— Электричество, — подняла палец вверх китаянка.
В комнате стояла большая кровать под балдахином, кушетка и ширма. Больше мебели не было. В углу находилась табуретка с тазиком и кувшином.
— В коридор не выходить. Завтра я за вами приходить. Спокойной ночи, — сказала китаянка и покинула комнату.
Владка рассчиталась с извозчиком.
— Может того этого? — сразу намекнул товарищ, убрав деньги в карман.
— А по сусалам? — Владка поднесла к носу дядьки разбитый кулак.
— Я просто спросил. Всего доброго, — поклонился он и исчез за дверью.
Они сразу закрылись. Любавка трогала обивку стен, поглаживала покрывало на кровати, рассматривала кушетку.
— Как тут красиво, — протянула она.
— Не нравится мне тут, — сделал вывод Иванко, — Надо было к Анфиске ехать.
— А чего раньше не сказал? — насупилась мать, — У меня она из головы совсем вылетела. Теперь уже ночь на дворе. Никуда не пойдем, да и она нас не пустит, даже к двери не подойдет.
— Ладно, мы и тут хорошо переночуем. Здесь такая кровать. У Анфиски, явно такой нет. Наверно, спит на мешках с мукой, — рассмеялся мальчишка и упал спиной на кровать.
— Вот и правильно, везде нужно искать свои плюсы, — кивнул Влад и уселся на кушетку.
Глава 25
В номерах
Мальчишка стал копаться в кульках, а Любавка продолжала все разглядывать, трогала стены, касалась дерева кровати, разглядывала замысловатую люстру и цветастую ширму.
— Мамка, давай поедим, — предложил Иванко, — А то жрать сильно хотца, и мясом так пахнет.
— Давайте, — согласился Влад, — Вот только тут стола нет, не на кровати же есть.
— А вот здесь какая-то деревяшка на полу валяется, мы ее на табуретку положим, и будет нам стол.
Мальчишка вытащил из-за кровати небольшой деревянный поднос на ножках.
— Какая странная штука, с ножками, но они какие-то маленькие. Зачем оно нужно такое? — сказала Любавка.
— На кровать ставится, — пояснил Влад.
— Это кто же в кровати ест? — поразился Иванко.
— Мамка, а мы завтра отсюда уйдем? — спросила Любавка.
— Надеюсь, — кивнула Владка.
— А мне тут нравится, тут красиво и светло, и места больше, чем в нашем доме, и полы деревянные, а не как у нас земляные, и стены такие красивые, и кровать есть, — с восторгом рассматривала все девочка.
— Если учесть, что это бордель, то не так уже это все и хорошо, — хмыкнул Влад.
— Ничего ты, мамка, не понимаешь, — ответила Любавка.
— Куда уж мне, убогой, — покачала головой Владка, — Ничего в этом месте хорошего нет. Девчонок и бьют, и мучают, и нехорошими болезнями заражают, и кости ломают, а порой и убивают ради развлечения, а не в качества наказания. Ни дома, ни родных, ни любви, ни ласки.
— А ты, мамка, много этой ласки видела? — взрослыми глазами посмотрела на Владку дочь, — Что толку с этой семьи, вечно голодные, да битые, а сколько раз наш батя тебе нос ломал, а болячками чудесными разве не награждал? Здесь хоть деньги платят, да в тепле.
— Ох, ты и дуреха. На тепло и на красивые вещи сама сможешь руками заработать, и жить так, как тебе нравится, и ни от кого не зависеть.
— Как, Алиска?
— Лучше, чем Алиска.
— Хватит болтать, давайте пожрем, — предложил Иванко, — Вон уже почти все на «стол» выложил. Два дня едим досыта, счастье какое. А ты, Любавка, мысли дурные выкинь. Баба должна быть при муже и при детях, а все остальное от лукавого, — важно сказал мальчишка.
— Не хочу такого мужа, как наш батя, я его убью или сама повешусь, или сбегу от него, — фыркнула Любавка.
— Ешь, давай, — брательник пододвинул к ней кусок хлеба с мясом, — Я тебя в обиду не дам. Всем твоим мужьям руки переломаю.
— Пусть твоя сначала заживет, — ответила сестра и утащила хлеб с мясом.
— А как ваш день прошел? — спросил Иванко, хрустя нечищеной морковкой.
— Нормально, — Владка поджала губы и выразительно глянула на Любавку.
— Понятно, — хмыкнул мальчишка, — А где вы с китаянкой познакомились, да так, что она нам комнату без оплаты выделила?
