Сидячие места в транспорте вообще-то уступать не принято — разве что беременным и инвалидам. Наверно, потому, что и предложение чужому человеку нагретого тобой сиденья — тоже как бы слишком интимный акт, вторжение в частную сферу. Ну, или что вот вы, например, подумаете о такой ситуации: человек в поезде вышел в туалет, оставив газету и куртку на сиденье. Возвращается и видит, что куртка зашвырнута на полочку над головой, на сиденье же сидит чужой дед и читает его газету! Причем тут же понимает, что пришел владелец газеты и куртки, извиняется, вскакивает, предлагает занять законное место. Но старика заставлять стоять неудобно, приходится самому дальше ехать стоя. Но главное во всей этой ситуации другое. Сидящая рядом женщина густо краснеет. Она явно очень смущена. После долгих колебаний она решается и тихонечко рассказывает, что старик, оказывается, осведомлялся у нее, не занято ли место. Но она не решилась ответить категорически. «Знаете, одна из этих неловких ситуаций…» Что — неловких, почему — неловких? Почему не объявить на весь поезд, как сделали бы в России: «Да сидел тут один, в сортир, небось, двинул».
Эксцентрика же иногда граничит с безумием. Вот на днях ехала семья — он, она и двое детишек лет по восемь-десять. Он — образцовый отец, всю дорогу рассказывал детям какие-то забавные, но поучительные истории, загадывал загадки. Периодически вскакивал со своего места, бегал в буфет и в туалет — в носках, без ботинок. Эксцентрично, но в меру. Никто никакого внимания не обращает. Подумаешь, тут и чемоданы на голове носят, и волосы сплетают в невозможные косы, и даже могут надеть сверху пиджак с галстуком, а снизу — шорты и еще бог знает что. (Одно только считается совершенно неприличным — сочетать носки с открытыми сандалиями, вот этого никак нельзя.) Но вот семейство прибыло на станцию назначения — город Тонбридж. Вышли все вчетвером на платформу и провожают отъезжающий поезд почему-то. Отец стоит босиком, хотя на улице холодно, ноябрь. Улыбаются радостно, машут прощально руками и что-то кричат хором. Прислушался: оказывается, «Bye-bye, shoes!» кричат. Разонравившаяся главе семейства обувь аккуратно завернута сначала в газету, потом в полиэтиленовый пакет и положена на ту же полочку над головами пассажиров. «Прощайте, ботинки, счастливого пути!»
Настя посмеялась.
— Еще что-нибудь в таком духе расскажи. Сталкивался ты с ними, с такими вот чокнутыми? Каковы они с близкого расстояния?
О, это была одна из любимых Сашковых тем. Но на секунду он запнулся, посмотрел на свою «новую русскую» с некоторым сомнением…
Проблема была в том, что в большинстве случаев соотечественники не могли понять суть института эксцентриков. Считали, что речь идет об обыкновенных сумасшедших, не очень буйных и опасных и потому, может быть, не нуждающихся в госпитализации, но все равно — «психических». Готовы были над ними посмеяться. И все. Попытки объяснить им, что это вовсе не чисто медицинский вопрос, как правило, заканчивались неудачей. Вот и сейчас Сашок колебался. Стоит ли? И все-таки решился.
— Понимаете, Анастасия, — сказал он, — все это не так просто, как кажется… Они совсем не обязательно, как вы выражаетесь, чокнутые. Ну, разве что совсем чуть-чуть. Странные люди, это да. Необыкновенные. Недюжинные. Иные, чем банальное большинство. Большой вопрос: почему именно в Англии их так много и почему они пользуются тут таким уважением, как нигде в мире.
Настя смотрела на него с явным недоумением. «Эх, не надо было начинать… но теперь уже поздно», — подумал Сашок и с головой нырнул в любимую тему.
— Знаете, Настя, отчего их так много в Англии — это тайна. Всякие существуют объяснения. И на географию кивают — острова, как-никак! — и на климат, на туманы и все такое, и на плавильный котел, в котором англичане выплавились. В них ведь столько разных генетических кодов сошлось — и кельтов, и германцев, и скандинавов-викингов, и норманнов. Англичане — это та еще смесь…
Но, так или иначе, а эксцентрики здесь почитаются. Ими гордятся. Местные газеты с восторгом расписывают всякие традиционные дикие турниры типа заплыва в густой болотной грязи или чемпионата мира по борьбе большими пальцами ног. Премии получает человек, построивший катамаран и автомобиль из плетеного дерева, и много других странных, диких вещей, имеющих якобы, тем не менее, некое практическое применение. Непонятно, насколько необходимых, но оригинальных, на грани безумия… Но еще раз подчеркну — именно на грани, а не за ней!
