«… и указанный писака нанес заводу ущерб на многие десятки тысяч, в связи с чем все склады с заводскими изделиями подлежат инвентаризации. Приметы этого человека: возраст примерно 26 лет; рост немного выше среднего; смугловатый; лицо обыкновенное, лоб высокий; говорит по-фински и немного на других языках; носит очки, ходит с тростью. Прочие приметы: разыгрывает из себя глупца. О задержании просим сообщить в ближайшее полицейское отделение».
В качестве заголовка газетной колонки метранпаж поместил изречение: «Плохая реклама хуже, чем никакая…»
Йере почувствовал, что проваливается в пропасть. У него появились основные признаки подавленности: взор уткнулся в пол, утолки рта опустились вниз, а плечи согнулись. Он начал судебный процесс против себя самого и через какое-то мгновение вынес оправдательный приговор. Он не смог доказать своей вины. Но откуда-то из тайника сознания злорадно выплеснулось сомнение: что ты наделал на празднике артистов перед тем, как впал в беспамятство? Да, что он делал, говорил и думал? У пьяного, как правило, память плохая, и Йере сейчас успокаивал себя этим.
Он быстро оплатил счет и выскочил на улицу. Владелец гостиницы проверил карточку постояльца, которая была заполнена столь неполно, что ее нельзя было даже представить полиции. Йере написал фамилию: «И. Суомалайнен», в графе профессия начертал: «писатель». Остальные сведения отсутствовали. Хозяин взял их с потолка и вписал время и место рождения, а также произвольно дополнил имя и профессию: «Иосиф Суомалайнен, церковный сторож».
Йере сейчас не испытывал особого интереса к рекламированию мыла. Наоборот, мыловаренный завод рекламировал его. Ему следует бежать от проклятия знаменитости. Для того чтобы не демонстрировать упомянутые в газете приметы, он снял очки и положил их в карман. Зрение его сразу ослабело. Портфель с документами «Чудного аромата» он выбросил в воду залива Салаккалахти, за ним туда же последовала и трость. Портфель утонул, а трость через какое-то мгновение приплыла к берегу.
Йере Суомалайнен снова превратился в «свободного писателя», которого официальные власти пытаются лишить свободы. Разворачивался просто потрясающий роман, героем которого является бандит.
Он остановился возле Круглой башни и быстро провел небольшую инвентаризацию. Подсчет показал, что у него осталось двенадцать марок. Он купил на рынке пирогов на всю эту сумму и, держа пакет под мышкой, отправился прочь из города. Он понял, что отныне небольшой испуг всегда будет сопровождать каждый его шаг.
Что ж, уважение к закону довольно часто требует большой силы воли.
Последний день июля продолжал свой бег. Было облачно, но западный ветер пробил в облаках голубые прогалины. Спустя мгновение солнце через одну из них уже испускало свои жгучие лучи. Снова наступила жара, от которой трескалась земля, а на дороге поднималась пыль.
Безвинный пешеход отошел так далеко от города, что решился присесть и отдохнуть на обочине дороги. Он снял ботинки, успокоил свою совесть мыслью, что у патриарха и его детей мораль всегда различна, и отправился в дальнейший путь. Какой прекрасный прием был ему оказан несколько дней тому назад. (Он точно не знал, сколько суток прошло с того момента, когда он сбежал от доктора Куролуома и отдался театральной богеме.) И каков был исход? Хорошо, если склад мыловаренного завода был застрахован. Но страховому обществу в этом случае придется оплатить убытки, и они немедленно поднимут страховые проценты. Никто не понесет утраты. Кроме собственной совести.
Может быть, лучше сходить в церковь и замолить грехи прошедшей недели? Может быть, но и там могут возникнуть соблазны, поскольку, как болтают, в церковных кругах есть деньги на благотворительные цели… Можно будет протянуть за ними руки, чтобы и впредь обслуживать свои инстинкты.
Йере шагал по дороге, он теперь уверовал в то, что испытал свою судьбу, став участником интересного обозрения. С сильно поношенной шляпой и пиджаком в правой руке, а в левой – с рваными ботинками он шагал по незнакомой дороге и вспоминал артиста в жизни Тату Хайстила, который восемь лет жил исключительно за счет игры. Если бы философ Ахопалтио понаблюдал за движением ног Йере Суомалайнена, он наверняка сообщил бы читателям, во власти каких аффектов бывший начальник рекламы маршировал с востока на запад.
Глава пятая,
или Краткое интермеццо, во время которого лето переходит в осень
Шесть суток он шел пешком по направлению на запад – с пустым животом, с сердцем, полным раскаяния, с износившимися подметками ботинок и ноющими от боли водяными мозолями между всеми пальцами ног. Пустоту в животе еще можно было и перетерпеть, но волдыри мозолей стали сущим адом в миниатюре.
