3 – очень ценю вашу + Рейдеса работу над [sic!] идеями
4 – они хотят убить плохие хеджи [хедж-фонды] + сильно регулировать остальные
5 – они хотят, чтобы все страны G7 приняли MTM stnds [стандарты переоценки по рынку]
стандарты капитализации стандарты финансового рычага + ликвидности
6 – ХП [Хэнка Полсона] беспокоит положение ML [Merrill Lynch]
В целом с пользой.
Дик
* * *
Во вторник, 15 апреля, Нил Кашкари и Филипп Свагель спешили мимо дома охраны здания казначейства к секретарю Хэнку Полсону и Бобу Стилу в черном внедорожнике. Их ждали в Федерезерве в Фогги Боттом в 15:00 – через десять минут, – и они опаздывали.
Двое мужчин выглядели странно. Смуглый Кашкари с лысым черепом по-прежнему одевался как инвестиционный банкир, которым недавно являлся, а Свагель, бледный, с темными волосами и в очках, больше походил на хилого правительственного чиновника. Бывший ученый, он держал форму и выглядел моложе 34-летнего коллеги, хотя был на восемь лет старше.
Полсон пригласил молодых консультантов на встречу с Беном Бернанке, чтобы они могли представить конфиденциальную записку, которую подготовили, – памятку, имевшую далекоидущие последствия для все более нестабильной финансовой системы страны.
По просьбе Полсона они сформулировали план действий в случае общего финансового кризиса с изложением шагов, которые казначейству, возможно, придется совершить, и новых полномочий, которые для этого потребуются, чтобы предотвратить еще одну Великую депрессию. Они подготовили предложение с провокационным названием «Разбить стекло: план рекапитализации банков»[183]. Как пожарная сигнализация за стеклом, план был предназначен для использования только в чрезвычайной ситуации, хотя с каждым днем все больше казалось, что тревога не была учебной.
* * *
Пока внедорожник мчался в офис Бернанке, всегда невозмутимый Кашкари оставался спокойным. После краткого пребывания на посту космического инженера он поступил на работу в инвестиционный банк Goldman Sachs в Сан-Франциско, где никому никогда не нужно было говорить ему о его профессионализме. Он любил встречи с клиентами, проверяя собственное умение торговать. Как Полсон, он был агрессивным парнем из разряда «пацан сказал – пацан сделал». И, как Полсон, порой он следовал принципу «сначала стреляй, потом спрашивай», хотя мало кто сомневался в его интеллектуальной огневой мощи.
Кашкари всегда хотел работать в правительстве, и, хотя они с Полсоном виделись до того всего раз, он оставил поздравление в голосовой почте Полсона, когда тот был назначен секретарем Казначейства. На следующий день Полсон удивил его в ответ: «Спасибо. Я хочу, чтобы вы присоединились ко мне в казначействе».
Кашкари сразу забронировал билет в Вашингтон и во время полета тщательно репетировал слова, которые собирался сказать Полсону Они встретились в старом здании Исполнительного комитета, где Полсон остановился, пока Сенат не утвердил его в должность. Кашкари едва успел начать выступление, когда заметил отвлеченное, слегка раздраженное выражение на лице Полсона. Кашкари остановился на полуслове.
– Смотрите, вот что я пытаюсь здесь сделать, – сказал Полсон. – Я хочу соединить небольшие команды, которые будут вырабатывать политику, решать всякого рода проблемы, в общем, делать все возможное, чтобы добиться цели. Нормально?
Пораженный Кашкари осознал: «Он предлагает мне работу!»
Когда они пожали друг другу руки, скрепляя сделку, Полсон вдруг вспомнил о чем-то важном и спросил: «Да, вот еще что: вы республиканец?» К счастью, Кашкари был республиканцем. Полсон отправил его в отдел кадров Белого дома в нескольких кварталах от отеля. Вскоре Кашкари[184] был в команде, и теперь он собирался совершить главный карьерный шаг в своей жизни: провернуть самую большую продажу самому влиятельному человеку мировой экономики.
* * *
Два слова преследовали Бена Бернанке с того момента, как 10 февраля 2006 года он стал председателем Федрезерва[185]: «Высокая планка». Естественная реакция, ведь его предшественником был человек, которого известный репортер Washington Post Боб Вудворд назвал «маэстро», – Алан Гринспен, в налогово-бюджетной политике бывший тем, кем был Уоррен Баффет в инвестировании. Гринспен осуществлял руководство Федрезервом в период беспрецедентного процветания, захватывающего повышения цен на рынке, начавшегося при Рейгане и продолжавшегося более двадцати лет. Не то чтобы кто-то из неэкономистов хотя бы примерно понимал, что Гринспен делал или хотя бы говорил большую часть времени. Его туманные публичные выступления обрастали легендами, и это тоже играло ему на руку.