Есть еще «Том-Леопард», самый татуированный человек в мире, его тело так густо-густо покрыто наколками, что они сливаются в пятна. Причем, потратив целое состояние на эти татуировки, он спрятался от мира, превратился в отшельника и скрывается на каких-то необитаемых шотландских островах. Пресса пишет о нем с большим уважением и даже с восхищением… Причем, обратите, Настя, внимание: настоящий эксцентрик не станет особенно задумываться над своим поведением, он не видит в нем ничего исключительно странного, он считает его вполне нормальным. Он не желает, чтобы его считали уродом или психопатом каким-нибудь. Понимаете? Это не эпатаж! Не кривляние, не оригинальничание… Есть, конечно, среди них притворщики, фальшивки, эрзац-эксцентрики… Но их обычно довольно быстро разоблачают — самозванцев этих…
А истинные эксцентрики не стесняются своих импульсов, дают им волю, не беспокоясь о том, что могут подумать окружающие. Такая полная внутренняя свобода. Но в этом есть и большой социальный смысл. Эксцентрики помогают обществу — они испытывает границу возможного, бьются в нее, как в стенку головой, и пытаются сдвинуть. И иногда им это удается — подвинуть эту стенку. Даже если это подвижка на миллиметр — в масштабах истории оно дорогого стоит!
Тут Сашок заметил наконец, что его заумные речи окончательно утомили Анастасию. Настолько, что она уже и глаза закрыла, и спать, кажется, приготовилась.
«Ой-ой-ой, — подумал он. — Надо срочно оживить рассказ чем-нибудь таким… более веселым и легким».
— Эксцентрики встречаются здесь повсюду, а не только в газетных репортажах. Да вот, Настя, возьмите хоть бы мой Фолкстон. Во-первых, ходит у нас по городу один парень, я с ним знаком слегка, в женской шубе и в турецкой феске. Это, говорит он, для смеха делается. Но все привыкли, уже и не смеются. Вроде как норма… почти.
А еще есть такая тетенька, очень готическая… Лицо замазано белым гримом, губы ярко-красные и глаза страшные, черные нарисованы… на голове какой-то неописуемый убор, а черное глухое платье расшито узорами, и на нем десятки колокольчиков болтаются, бубенчики звенят, когда тетя по городу передвигается. Я сталкиваюсь с ней чуть ли не ежедневно, и вот не знаю, здороваться с ней или нет.
— Небось на учете состоит в соответствующем диспансере, — фыркнула Анастасия.
— Совсем даже не обязательно! — пылко возразил Сашок. И опять принялся за свое безнадежное занятие — объяснять.
Некоторые, говорил Сашок, выражают беспокойство по тому поводу, что число эксцентриков несколько снизилось. А ведь без них Англия перестанет быть сама собой! Каждый подлинный джентльмен хоть немножко, но эксцентрик. Из эксцентризма проистекает и замечательный абсурдный английский юмор, который в последнее время победоносно шествует по миру. Раньше человечество склонялось перед Британской империей, а теперь — перед английским юмором. Еще Карамзин угадал связь между эксцентризмом и свободой, писал, что англичане имеют «страсть к дуракавалянию» и ни перед кем не желают давать отчет в этом своем поведении.
Разве не интересно: такая серьезная и важная торговая нация, морей владычица и вдруг — дуракаваляние, чуть ли не детское.
Великий проповедник свобод середины XIX века Джон Стюарт Милль был уверен, что снижение числа эксцентриков в обществе усилит страсть англичан к прецеденту, обычаю, традиции, может остановить процесс обновления. А ведь суть английского рецепта именно в переменах без революций и потрясений, а для этого общество должно уметь непрерывно обновляться, находить и принимать инновации. Без эксцентриков это перестанет получаться. Страна начнет погружаться в топкое болото. Милль даже вывел некий закон: «Количество эксцентричности в обществе пропорционально количеству одаренности, умственной силы и отваги, которым данное общество располагает», ну и наоборот, соответственно.
Поэтому, Настя, когда вы видите джентльмена в пиджаке и галстуке, но в шортах и сандалиях на босу ногу, помните, это представитель важнейшего национального института.
Анастасия подумала-подумала и сказала:
— Да ладно тебе, психи и есть психи, а базу любую можно подвести… Ты мне лучше расскажи, каково это с англичанкой жить?
— Как жить, как жить…
Сашок хотел было отказаться обсуждать столь интимную тему. Но потом почему-то решил облегчить душу и исповедаться. Сказал:
