— Не одобрял. Парень слишком шустрый.
Анна опять положила руку мужу на плечо, на этот раз нежно похлопав.
— Она сказала ему «нет», Марвин. Именно поэтому он бросил ее ради другой.
Марвин тяжело сглотнул.
— Она неделю проплакала из-за этого никчемного куска дерьма.
Стивен откашлялся. Марвин поднял голову, в его глазах стояли слезы. Стивена передернуло.
— А у этого никчемного куска дерьма есть имя? — осторожно поинтересовался он.
— Джеральд Портер, — ответила Анна, поглаживая мужа по плечу, пока Стивен записывал имя и фамилию в блокнот. И, обращаясь к супругу, добавила: — Она не хотела, чтобы ты узнал, потому что понимала, что ты выскажешь ему все, что думаешь.
— И высказал бы, — пробормотал Марвин.
— И ей стало бы стыдно, — прошептала Анна. — Она хотела сохранить в школе чувство собственного достоинства. Хотела ходить с высоко поднятой головой и притворяться, что Джеральд не слишком-то ее и обидел.
— Следовательно, ее сильно задела эта ситуация, — задумчиво произнес Стивен.
— На что вы намекаете? — спросил Марвин.
— Саманта не сделала ничего плохого, мистер Иглстон, — напомнил Стивен, и тело Марвина немного расслабилось. — Всего лишь хочу сказать, что, чувствуя себя брошенной никчемным Джеральдом, она могла с готовностью отдаться новому увлечению. Кому бы она доверила самое сокровенное?
— Матери, — ответил Марвин.
— Джолинн Мерфи, — одновременно с мужем сказала Анна. — Знаю, ты думаешь, что у нас с дочерью абсолютно доверительные отношения, Марвин, но ты ошибаешься. Она не все мне рассказывает.
— Она любит тебя, — горячо заверил Марвин.
— Конечно, любит, — пробормотала Анна, поглаживая мужа по плечу. — Она и тебя любит. Но я тоже была шестнадцатилетней девушкой и не всеми секретами делилась с мамой. — Она оглянулась на Стивена. — А еще я понимаю, что вы не обнаружили следов насильственного проникновения в дом или в ее спальню. Где бы она сейчас ни находилась, она вышла из дома добровольно.
Стивен был согласен с Анной. Никаких следов насильственного проникновения, и аккуратный след подошвы Саманты под окном ее спальни. Что он мог возразить?
— Если и не по собственной воле, то, по крайней мере, на своих двоих. Джолинн говорит, что уже неделю не общалась с Самантой. Другие подружки у нее есть?
Анна закрыла глаза и задумалась.
— Памела Дроггинс, — наконец произнесла она. — И Эмили Робинсон. Они вместе выступают в группе поддержки футбольной команды. — Она открыла глаза. — И Ванда Притчард. Они познакомились в драмкружке. Мне кажется, я вчера не называла вам имя Ванды.
Стивен улыбнулся ей.
— Нет, мадам, не называли. Спасибо, что пытаетесь припомнить. А вы случайно не знаете, как зовут девушку, ради которой Джеральд Портер бросил вашу дочь?
Анна покачала головой.
— Нет, она мне не говорила. Но заявила, что эта новая девица — «ничего особенного». — Женщина брезгливо поджала губу. — Сэмми сказала, что она — низкосортная потаскуха.
Стивен заглянул в блокнот. У него появились имена новой подружки и никчемного куска дерьма, а также неизвестная низкосортная потаскуха. Прогресс. Он встал, спрятал ручку в карман.
— Спасибо вам за то, что уделили мне время, — сказал он. — Я знаю, как сейчас тяжело вашей семье.
— Агент Тэтчер, подождите. — Анна взглянула на мужа. — Марвин, сегодня утром, когда вы с Сереной гуляли, звонили из «Си-Эн-Эн». Хотят взять интервью.
Сердце Стивена ухнуло вниз. Меньше всего ему хотелось, чтобы об этом преступнике говорили по телевидению — преступления и так уже получили огласку. Если Саманта все еще жива, упоминание в новостях может подтолкнуть парня к убийству. Если девочка мертва, такой резонанс в средствах массовой информации может спровоцировать его на очередное похищение.
— Почему ты мне ничего не сказала? — спросил Марвин.
— Хотела услышать сперва точку зрения агента Тэтчера, — ответила Анна. — Я сказала, что мы ничего не потеряем, если поговорим с ними.
— Миссис Иглстон, мне кажется, что пока это не очень хорошая идея.
Марвин с вызовом взглянул на Стивена.
— Если вы действительно делаете все возможное, то не должны возражать против того, чтобы об этом знала общественность.
— Дело совершенно в другом. Наши психологи полагают, что человек, похитивший Саманту, сделал это, чтобы привлечь к себе внимание. Если вы станете общаться с журналистами, он получит то, чего хочет.