Бернанке же, наоборот, большую часть жизни был профессором колледжа, и в тот момент, когда настала пора сменить 80-летнего Гринспена, областью его специализации были Великая депрессия и ошибки Федрезерва 1920—1930 годов. Причины Великой депрессии были Святым Граалем макроэкономики, но широкая публика была уверена, что это не слишком важно для человека, находящегося на ключевом посту в правительстве. Экономические кризисы такого масштаба, казалось, остались в прошлом.
Но к лету 2007 года второй золотой век Америки подошел к шокирующему концу, и репутация Гринспена превратилась в руины. Его вера в то, что рынок способен саморегулироваться, вдруг оказалась смертельно близорукой, его таинственные замечания теперь выглядели бредом заблуждавшегося идеолога.
Знаток депрессии, Бернанке был скроен иначе, хотя он и разделял мнение Гринспена о свободном рынке. В своем анализе кризиса Бернанке поддерживал взгляды экономистов Милтона Фридмана и Анны Дж. Шварц: их «Монетарная история Соединенных Штатов 1867—1960»[186], впервые опубликованная в 1963 году, утверждала, что Федрезерв вызвал Великую депрессию, потому что не сразу «промыл» систему дешевой наличностью, чтобы стимулировать экономику. А последующие усилия оказались слишком слабыми и запоздалыми. При Герберте Гувере Федрезерв поступил с точностью до наоборот: сократил денежную массу и задушил экономику.
Многим наблюдателям устоявшиеся взгляды Бернанке внушали оптимизм и надежду на то, что он стенет независимым председателем Федрезерва – тем, кто не позволит политике вмешиваться в его работу. Кредитный кризис стал для него первым настоящим испытанием. Теперь было важно, в какой степени понимание экономических ошибок 80-летней давности поможет ему справиться с нынешним кризисом. Это была не история, это была реальность.
* * *
Бен Шалом Бернанке родился в 1953 году и вырос в Диллоне, Южная Каролина, – маленьком городке, пропитанном запахом табачных складов. В одиннадцать лет он отправился в Вашингтон для участия в национальном чемпионате правописания 1965 года и выбыл во втором раунде, неправильно написав слово «эдельвейс». С тех пор его занимало, как могла бы сложиться его судьба, если бы фильм «Звуки музыки», в котором звучала песня с этим словом в качестве названия, успел добраться до крошечного Диллона.
Бернанке были религиозными евреями в городе консервативных христиан-евангелистов, только-только выходящем из эпохи сегрегации. Его дед Йонас Бернанке, родом из Австрии, переехал в Диллон в начале 1940-х и владел аптекой, в которой работал отец Бена; мать была учительницей. В юности Бен шесть дней в неделю работал официантом в South of Border, туристической кафешке около скоростного шоссе 95.
Бернанке[187] самостоятельно освоил математику, потому что в средней школе, в которой он учился, не было такого предмета. Он почти достиг высшего балла в тестах на проверку академических способностей (1590), и на следующий год в Гарварде ему была предложена национальная стипендия. Он с отличием окончил Гарвард по специальности «экономика» и был принят в престижную выпускную программу по экономике в Массачусетский технологический институт. Там он защитил диссертацию о деловом цикле, посвятив ее родителям и своей жене Анне Фридман, студентке колледжа Уэллсли, на которой он женился[188] в 1978 году, на следующих выходных после того, как она завершила обучение.
Молодая пара переехала в Калифорнию, где Бернанке преподавал в Школе бизнеса Стэнфордского университета, а его жена поступила в университетскую магистратуру на испанский язык. Шесть лет спустя Бернанке было предоставлено штатное место на экономическом факультете в Принстоне. Ему исполнился 31 год, и он был восходящей звездой, им восхищались за эконометрические исследования[189], которые использовали статистические методы и компьютерные модели для анализа экономических проблем.
По мере того как росла его интеллектуальная репутация, Бернанке также демонстрировал и политические навыки. Как председатель экономического факультета Принстонского университета он доказал свою эффективность при посредничестве в спорах и улаживании конфликтов. Он создал ряд новых программ и нанял на работу многообещающих молодых экономистов, таких как Пол Кругман, который оказался его идеологическим противником. Шесть лет спустя Бернанке был принят на работу на место Гринспена.
