— Почему ваши солдаты рубят лес? — громко спросила она у майора.
— А ты кто такая будешь, девочка?
— Я — местный лесничий.
Солдаты засмеялись. Идиоты! Чего смешного?
— Ты, девочка, не местный лесничий. Местного лесничего я знаю.
— Это совершенно не важно. Я его дочь. Сейчас отца нет и я за него.
— Это другое дело. А где ты видишь, чтобы наши солдаты рубили лес?
— Вот. — И она показала в сторону нашей машины.
Майор раздвинул ветки и увидел этих двух солдат с топорами, переминавшихся с ноги на ногу. Рядом с ними красовалась полуподрубленная береза.
— Так, — сказал майор таким тоном, что и мне стало страшно. — Прокофьев!
— Я! — отозвался сержант.
— Приказ по армии зачитывали?
— Так точно! Перед учениями.
— Наказать! — сказал майор. — Выделите взвод, пусть прочешут лес, соберут валежник для кухни. Но учтите — мы уже потеряли слишком много времени. Через полчаса не кончим обед — придется сухой паек раздать.
— Ясно! — рявкнул сержант.
Я похолодел. Если сейчас солдаты начнут искать валежник, они наверняка обнаружат нашу машину. Это было ясно как день. Я тихонечко поднялся с места и спрятал под сиденье аппаратный журнал. Нас ждало мрачное будущее…
— А у вас действительно мало времени? — спросила девушка.
— Очень мало. На марше вторые сутки. Как звать-то тебя?
— Таня.
Молодец, майор! Хоть, как звать, выяснил. Таня… Хорошо, что не Света…
— Послушайте, — сказала она, — валежник собирать в самом деле долго. Тем более лес у нас чищеный.
— Но у нас нет другого выхода. Лес рубить мы не имеем права. И если бы имели, то все равно не рубили бы. Лес-то наш!
— Знаете, у меня есть дрова. Возьмите, не стесняйтесь. И в лес никого посылать не надо. Возьмите у меня дрова.
— Милая Таня! — сказал майор. — У вас доброе сердце. А как же вы останетесь?
— Обо мне не беспокойтесь. Честное слово! У меня есть много хороших друзей, да и я сама не белоручка. Берите!
— Хорошо. Мы возьмем, только с одним условием! Когда будем возвращаться назад, с учений, остановимся у вас и обеспечим вас на целую зиму. Договорились?
— Да.
Сержант, стоявший у кухни, тихо сказал солдатам:
— Да, братцы, хотел бы я быть березкой у такого лесника!
Солдаты разом вздохнули.
Через полчаса все было кончено. Солдаты махали с машин пилотками Тане, стоявшей посреди поляны. На траве недалеко от нас дымилась кучка золы, оставшаяся после кухни. Таня внимательно посмотрела в нашу сторону и пошла в дом.
— Видали, товарищ сержант? — затараторил Вайнер. Еще машины не скрылись на дороге, а Сеня и Шурик были уже у меня. — И кто бы мог подумать? Так все это она ловко сделала — комар носа не подточит! А то к нашей палатке уже подошли двое гавриков и один другому говорит — вот хорошая елочка, сухая. Возьмем? Это он про нашу елку, что вход в палатку закрывает! Шурик уже хотел открывать огонь.
— Брешешь! — сказал Шурик. — Я просто тебя спросил, когда, по чьей команде открывать стрельбу. Стреляй не стреляй, патроны-то все равно холостые! Нужно было так: как только те солдаты к елочке приблизились, тут мы бесшумно выскакиваем, кляп в рот и их к себе в палатку. Вяжем, данные выспрашиваем, а когда машины уехали — отпускаем.
— И они на первом же КПП докладывают про нашу станцию.
— А мы уже в это время в другое место уедем.
— Лучшего места нам для наблюдения не найти, — сказал я.
— Конечно, — сказал Шурик, — любовь с первого взгляда!
— Ты что этим хочешь сказать?
— Я говорю, любовь с первого взгляда к этому месту хорошему. Лучшего и вправду не найти.
— Шурик, — сказал я, — это ты в первый раз спасся чудом, когда в танке горел. А за другой раз я не ручаюсь!
— Ребята, — сказал Сеня, — надо девчонку отблагодарить.
— Таня ее звать, — сказал Шурик.
— Ну тебе-то видней, как ее звать, — сказал я.
Шурик надулся и больше не принимал участия в разговоре. Равнодушно стоял около двери, вертел ключи зажигания.
Но ночью пришлось взять именно его. Вайнер снова сидел в кустах. Сегодня особенно много у него было работы: фронт придвинулся к нам километров на десять. Военные машины с малым светом то и дело шли по шоссе. Изредка погромыхивала артиллерия.
