Горелов подмигнул стоявшей рядом Айшат.
– Это почему же?! – Маша вся вспыхнула. – Откуда такие сведения? Да если хотите знать…
– Вот вам наглядный пример, – перебил ее Горелов и показал на Айшат. – Вот стоит не охваченный вашей работой симпатичный товарищ – мусульманин, а не комсомолец.
– Так вы про это! Тут могу признать свою недоработку, товарищ Горелов. Это моя беда. Лучшую подругу не могу привлечь ни в комсомол, ни к общественной работе. Тут вашу критику считаю справедливой. Но если бы вы увидели Айшат еще год назад, может быть, сказали бы по-другому. Тогда она была совершенно забитой, темной. Заговорить с людьми боялась, а теперь посмотрите на нее – наполовину наш человек. Ведь мгновенно человека перековать невозможно? Вы согласны со мной, товарищ Горелов?
Маша посмотрела в глаза геологу и вдруг замолчала. Он смотрел на нее так странно, как не смотрят на комсомольских собраниях и на политинформациях, даже на диспутах смотрят иначе. Что же это за взгляд такой? Как его назвать? Теплый? Трогательный? Трудно подобрать правильное слово. Словно трогает он ее нежно одними губами. Так лошадь осторожно трогает протянутую ладонь…
Странную паузу в разговоре прервал громкий, даже чересчур громкий, кашель Ксении Лычко.
– Вот что, товарищ Саадаева, мы к вам по делу, – словно стряхнув с себя дремоту, сказал Горелов. – Вернее, с просьбой. Хотим у вас кое-каких продуктов купить. А тут еще геолог наш Ксюша приболела. Так Айшат говорит, что у вас мед очень хороший. Мы бы купили немного для больной.
– Даже слышать не хочу, – коротко отрезала Саадаева. – Чтобы я с больного товарища за мед деньги брала?! Лучше не повторяйте при мне такие глупости! А больную… Ксюшу я у себя оставлю. Отлежится пару дней, подлечим ее, а потом к вам на работу отпустим.
– Хорошо от простуды корень мерза орам помогает, – послышался в сторонке голос Айшат. – Я могу принести.
Курносая девушка Ксюша приподняла обгоревшие брови, тревожно посмотрев на начальника.
– Нет, товарищ Саадаева, – покачал головой Горелов. – Сам понимаю, что Ксюше надо отлежаться, но у нас свои инструкции. Отпускать ее надолго из геологической партии не имею права. Работник она для нас незаменимый. Потому придется ей в палатке отлеживаться. Так ведь не зима же. Лето какое в здешних горах прекрасное. Посмотрите, сколько здесь разных деревьев и кустов, я даже названия не всех знаю. Вы только взгляните на эту красоту…
Девушки сначала посмотрели на курносого незаменимого геолога с уважением, а потом оглянулись по сторонам. Тонкими оттенками зеленого цвета смешались в плотную лесную чащу орешник, дуб, крушина, ясень, боярышник, клен. Высились над другими деревьями ильм и ольха. Кое-где виднелась береза, еще редкая здесь в предгорьях, но высоко в горах, где деревья делаются инвалидами, где высота гнет их стволы, скручивает ветки, уродует кроны, береза становится чуть ли не единственным деревом высокогорья. Но и ее силы скоро иссякают перед холодным камнем и горными ледниками. Там начинаются Черные горы…
Всем вдруг стало как-то неуютно и зябко, несмотря на солнечный летний день, словно они достигли мыслью самих Черных гор.
– Что же мы стоим? – воскликнула Маша Саадаева. – Товарищи геологи, вы все-таки на Кавказе. А здесь, знаете ли, законы гор – гостя накорми и обогрей, три дня не расспрашивай – откуда пришел и куда идет, пока сам не станет рассказывать. А я уж и документы успела проверить, и расспросить, а вас еще черствой лепешкой не угостила. Так что теперь вы у меня настоящие кавказские гости, а будете упираться – зарэжу кынжалом!
Мария сверкнула глазищами и потешно оскалилась. Все засмеялись, кроме Горелова, который смотрел на нее, не отрываясь, будто пил из чистого горного источника после многодневного трудного перехода под палящим солнцем и не мог напиться.
* * *
Жизнь – нескучная штука!
В Москве встречи с ней искал Тим Аткинсон.
– А я думала, что вы с Астрид любовники, – сказала Айсет.
– А я думал то же самое про тебя, – отпарировал Тим…
Пошли в один из самых модных клубов – в «Меркурий». Айсет надела свое самое эффектное платье – красное, в котором разок уже была у отца в «Россике»… Два выхода в одном платье – это допустимый предел. Но уж больно ей в нем было хорошо! Черное каре волос, оттеняющее белизну шеи и плеч, декольте, папины бриллианты…
Тимоти присвистнул.
– Такая женщина мне не по карману, придется брать взятки!
Айсет вспомнила, как прошлый раз Астрид громко ржала над шуточками Тима, и выбрала иную тактику. При каждой его остроте она только приподнимала плечико и слегка кривила губы. Выручило еще то обстоятельство, что к их столику неожиданно присоединился наимоднейший столичный тележурналист – Вова Плюшкин. Она давно хотела познакомиться с ним, но не было случая. А Тим, оказывается, был с ним знаком очень коротко.
– Пригласить его к нам? – спросил Тимоти.
– Я буду рада, – честно ответила Айсет.
Первое легкое разочарование возникло, когда Плюшкин, садясь к ним за стол – а он уже был слегка пьян, – расстегнув пиджак, обнаружил под ним большой для его возраста живот, который с экрана модного телешоу видно не было…
– Какая красивая у тебя девушка! – сказал Плюшкин. – Давай я ее у тебя отобью!
– Она твоя коллега, тележурналист, да еще и по твоей любимой политической теме. К тому же чеченка, – пояснил Тим.
После этого Плюшкина понесло. Как, впрочем, понесло и Тима. Они явно старались произвести на нее впечатление.
Плюшкин бравировал тем, что вхож в самые верха…
– Был я на банкете в Кремле, где нарисовался и сам высочайший манекен, на который шили и кроили нынешнюю «тостуемую» Конституцию. Он был с Таней и Наиной, а с ним еще генпрокурор, что только закончил чтение обвинительного заключения и потребовал приговорить Салмана Радуева к пожизненному заключению… – Плюшкин слегка запнулся и, покосившись на Айсет, спросил: – А Радуев вам не родственник? – и, не дождавшись ответа, продолжил: – «Радуеву не удалось превратить этот уголовный процесс в процесс политический», – говорит генпрокурор. А нам так кажется, что удалось. Хотя бы потому, что приводимые обвинением доказательства в виде записи заявлений Радуева, в основном, представляют собой чистый политический пиар. И отвечать во многом теперь приходится даже и не за действия, а «за политический базар», как, например, по статье обвинения в организации взрыва на вокзале в Минводах, когда Радуев взял ответственность на себя: мол, это я послал двух девушек от имени армии Джохара Дудаева... И это был явный политический блеф с целью привлечения внимания к своей персоне. А чего стоит заявление Радуева о том, что именно федералы вооружили армию Джохара? И кабы не передача в девяносто втором федералами половины вооружения выводимых из Чечни войск, то и в Кизляр не с чем было бы ему, Радуеву, идти – не с оглоблей же в руках!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
