Вечером обстановка изменилась. Анюта пришла в себя. Зрачки были неестественно расширены, чувствовалось ее плохое настроение и внутреннее напряжение. Глаза слезились. Предложение немного поесть вызвало у нее приступ тошноты. Наступала ночь. Как она прошла — передать тяжело. Дочь не могла уснуть — не спали и мы. Попытки поговорить с ней наталкивались на неприступную стену. Ни о чем, кроме дозы, она не желала говорить.
— Она просила дозу?
— Да, повторяла все время — как ей плохо, что она не выдержит таких мук. Просила немного подлечить ее — достать, она скажет где, немного наркотика. Это будет в последний раз. Татьяна предлагала успокоительные уколы, которые помогут. Но Анюта наотрез отказывалась. Говорила — вам никогда не понять, что это! Не понять, как мне плохо. Ну, дорогие мои, мамочка, папочка, ну помогите мне, пожалуйста, я же у вас одна, нельзя вот так резко бросать. Нужно прекращать постепенно, с каждым разом уменьшая дозу, ну пожалуйста, родные мои. Всего лишь одну небольшую дозу. Но идти на поводу ее просьб означало — самим подтолкнуть к гибели. Поэтому на все просьбы мы с Татьяной ответили отказом. Анюта преобразилась — перекошенное лицо с огромными зрачками, вся потная, руки трясутся. Ну, мол, суки, или дайте дозу, или я перережу себе вены! Дальше — больше. Где-то на второй день к потливости и бессоннице добавились еще боли в мышцах спины и ног. Ее просьбы дать наркотика, сопровождаемые угрозами и оскорблениями, выводили меня из себя. С Татьяной тоже произошли изменения — она вдруг постарела, морщинки, еще совсем недавно почти незаметные, отчетливо проступали на ее изможденном лице. Какую тяжкую муку она несла в себе, Феликс! Такого и врагу не пожелаешь. Анюта по-прежнему не могла спать, иногда, буквально на минуты, забывалась, но тут же вставала. Ей и сидеть было невмоготу — так и металась по комнате, из угла в угол, держа меня в постоянной готовности предотвратить ее возможные поступки. Металась и просила. Нашим единственным союзником в этой борьбе было время.
Прошла неделя, жуткая, почти бессонная, полная постоянного напряжения. Наконец Анюте стало немного получше, хотя и жаловалась она на общую слабость, бессонницу и боли в мышцах и суставах, но дело явно шло на поправку. Анюта стала более общительна с нами, дозу больше не просила. Так что первую битву мы выиграли. Сделали все, что было в наших силах. Теперь дальнейшая судьба Анюты зависела от нее самой. Мне казалось, что после таких страданий человек разумный и близко не прикоснется к наркотику. Но я вновь и вновь ошибался. Оказывается, уже через пару месяцев наркоман может вновь «слететь с катушек». Что и было в ближайшем будущем ярко доказано на конкретном примере.
— Анюта вновь стала употреблять наркоту?
— Да. И на этот раз все происходило намного сложнее и трагичнее. Относительно спокойный период нашей, теперь уже другой жизни, продолжался где-то месяц. Внешнее напряженное успокоение больше походило на затишье перед катастрофой. Татьяна сильно изменилась внутренне, да и внешне. Она все больше молчала, разговаривала только по необходимости. Однажды я поймал себя на мысли, что каждый из нас ушел в свой внутренний мир. Ожидание нового удара окружало нас невидимой аурой. Я знал, как бороться с наркодельцами, но был беспомощен против самого наркотика. Между тем Анюта возобновила посещения школы, но там, по словам учителей и одноклассников, той же Ирины, ее просто не узнавали. Раньше всегда обходительная, общительная, жизнерадостная, дочь стала обидчивой, замкнутой, раздражительной. Держала всех своих бывших подружек на расстоянии. Отсидит в школе и под нашим присмотром — домой, закроется у себя в комнате, врубит музыку, ляжет на софу и молча смотрит в потолок.
Так продолжалось день за днем, внешне все благопристойно, а внутренне…
— А вы не пытались куда-нибудь уехать? На время сменить обстановку? Например, в санаторий или просто так — дикарями?
— Была такая мысль, но Татьяна брала свой отпуск как раз во время кризиса, да и мне пользоваться лишний раз благосклонностью Зотова было неудобно. У нас еще есть водка?
— Есть немного.
— Налей — хочу выпить.
