Но нет, начальник рекомендовал оставить его в городе. Еще тогда у Синегорова остался неприятный осадок от этого разговора, личного дела, фотографии толстомордого с наглым взглядом Жабского. Позвонив начальнику УБЭП Сибирской области и услышав нелицеприятную характеристику протеже, Андреев решил, что такого кадра надо держать в жестких руках.
Но все было решено без Синегорова. По приезде Жабский был сразу назначен на должность начальника ОБЭП городского УВД и сразу же начал заниматься пушниной. Потерпев здесь фиаско, переключился на магазины, рынки и шашлычные. Работа городского ОБЭП через месяц была полностью парализована, и Синегоров, предприняв две безуспешные попытки нормализовать работу этого подразделения, плюнул и отступился. Вместе с Синегоровым в УБОП перешли его сотрудники Фирсов и Панченко. Буквально за месяц отдел полностью рассыпался. Кто ушел в налоговую полицию, кто в другой отдел, кто на гражданку. В основном из-за того, что не хотели работать под руководством Жабского. Как по мановению волшебной палочки отдел сразу перестали критиковать и поносить на всех уровнях.
А Синегоров через полтора-два месяца полностью освоился на новом месте и с удовольствием занялся оперативной работой.
* * *
В дверь постучали, и в кабинет несмело вошел предприниматель Кошкин Григорий Иванович, Синегоров познакомился с ним недавно и по укоренившейся привычке быстро выяснил всю подноготную не очень удачливого бизнесмена.
— Заходи, заходи, Григорий Иванович.
— Добрый день, Дмитрий Матвеевич, шел вот мимо да решил заглянуть.
— Правильно решил. Чай будешь?
— Да нет, спасибо, я чай не пью.
— А что? Только водку?
— Вообще-то пиво уважаю.
— Чего нет, того нет, в рабочее время сам знаешь.
— В кино же показывают, то коньяк, то водку из сейфа достают.
— В кино еще кое-что показывают, к примеру, как прокурор в засаде сидит или преследует бандита.
Еще минут двадцать Синегоров объяснял, кто чем должен заниматься. Незаметно разговор перешел на взятки. Матвеич рассказал старую байку об остроумном чиновнике, изобретшем оригинальный способ передачи взятки. Суть была в том, что чиновник и человек, дававший взятку, пришли вечером в заброшенный угол старого парка, разделись до трусов, забрались на два близстоящих дерева и стали раскачиваться. Когда деревья сблизились, деньги перешли из рук в руки. Но получив взятку, чиновник фактически не смог выполнить что требовалось, и в конце концов дело дошло до суда. Чиновник успел всех предупредить, что гражданин, мягко говоря, не в своем уме и порой несет такую околесицу… И когда взяткодатель стал рассказывать, как он передавал взятку, судья с трудом смог установить тишину в зале. «Вот видите, что я говорил», — покачал головой чиновник, и был полностью оправдан.
Кошкин долго смеялся, а потом поведал свою историю, из-за чего он, собственно, пришел. Арендовал он небольшую комнату для своей конторы (офиса, как все нынче говорят) в одном государственном учреждении и платил сравнительно небольшую арендную плату. Но помимо этой суммы приходилось платить еще директору учреждения полторы тысячи рублей в месяц. Полгода Кошкин исправно платил дань, но несколько дней назад директор потребовал уже две тысячи. Дела у коммерсанта шли очень плохо, и две тысячи было для него чересчур.
— Ты мне голову не морочь, директор-миректор, — выслушав, сказал Синегоров, — фамилию говори, что ты как девица смущаешься. Я же знаю, где ты арендуешь помещение. Похоронное бюро. Так ведь?
— Так, — кивнул головой Кошкин.
— А фамилия директора Зваричук, — продолжил Синегоров.
— Да.
— Ты же фактически сделал заявление о вымогательстве и даче взяток. Я — лицо официальное и к тому же нахожусь в служебном кабинете. Что я обязан сделать? Принять заявление, зарегистрировать его и провести проверку. Вот так. На бумагу, ручку и пиши заяву.
— Да как я? Вот так сразу. Может, с ним поговорите? — засмущался Кошкин.
— Ни хрена себе «поговорите». Ты куда пришел? Может, и тебя привлечь к уголовной ответственности? За дачу взятки.
Кошкин, видимо, не ожидал такого поворота и растерянно мял в руках шапку. Синегоров положил перед ним чистый лист бумаги, ручку:
— Пиши!
— А что писать-то? — взяв ручку, спросил Григорий Иванович.
— Как было, так и пиши по порядку: кому, когда, сколько, за что, кто об этом знает. Давай-давай. Сказал «а», говори «б».