— Алиске кто-то морду набил, и у нее фингал на глазу появился. Пошли убирать синяк к китайцам, — пояснила Любавка.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— А чего его убирать? Сам пройдет. Всю жизнь бабы битые ходили. Подумаешь, — ответил Иванко.
— А давай я тебе залеплю фингал, вот ты обрадуешься. Будешь две недели одноглазым ходить, — возмутилась сестра.
— За что? — удивился мальчишка.
— А просто так, потому что, например, мне рожа твоя не нравится.
— Ну, так нечестно.
— Ну, вот и все.
— И что? Эта китаянка убрала фингал? — поинтересовался мальчишка.
— Ага, у нее там такие червячки в банке. Она их посадила на лицо Алиске, те плохую кровь и вытянули.
— Жуть какая, — передернул плечами Иванко, — А причем тут наша мамка?
— А не знаю. Они куда-то ходили вместе с китаянкой, а когда вернулись, то она мамке нашей еще всяких гостинцев надавала и сильно благодарила.
— Мамка, чего ты ей сделала? — строго спросил паренек.
— А не твоего ума дело, — ответил Влад, — Много будешь знать, скоро состаришься. Лопай, давай, молча.
— А еще мне Алиска кучу своих платьев отдала, и мамке юбку с рубашкой. Теперь нам этих вещей до конца жизни хватит, — продолжила хвастаться Любавка.
Влад после этих слов поперхнулся и закашлялся.
— Я что-то молодым помирать не собираюсь.
— Мамка, какая же ты молодая? — удивились дети, — Ты уже бабка.
— Бабка? — обалдел он, — А сколько мне лет?
— Так двадцать девять уже, старая.
— С какого собственно фига, в двадцать девять я старая? Это получается, я тебя в шестнадцать лет родила? — удивленно спросил он у дочери.
— Ага. Поздно ты меня родила. Но у тебя первый младенчик мертвым родился, — пояснила Любавка.
— Шиш вам, не старая я, а молодая, и чужих шмоток мне до конца жизни не хватит. Зубы только нужно сделать и я буду красоткой.
— Что же мне никто ничего не отдает, — завистливо сказал Иванко.
— А тебе штанцы я сама сошью, — ответила ему Любавка.
Семейство плотно поужинало, на десерт слопали по яблоку.
— Чтобы завтра поменьше тащить с собой, — пояснил Иванко.
— Все, ребятки, все убираем, моем морду, руки, шею и ложимся спать, — сказал Влад.
— Где-то играет музыка, — мечтательно сказала Любавка.
— Вот тебе и колыбельная, — хмыкнул Иванко.
— У нас бы за музыку в ночи оштрафовали или полицию вызвали, а соседи бы ругались, — подумал Влад, — А тут радуются.
Быстро убрали импровизированный стол. Остатки еды распихали по кулькам. Добрались до кувшина с тазом.
— Ой, мамка, смотри какая красота, — с придыханием сказала Любавка, рассматривая кувшинчик с голубыми журавлями.
— Ну, да это тебе не дома деревянной кружкой воду из ведра черпать, — хмыкнул Иванко, — Полей мне, я умоюсь.
Сестра налила ему немного воды в руки.
— Ого, тут еще и мыло есть, надо прибрать, — сказал мальчишка.
— У нас свое есть. Чужое брать нельзя. Нас люди приютили, а ты воровать будешь, — отругал его Влад и вытащил из рюкзака дегтярное мыло, — На, оно лучше, вшей не будет на тушке и прыщей на морде. Дикие люди.
Все необходимые процедуры были проведены и дети собрались укладываться спать. Иванко сдернул покрывало.
— Ого, тут и простыни есть. Мамка, ты спала когда-нибудь на простынях? — спросил Иванко, — Я вот ни разу не спал и Любавка тоже.
— Спала, — буркнул Влад, — В прошлой жизни.
— Ложись, мамка, в серединку, а мы по краям, около тебя, — сказала Любавка.
— Можно я на кушетке в одиночестве посплю? — спросил Влад.
— Так холодно же будет, — удивились дети.
— Нормально мне будет. Я готов и на полу улечься, лишь бы одному.
Он действительно устал от круглосуточного нахождения с кем-нибудь в компании, все же Влад был одиночкой, а тут все время народ около него крутиться. Так его мама хотела семью, что у него, таким образом, это сбылось. Он завернулся в покрывало, улегся на кушетку и сразу провалился в сон. День был насыщенным и длинным.