Феликс налил рюмку, протянул Виктору. Сам пить не стал. После выпитого спиртного Виктор молча покурил и продолжил:
— В общем, не буду останавливаться на тяжком периоде ожидания, а перейду сразу к главному. Где-то через месяц Татьяна вновь заметила у Анюты изменения в глазах. На этот раз зрачки были узкими, как игольное ушко, а настроение приподнятое. Татьяна отвела дочь в ванную комнату. Признаков уколов не было. Но колоться и не обязательно. Наркоманы очень изобретательны, они могут как колоть героин, так и нюхать его, в конце концов, просто курить анашу. Так что отсутствие следов от уколов ни о чем не говорило. Симптомы-то прежние, их не спрячешь. Что было делать? Вновь закрывать Анюту? Но так она из школы вылетит — как оправдать ее пропуски? Вновь длительные беседы, внушения, просьбы. На этот раз тактика Анюты была иной — она не огрызалась, не срывалась на истерику. Просто спокойно отказывалась, даже с обидой воспринимала наши подозрения. Дочь приводила убедительный аргумент. После того, мол, что она пережила, после такой ломки и мучений, неужели она вновь опустится до наркотиков? Узкие зрачки! Разве это говорит только о наркомании? Разве нет других причин? Честно говоря, хотелось ей верить, я уже устал от этой напряженной обстановки и подумал, что даже если дочь и принимает что-то полегче героина, то, может, и на самом деле таким путем — от тяжелого к более легкому, она избавится от зависимости. Разумом я понимал, что это иллюзия, но я устал, я искал успокоение и находил его в такой вот утопии. Ты понимаешь меня?
— Понимаю, — ответил Феликс.
— Так и пошло дальше. Неделю глаза как глаза, но настроение и поведение непредсказуемы. То вроде обычное, то вдруг резкий необъяснимый переход к агрессии, то вообще апатия ко всему. Как только настроение улучшается, то глаза неестественно блестят — значит, приняла что-то. Но долго такой период продолжаться не мог. Помня старый кайф, употребляя более слабодействующие препараты, дочь просто обречена была вновь сорваться. Я это чувствовал. Это и произошло.
Однажды она вновь пропала, ушла в школу и не вернулась. Понятно, какие у нас с женой возникли предположения. Но могло произойти что угодно. Поэтому сначала мы обзвонили больницы, отделения милиции, морги, наконец. Нигде никаких сведений. И все же предположение о том, что Анюта находится где-нибудь в притоне, преобладало. Но где теперь искать? В первый раз у меня была ниточка, кое-какие сведения и приметы. Сейчас — ничего. С чего начать? Проверить каждый подвал, подворотню или квартирный притон, на который еще предстояло выйти, — задача изначально невыполнимая. Тогда я решил обратиться за помощью к Зотову, но, как бывает по закону подлости, он находился в командировке. Никому другому, кроме, пожалуй, Дмитрича, открыться я не мог, да и какой помощник Дмитрич? Искренне посочувствовать — это да, в остальном — толку от него немного. Поэтому передал через него заявление об очередном отпуске за свой счет и приступил к оценке обстановки. Несистемные поиски путем простого прочесывания клубов, баров, дискотек ни к чему, кроме потери времени, привести не могли. Нужно что-то другое. Но что? Поэтому, проанализировав ситуацию, я решил через тех же самых распространителей выйти на более серьезную фигуру в их иерархии и прижать эту фигуру по всем правилам. Я понятно объясняю?
— Вполне.
— Я наметил план и стал действовать. За период моего наблюдения в одном только месте, у дискотеки, я подметил такую деталь. В одно и то же время, в определенное место, как бы сами по себе, собираются распространители. Затем по одному подходят к одиноко стоящей иномарке, что-то передают и сразу уходят. Нетрудно догадаться, что сдают они дневную выручку. За этой иномаркой я и проследил. Она нигде не кружилась, видимо, имела свой определенный маршрут. В машине, кроме водителя, находился пассажир. Пассажир выходил возле своего дома в центре, а водитель продолжал движение — загонял автомобиль на стоянку и тоже отправлялся домой. На кого следовало сделать ставку? На водителя или пассажира?
— Скорее на пассажира, хотя лучше разработать обоих.
— Я так подумал. Поэтому вечером следующего дня ждал пассажира в его подъезде, решив применить простейший, но эффективный прием со шприц-тюбиком. Ни один профи не клюнул бы на это, но в среде наркодельцов на этом уровне спецов не держат. Сел на подоконнике между первым и вторым этажами — жду. Разложил, для отвода глаз, четвертинку водки, пару бутылок пива и закуски кое-какой. Приоделся под «синяка». Смотрю, подъезжает знакомая тачка — выходит вчерашний пассажир и напрямую в подъезд. Лифтом не воспользовался — я вообще-то его в лифте планировал прищучить. Но раз так, то еще лучше. Поднимается он, увидел меня и обращается:
