру квадрата, и длинную очередь желающих занять место за столом. — Они приехали отовсюду. Из Лондона, Ирландии, Франции, Португалии, Египта, Израиля, Вены, Австралии. Они расходуют драгоценное время в Нью-Йорке на то, чтобы раз за разом возвращаться сюда. Я никогда не видела, чтобы кто-то тратил столько времени на разглядывание произведений искусства.
Левин кивнул.
— У нее усталый вид, правда? — спросила Джейн. — Полагаю, сотни глаз, смотрящих в твои глаза, вполне способны изнурить.
Марина выглядела особенно бледной, глаза покраснели, словно она заболевала. Кожа приобрела восковой оттенок. Атриум заполнила обеденная толпа. За стол сел очередной участник. У него была бритая голова и широкое, живое лицо.
— Зачем я здесь? — проговорила Джейн. — Думаю, мы по-прежнему стремимся получить ответ на этот вопрос. Может, именно для этого мы сюда и приходим. Может, нам кажется, что она знает ответ.
Левин взглянул на собеседницу и уже собирался было ответить, когда пышная юная особа в обтягивающей рубашке с узором из «огурцов», сидевшая по другую руку от него, спросила, словно требуя, чтобы он разрешил мелкий спор:
— Что вы в этом видите?
Левин пожал плечами:
— Много чего.
— Мне кажется, — сказала девушка, — она похожа на дерево, пустившее здесь корни. На серебристый эвкалипт.
— Типично девчоночье сравнение, — заявил сидевший рядом с ней молодой человек, ухмыляясь Левину.
— Ну а по-твоему, на какое дерево она смахивает? — спросила девушка своего спутника.
— Не знаю. На что-нибудь экзотическое. Скажем, баобаб.
— А по-вашему? — настаивала девушка, обращаясь к Левину и Джейн.
— О, быть может, на араукарию, — рассмеялась Джейн. — Арки?
— Я не разбираюсь в деревьях, — ответил он.
Молодые люди вернулись к своему разговору. Джейн умолкла, сосредоточившись на наблюдении за двумя людьми в центре атриума, которые разглядывали, точнее сказать, пили друг друга.
Левин подавил зевок. Он плохо спал. Проснулся посреди ночи, в пять минут второго, и уже не сумел заснуть. Поднялся, посмотрел серию «Клана Сопрано». Сделал вялую попытку помастурбировать, сидя на диване, но потом бросил это занятие. Казалось, оно требует слишком много усилий, и ему не хотелось вызывать для такой цели образ Лидии. В конце концов Арки надел наушники и отправился работать в студию. Проигрывал старые композиции, обдумывал концерт, который мог бы устроить однажды, представив лучшие свои сочинения. Размышлял, какой клуб снимет и кого из гостей пригласит.
Город, невзирая на поздний час, оживленно гудел. Племя ньюйоркцев прожигало жизнь. Стоя у окна, Левин ощущал покатость мира и надеялся, что кто-нибудь бросит ему веревку и втащит его наверх.
Неделю назад он побывал у врача, и ему выдали крем от сыпи на руке. Это был не их семейный терапевт доктор Капелус, а его заместитель на время отпуска. Он предложил сделать обычные анализы крови и мочи, просто на всякий случай. Когда пришли результаты, оказалось, что у Левина повышен холестерин, однако в пределах возрастной нормы. Никакого лечения не требовалось. Почки функционировали хорошо. Давление сто тридцать на восемьдесят, пульс семьдесят четыре. Все отлично. «От бессонницы помогают физические упражнения, — заметил врач. — Потливость может вызваться кофеином. Но в жизни много опасностей, подстерегающих мужчин старше пятидесяти. Самая коварная из них — стресс. Физическая активность — ваш лучший друг. Кроме того, это поможет держать в норме вес. И не увлекайтесь мороженым. Вы плаваете, играете в теннис, ездите на велосипеде?» — «Да, играю в теннис», — ответил Левин, вспомнив о предложении Хэла возобновить их летние матчи.
Врач посоветовал снизить потребление кофе. Или вообще отказаться от него месяца на полтора и посмотреть, поможет ли это восстановить сон. «Возможно, метаболизм стимулируют какие-то продукты? — поинтересовался доктор. — Едите слишком много красного мяса? Пьете мало воды в течение дня?»
Левин вот уже четыре дня обходился без кофе, но ничего не изменилось. Даже головная боль не прошла. И он по-прежнему просыпался по ночам. Он сказал Джейн:
— Вчера вечером я следил за новостной строкой, бегущей по экрану. Прочитал: «Мужчина, отправившийся купаться ночью, был найден туристами». Я не сразу понял, что пропустил последнее слово. На самом деле там было написано: «Мужчина, отправившийся купаться ночью, был найден туристами мертвым». Одно слово — и какая разница!
— Особенно для мужчины, — заметила Джейн.
Особенно для мужчины. Левин всю жизнь гадал, что его убьет. Роковая случайность? Или затяжная мучительная болезнь? Его тревожило, что он начинает все забывать. Заходит за чем-нибудь в спальню и не помнит, за чем именно. Отправляется на рынок, твердо зная, что ему нужно, и ловит себя на том, что бессмысленно пялится на прилавки. У него стало уходить больше времени на то, чтобы вспомнить названия фильмов, актеров и даже композиторов. Иногда нужное имя всплывало в памяти лишь назавтра и даже несколько дней спустя. К тому времени Левин уже успевал забыть, почему его мозг так настойчиво доискивался этого.
— По-моему, мы бы стали терпимее, — сказала Джейн. — Если бы чаще это делали. Вообразите, если бы в арабских странах, в Африке и даже у нас, в Америке, мужья и жены ежедневно смотрели друг другу в глаза. Или солдаты. Дети и учителя. Главы правительств. Возможно, было бы неплохо попрактиковаться на посторонних, прежде чем пробовать с кем-то очень близким… — Она рассмеялась. — В самом деле, вы только вообразите!
Левин думал о своем саундтреке к «Каве». Первую тему он назвал «Пробуждение». Зимний король встретил молодую женщину, живущую в лесу. Заколдованную женщину. Она прожила в чаще лет сто, а то и больше (в конце концов, это ведь сказка). Они полюбили друг друга, и у них родился ребенок. Но его появление на свет сделало женщину невероятно одинокой. Левин не знал, как подступиться к этому куску. Все, что он пробовал, казалось банальным.
В часы бодрствования между полуночью и рассветом ему казалось, что он нащупывает речной брод, идеально ровную дорожку из гладких камней, которая благополучно выведет его на другой берег. Река не проявляла ни доброты, ни благожелательности. А иногда вокруг был лед, и Левин замерзал. Лес был смертью, которая заросла жизнью. В те отчаянные часы, когда Левин понимал, что одинок как никогда в жизни, он был уверен, что потеряет из виду тропку, с которой сбился, и уже не сумеет отыскать среди деревьев обратную дорогу. Ни в пять минут второго, ни в семнадцать минут четвертого,