И все-таки Йере Суомалайнен пел подобно солдату, идущему на верную смерть и скрывающему собственный страх громким пением.
Ночь была до духоты теплой. Ближайшее поле пшеницы, волнуясь рыжеватым цветом, напоминающим беличий мех, казалось, готово было в любую минуту отдать в руки крестьянина, мельника и хлебопека налитые колосья. Йере питал себя воображением: он видел перед собой миллионы сдобных булочек и плюшек.
В небесной вышине играли зарницы. Обнаженное царство ночи представляло собой картину, сотканную из блесток: золотых, фиолетовых и темно-синих. На краю канавы поблескивал маячок светлячка. Гармония августовской ночи.
Йере шел босиком по пыльной дороге и читал свои стихи, опубликованные в «Нююрикки»:
Уж ночь окутала покровом поля и лес, Зарницы, вспыхнув, освещают края небес, Кузнец в траве на скрипочке играет, Ночной нектар бокалом опьяняет.
За первые дни пешего похода сердце его ожесточилось. Совесть всегда с опозданием подсказывает, чего не стоило бы делать. Все теперь решалось задним умом, а его было предостаточно. Он неоднократно наблюдал, что совесть никогда не препятствует совершению запретных действий, а лишь уменьшает получаемое от них наслаждение. Он попытался жить по методу господина Хайстила, но потерпел неудачу. Однажды ему пришлось продать свое бессмертное перо, и тогда он заработал с его помощью хлеб себе на пропитание. Места для ночлега он больше не искал. Жарким днем разумнее растянуться на обочине дороги, заснуть и наслаждаться теплом земли, по ночам же приятнее топать по дороге, так как не подымает пыли транспорт и не закрывает ею ландшафт. Если бы не водяные мозоли!
Каждый шаг теперь отзывался болью. Утром он продал свою шляпу какому-то выборгскому любителю пеших походов за пятнадцать марок. Босиком, с непокрытой головой он продолжил путешествие. Жизнь – это не стихи, и все же он напевал:
Я вижу у дороги созревший урожай, А на лугу сарай, Соснуть в нем путник может!..
На краю поля он действительно заметил притаившийся сарай. Днем Йере успел поспать несколько часов, но, несмотря на это, сарай манил его к себе. Он запихнул свои пыльные ноги в напрочь разбитые ботинки и попрощался с дорогой. Разбухшие стопы возмутились теснотой, в которой они очутились, и в виде протеста взорвались несколько водяных мозолей. Как известно, ругательства входят эффективной составной частью в Цицероново ораторское искусство, и Йере воспользовался этим.
«Сеновал – это Эльдорадо финской литературы и кино. Сколько любовных историй достигло кульминационной точки в национальной среде сеновалов, где каждый испытывает в изысканной форме зуд».
Это прекрасное изречение Йере прочитай где-то много лет тому назад. Автора он забыл, а опубликовано оно было в каком-то журнале или в Календаре пахаря.
Йере искал не кульминаций, а мягкой постели, в которой так нуждалось его измученное тело. Он с вожделением рассматривал «Эльдорадо», втянул в свои легкие сладострастный запах сухого сена и необыкновенно быстро побежал к сараю. Сейчас он намного лучше прежнего понял финское кино: оно аккумулировало в себе окружающую среду, а вовсе не способности вживания артистов в образы. Может быть, кинопроизводители верили в то, что в сараях с сеновалами возвращается первая любовь?
Йере приоткрыл дверь и заглянул внутрь, словно ожидая увидеть, что сюда нагрянула киносъемочная группа. В этом отеле для бродяг не было ни швейцара, ни уборщицы. В царство сена доступ был свободным. Можно было двигаться дальше. Добро пожаловать! Обслуживай себя сам наилучшим образом, но смотри не кури в постели!
Он хотел было проникнуть в сарай через двери, но тут несколько подальше заметил проделанную в соответствии с размерами человека дыру в стене и направился к ней. Йере просунул в сарай голову по плечи, вскарабкавшись, залез внутрь и оказался в черной шуршащей темноте. Он осторожно зарылся в сено, орудуя руками и ногами, и жадно вдыхал пыль, вызывающую в ноздрях легкий зуд. Внезапно его рука наткнулась на какой-то брус или подпорку. Он схватился за этот предмет обеими руками, подтянул к нему свое усталое тело. И к своему ужасу обнаружил, что то, что он принял за брус, оказалось ногой человека! Раздалось дружеское приветствие:
