— О! — Кристабель наконец-то решилась сесть за стол. Если Берн настроен так серьезно, что отказывается от вина, то, очевидно, не собирается соблазнять ее прямо сейчас. Она сняла карту, вернула ему колоду и стала с интересом наблюдать, как он сдает для двоих. — Как же мы будем играть, раз нас всего двое?
— Мы будем играть в «вист для двоих». В нем другая стратегия, но я постараюсь научить вас правильно пользоваться козырями. Сегодня это было вашим самым слабым местом.
— Понятно. — Кристабель вдруг почувствовала странное разочарование, поняв, что сейчас Берна интересуют исключительно карты. Но она же и не хотела, чтобы он соблазнял ее. Нисколько не хотела.
— Несколько первых партий мы сыграем без счета, и после каждого хода я буду объяснять вам, как надо было поступить. Когда вы освоитесь, мы сыграем настоящую игру с настоящими ставками.
Кристабель согласно кивнула. Сдав по тринадцать карт, Берн отложил колоду, предварительно открыв верхнюю карту.
— Так вот, в «висте для двоих»…
Весь следующий час он говорил только об игре. И постоянно выигрывал. Кристабель быстро разобралась в правилах, но никак не могла выиграть. Каждый раз, когда ей казалось, что победа близка, Берн открывал карту, о существовании которой Кристабель совершенно забыла. А он, в свою очередь, мог с точностью сказать, какие карты у нее сейчас на руках. Это выводило Кристабель из себя. Очень неприятно было проигрывать леди Дженнифер, и совершенно невыносимо — Берну. И она даже не могла заявить, что виновата обстановка: Берн не позволял себе ни шуток, ни чересчур личных вопросов, ничего, кроме деловитых объяснений ошибок, которые совершала Кристабель.
Проиграв четвертую партию, она хотела только одного — стереть издевательски-спокойное выражение с лица Берна. Посредине пятой партии, еще раз проверив свои карты, Кристабель гордо выложила на стол пикового туза.
— Я же говорил вам никогда не заходить с туза, — недовольно заметил Берн.
Кристабель упрямо вздернула подбородок:
— Да, если у меня нет короля.
— А козырей у вас много?
Черт, об этом правиле она забыла!
— Нет, — растерянно проговорила Кристабель. Берн покрыл ее туза двойкой и забрал взятку.
— Козыри — это главное в висте, Кристабель. Как вы думаете, сколько их у меня сейчас?
— Два, — огрызнулась Кристабель. Берн удивленно поднял бровь:
— Вы злитесь?
— Конечно, злюсь. Я проигрываю. Опять.
— Нельзя злиться на проигрыш.
— Почему это? — с вызовом спросила Кристабель.
— Потому что гнев мешает думать, а играть, не думая, непростительно. В висте значение имеют только карты.
Как он может быть таким рассудительным? Это действует на нервы.
— Вам надо написать книгу «Советы мистера Берна для начинающих игроков. Вист без выпивки, без эмоций и без удовольствия».
— Я добился того, что имею, не потому, что играл ради удовольствия. — Берн неторопливо сортировал свои карты. — И у Стокли играют не для этого. Там все относятся к висту очень серьезно. Значит, и вы должны стать серьезной, особенно если хотите выиграть у леди Дженнифер.
Упоминание об Элеоноре сработало, и Кристабель послушно пробурчала:
— Хорошо.
— Кстати, глубокие вдохи и медленные выдохи помогают успокоиться. Попробуйте.
Чувствуя себя довольно глупо, Кристабель несколько раз глубоко вдохнула и с удивлением обнаружила, что последние признаки раздражения испарились.
— Хорошо, — сказал Берн. — Теперь сосредоточьтесь. Вспомните, какие карты уже вышли и какие я брал.
— Вспомнила. — Кристабель мысленно восстановила всю партию.
— Сколько у меня осталось козырей? Поколебавшись, Кристабель несмело предположила:
— Пять?
— Шесть. Но догадка хорошая. — Берн взглянул на свои оставшиеся восемь карт, выбрал одну и бросил ее на стол. Это не был козырь. — Три козыря я забрал вначале, один из них отдал позже, значит, остается два, о которых вы…
— Понятно, — прервала его Кристабель. Она внимательно вглядывалась в свои карты. — Как вам удается помнить каждый ход?
— Это необходимо, если хочешь выигрывать в вист.
— Вы, наверное, любили математику в школе, — пробормотала Кристабель.
— Я никогда не учился в школе, — ответил Берн, не поднимая глаз от карт.
В его тоне Кристабель послышалась горечь, которая больно уколола ее в сердце.
— Никогда? Даже до того, как ваша мать…
— …перестала получать от Принни свою ежегодную ренту? Нет, даже тогда.
— Какую ренту?
Лицо Берна стало жестким.
— Я думал, Кэтрин и Регина рассказали вам… Очевидно, нет, — прервал он себя. — Не важно.
— Расскажите. Я хочу знать. Я думала, ваша мать была просто…
— …шлюхой?
— Нет! Конечно, нет. — Вот наконец-то и он перестал быть спокойным. — Но понимаете… были разговоры… Я слышала, что это была только короткая связь. Что ваша мать не была настоящей любовницей Принни.
— Это то, что он говорит. Так ему легче объяснять свое обращение с ней. Просто маленькая актриса, подрабатывающая проституцией. Обычная шлюха, с которой можно развлечься, а потом про нее забыть. Я хотя бы не оставляю своих бывших любовниц без средств к существованию.
Кристабель выложила на стол карту и парировала:
— Потому что вы берете в любовницы только замужних женщин.
— Вот именно. Их мужья содержат их, а если у нас родится ребенок, они признают его своим. Я не хочу, чтобы мои незаконные отпрыски голодали и… — Берн выругался и швырнул на стол карту. — Играйте.
Кристабель не двигалась.
— Расскажите мне про ренту, Берн.
— Хорошо. — Гэвин сверкнул глазами. — Вы хотите знать правду о своем любимом принце? Принни пообещал моей матери, что будет выплачивать ей ежегодное содержание, если она публично объявит, что я не его сын. Она согласилась, наивная дурочка, решив, что деньги принесут мне больше пользы, чем родство с королевской семьей. — Берн горько рассмеялся. — Деньги очень скоро перестали поступать. Когда Принни решился на тайный брак с миссис Фицгерберт, она потребовала, чтобы он оставил всех своих любовниц.
— Нельзя обвинять ее за это, — решительно заявила Кристабель. Она всего один раз видела миссис Фицгерберт, когда была еще ребенком, но эта встреча навсегда запечатлелась в ее памяти. Никогда Кристабель не встречала женщин благороднее миссис Фицгерберт.
— Я и не обвиняю ее. Я обвиняю его. Расстаться с любовницей — не значит оставить ее без средств. Сначала Принни благоразумно дождался, пока моя мать объявит, что я не его сын, а потом прекратил выплачивать ренту. — Один из мускулов мелко дрожал на щеке Берна. — После этого достаточно было пары нечаянно оброненных им фраз, чтобы все поверили, будто я — отпрыск одного из многочисленных клиентов матери. Она потеряла работу, а Принни было на это наплевать. Подонок.