Тяжело вздыхая, Кошкин подсел ближе к столу и, подумав, вывел: «Заявление». Через полчаса, исписав лист с двух сторон, протянул его Синегорову. Тот взял его, внимательно прочитал, пробормотал «Зер гут» и вернул Кошкину:
— Допиши, что предупрежден об уголовной ответственности за заведомо ложный донос, распишись и поставь дату.
Кошкин дописал, расписался и облегченно вздохнул:
— Ну, все!
Синегоров усмехнулся: «Все. Это только начало». И вслух произнес:
— Не кажи гоп, пока не перескочишь. Деньги есть?
— Сколько?
— Как это сколько. Две тысячи.
— Да вот как раз приготовил, чтобы отдать.
— Вот и отдашь, — заулыбался Матвеич.
Сняв трубку, он переговорил с молодым опером Засько, чтобы тот срочно привел двух понятых. Минут через 20 шустрый Засько привел в кабинет двух студентов из близрасположенного лицея. Синегоров достал спецкарандаш и на каждой купюре написал; «Взятка. УБОП». Затем осветил их специальным фонариком, чтобы понятые могли прочитать. Те прочитали, а потом расписались в акте. Кошкин, сокрушенно вздыхая, также подписал все акты и укоризненно поглядывал на Синегорова. Но тот, не обращая на него внимания, готовил группу захвата, технику, отдал заявление на регистрацию. Колесо завертелось, и от Кошкина уже ничего не зависело. Минут через сорок группа вместе с понятыми выехала на место. Возле здания по улице Якутской, первый этаж которого занимало бюро похоронного обслуживания, Синегоров еще раз проинструктировал всех, включил магнитофон и отправил Кошкина вручать взятку директору. Вся группа расположилась кто в фойе, кто в магазине, а Синегоров неторопливо пошел по длинному коридору в направлении директорского кабинета.
«Надо будет потом со всеми поработать, сколько тут помещений арендуют, и парикмахерская, и магазин, и мастерская. Сколько же он имеет со всех?» — не сводя глаз с кабинета директора, думал Синегоров.
Но вот дверь открылась, и оттуда вышел Кошкин, на ходу чуть приметно кивнул головой. Матвеич, дав по радиостанции сигнал «Пошли!», стремительно ринулся в кабинет, следом за ним Засько, Сорокин и понятые. В дверях Синегоров чуть не столкнулся с высоким представительным мужчиной.
— Гражданин Зваричук?
— Да-а, а вы кто?
На ходу вынимая удостоверение, Синегоров представился и теснил мужчину к столу. Не давая опомниться, сказал;
— Вы сейчас получили деньги, где они?
Зваричук, недоуменно пожимая плечами, спросил:
— Вы что, думаете, что я получил взятку?
— А вы что думаете? — переспросил его Засько.
Зваричук выдвинул ящик стола, достал оттуда деньги:
— Вот деньги. Мне сегодня долг отдали.
Синегоров пригласил понятых поближе и осветил фонариком купюры. На каждой четко зеленым светом выделилось: «Взятка. УБОП». Сорокин все фиксировал на видеопленку.
— А теперь что скажете, Василий Федорович? — спросил Синегоров. — У нас ведь и соответствующее заявление имеется.
Зваричук вздохнул:
— Ну что делать? Отвечать буду, ведь знал, что продадут. Арестуете меня?
— А как вы думаете?
На этом операция «Харон» в основном завершилась.
«Муха-муха-потаскуха»
Быстро, как всегда, проведя оперативку, Синегоров отпустил всех по рабочим местам. Переговариваясь вполголоса, оперативники вышли из кабинета начальника отдела. Спохватившись, Синегоров попросил остаться Столбовского. Тяжело вздохнув, тот опустился на стул и вопросительно посмотрел на начальника:
— Слушаю вас.
— Это я тебя слушаю, Александр, — парировал Синегоров.
— А что я? Работаю как все вроде бы.
— Вот именно, вроде бы. Когда дело будет?
— Да, понимаете, немного не срастается. Может, где-то в конце недели.
— Ты меня уже второй месяц завтраками кормишь. В отпуск не пойдешь, пока дело не сдашь. Понятно?
— Дмитрий Матвеевич, я же говорил, что не от меня теперь зависит.
— А от кого? От меня, что ли? Или от генерала? В чем сложность?
Столбовский обиженно посмотрел на Синегорова и промолчал.
— Так в чем сложность, объясни, — настаивал тот.
— Я все сделаю, не подведу.
— Посмотрим. Давай работай. В конце недели доложишь.
Столбовский встал и очень быстро вышел из кабинета. Оставшись один, Синегоров улыбнулся: «Хороший опер, но иногда надо подталкивать и настраивать».