Огород лесника оказался не очень большим — сотки три. Я приказал Ткаченко соблюдать строжайшую конспирацию. Мне казалось, что утром, когда Таня увидит вскопанный огород, ей будет более приятно, нежели она узнает об этом ночью. В связи с конспирацией разговоры велись тайно, шепотом. Впрочем, Шурик не очень был настроен на разговоры…
Во время работы я нет-нет да и поглядывал на темные окна дома. Один раз мне показалось, что за чернотой окна что-то белеет… Вроде лицо. Но через секунду видение исчезло. Окна были темны, дом молчалив. Вместо желанного лица я видел в полутьме перед собой потную, дымящуюся спину своего водителя. Ишь, старается!
Кончив копать огород, мы уселись покурить на крыльцо.
— Крыльцо-то старенькое, — сказал я, — починить не мешало бы.
— Не мешало бы, — скромно сказал Шурик.
В любом разговоре, который хоть отдаленно касался Тани, Шурик, очевидно, решил не принимать никакого участия.
— Здорово она нас выручила, — сказал я.
— Да.
Скрывает свои чувства, тяжело подумал я.
— Чего это ты в последнее время грустный ходишь? — снова спросил я.
— Жизнь надоела эта лежебокая. Вы хоть с Сеней работаете, а мне все одно — обед, завтрак, ужин, посуда, дрова… Скорей бы все это кончилось.
— Потерпи. Уже недолго.
Я сказал это так грустно, что сам улыбнулся. Шурик тоже вздохнул, «входя в мое положение».
— Не от нас это зависит… — начал было он, но в это время скрипнула дверь.
— Господи, кто это?
Таня. Мы вскочили.
— Это я, — сказал я, — Костя.
— Какой Костя?
Таня спустилась к нам.
— Ах это вы… Что вы здесь делаете? Уже ночь.
— Дышим свежим воздухом! — бодро сказал Шурик. Так и лезет вперед!
— Свежим воздухом можно дышать не только у меня на крыльце. Батюшки, да что это вы с лопатами?
— Да так, — сказал я, — копали здесь кое-чего по делам… Ночь сегодня такая приятная…
— Ночь ничего, — сказала весьма неопределенно Таня.
— Товарищ сержант, — сказал Шурик, — так я пойду?
— Иди, — нахально сказал я.
— У меня там есть кое-какая работенка в машине.
— Иди, иди, — сказал я.
Все-таки хороший он парень. С первого дня мы с ним вместе!
Шурик положил на плечо лопату и пошел через поляну.
— А чего это вы мне огород копали? В благодарность за героизм? — спросила Таня.
— Ой, Таня, мы бы пропали!
— Гожусь я в партизаны?
— Только не хватает автомата ППШ. Знаете, во время войны был такой, с круглым диском?
— Видала на картинках. А вы — самые настоящие разведчики?
— Самые настоящие, — гордо соврал я.
Жалко, что было темно, а то бы Таня смогла рассмотреть на моей гимнастерке значок радиста первого класса. Не хвост собачий!
— А что ж вы в плен никого не взяли?
— У нас другая задача… — Я вдруг почувствовал горячую волну смелости и сказал: — Мы бы вас в плен с удовольствием захватили!
Таня спустилась с крыльца, подошла ко мне и вдруг с неожиданной злостью сказала:
— Меня уже один раз захватывали! Хватит! Кляп в рот заткнули, в вагон втащили, но ничего сделать не успели.
Парни какие-то заступились, началась драка жуткая. Ну в общем, отбили меня.
Не может быть! Я сразу вспомнил все — и наш «пульман», и лейтенанта, который стрелял вверх, в крышу вагона…
— Не может быть, — сказал я.
— Истинный крест!
— Это было на станции…
— На станции Ламбино. Я там стрелочницей полгода работала.
Это судьба, просто судьба! Как хорошо, что было темно и Таня не видела меня! Я просто чуть не умер со стыда, что ехал в том вагоне, что не убил своей рукой этих мерзавцев и они вышли с двумя арестовавшими их автоматчиками — живые! Живые, с наглыми избитыми харями, а один из них прохрипел: «У нас любовь была, но мы рассталися, она кричала все, сопротивлялася!»
— Всякие люди попадаются, — сказал я.
— Да. Так что вы, пожалуйста, не берите меня в плен. Тем более что я вас самих спасла!
— Установочка ясна, — согласился я, стараясь выпутаться из этой проклятой темы.
А Таня вдруг сказала:
— А вы в спутники играете?
— Нет. Как это?
— Надо долго-долго смотреть на небо. Все звезды неподвижны. Вдруг вы заметили, что движется одна звездочка среди других звезд. Это искусственный спутник Земли, рукотворная звезда человека. Вот кто больше спутников отыщет, тот и выиграл. Есть спутники большие, есть маленькие, есть мигающие.