Анна Иглстон поджала губы, и Стивен понял, что недооценил ее влияние в этой семье. Несмотря на шумную браваду, решения принимал не Марвин. Все решала Анна.
— Я подумаю над вашими словами, агент Тэтчер, — произнесла она.
— Мне необходимо поговорить с людьми, имена которых вы назвали, — спокойно, пытаясь скрыть досаду, сказал Стивен. — Пожалуйста, не обращайтесь к журналистам. По собственному опыту скажу: этого делать не стоит.
— Я понимаю вас, агент Тэтчер, — тихо заверила она. — Понимаю.
Стивен тоже понимал ее, слишком хорошо понимал. Он понимал, что она отчаявшаяся мать, готовая на все, чтобы вернуть назад свою дочь, и, несмотря на всяческое содействие в расследовании, которое она оказывает ему, ей необходимо чувствовать, что она сама тоже что-то делает. Иногда «что-то» гораздо лучше, чем безнадежное ожидание.
А также он понял, что еще до полуночи увидит Иглстонов в бесконечных выпусках новостей «Си-Эн-Эн».
Черт!
Глава 9
Суббота, 1 октября, 18.00
Дженна стояла у крыльца дома Эллисон. Травмированная лодыжка ныла после того, как она преодолела крутой подъем, ведущий к дому. Ноги не двигались, и та, что была в одном носке, уже замерзла. Дрожа всем телом, Дженна призналась себе, что слишком боится предстоящего ужина.
Поминального ужина в честь Адама. За неделю до второй годовщины его ухода. Она никогда не слышала, чтобы Луэллины говорили «умер». Они всегда говорили «ушел». А еще говорят, что это Дженна отрицает очевидное, особенно Эллисон говорит. Но несмотря на страх перед этими ужинами, она никогда не могла заставить себя сказать Эллисон «нет». Эти ужины — семейная традиция, а Луэллины — ее семья.
Поэтому шевелись, Дженна. Взбирайся по ступенькам, и покончим с этим ужином.
Однако ноги не двигались. Страх перед тем, как все будет происходить, пересилил желание поддержать семейную традицию.
Дженна прекрасно знала, как все будет, — точно так же, как и год назад. Эллисон накроет на стол: поставит фарфоровую посуду «Норитакэ» и уотерфордский хрусталь. Стол будет накрыт на шесть персон, хотя за него сядут только пятеро — Эллисон с мужем Гарреттом, Чарли, Сет. И сама Дженна — она будет сидеть рядом со стулом, который всегда занимал Адам. Сейчас уже пустым стулом. Они сядут, возьмутся за руки, и Гарретт станет произносить торжественную молитву.
И настанет первый неприятный момент — ей придется потянуться через пустой стул Адама, чтобы взять за руку Сета. Такое физическое напоминание о том, что Адама рядом больше нет.
Как будто она может об этом забыть. Почему-то, когда она тянулась через его пустую тарелку, становилось еще хуже. Она понимала, что это глупо, но это было правдой. Следующий неприятный момент наступит, когда они все начнут поднимать за него тосты. Дженна уже даже не помнила, что говорила в прошлом году. И понятия не имела, что скажет в этом. При одной мысли подступала тошнота.
Дженна подняла ногу, почувствовала, как внутри словно жернов провернулся… Она села спиной к двери. Со своего места она сейчас видела припаркованную у обочины машину Адама. В мастерской постарались: очень быстро нашли колеса в старом стиле, но пришлось выложить за них немалую сумму. Она оплатила счет, радуясь, что сегодня у нее есть машина. Меньше всего ей хотелось, чтобы к поминальному ужину прибавилась еще и тревога за автомобиль Адама.
Она услышала, как за спиной открылась дверь и зазвенели браслеты на ногах, — Чарли, дочка Эллисон, и сопровождающие ее запахи предстоящего ужина. Любимое блюдо Адама, как и в прошлом году. Еще одна часть семейной традиции — в поминальный вечер готовить любимое блюдо усопшего. Печень любила покойная бабушка, а Адам любил «ленивые» сэндвичи из банки. Кроме некоторой эксцентричности Луэллинов отличала неразборчивость в еде.
Браслеты зазвенели громче, и вот уже одиннадцатилетняя Чарли сидела на ступеньках рядом с Дженной. Девочка скрестила руки — опять зазвенели браслеты, которые украшали также оба запястья.
— Привет, тетя Дженна, — театрально печальным голосом произнесла девочка.
Чарли называла ее тетей с шестилетнего возраста, и Дженна не собиралась просить девочку перестать.
— Почему такая мрачная? — поинтересовалась Дженна, прекрасно понимая, что девочке не нужна весомая причина. Ей одиннадцать, переходный возраст, и этим все сказано.
