Винс продолжил:
– Она хотела избавиться от неведения. Жив он или мертв? Замужем она или вдова? Пора ли отправить надежду на покой или следует еще какое-то время лелеять ее? Может, последнее звучит довольно жестоко, возможно, так оно и есть, но я склонен думать, что после шестнадцати месяцев надежда должна тяжелой ношей давить на плечи, чертовски тяжелой, чтобы таскать ее на себе.
– Что же касается насущного, здесь все просто. Она хотела получить причитающиеся ей деньги от страховой компании. Я знаю, что Арла Коган – не единственный человек в этом мире, ненавидящий страховые компании, но по уровню ненависти я бы поставил ее в списке достаточно высоко. Она, конечно, приспособилась к новой жизни, ты понимаешь, она и Майкл, но теперь они жили в трех– или четырехкомнатной квартире в Боулдере – а это тебе не уютный дом в Нидерленде, – и ей приходилось оставлять ребенка нянькам, не зная, можно ли им полностью доверять, и идти на работу, которая была ей в тягость, ложиться в постель одной, тогда как она привыкла прижиматься к родному человеку, тревожиться из-за счетов, следить за расходом бензина, потому что его стоимость росла даже тогда… и все это время сердцем она знала, что муж мертв, но страховые компании не платят по доводам сердца. Нет тела, не говоря уже о причине смерти, – нет и страхового случая.
– Она продолжала спрашивать меня, смогут ли «эти мерзавцы» – так она их всегда называла – как-то «увильнуть», если заявят, что это самоубийство. Я сказал ей, что мне не доводилось слышать о самоубийце, который сознательно заткнул себе дыхательное горло куском мяса. А потом, когда она формально опознала мужа по посмертной фотографии в присутствии Кэткарта, он сказал ей то же самое. И ее это немного успокоило.
– Кэткарт пошел даже дальше, сказал, что позвонит агенту страховой компании в Брайтон, штат Колорадо, и объяснит все насчет отпечатков пальцев и опознания по фотографии. Свяжет все свободные концы. Она даже расплакалась: от облегчения, от чувства благодарности и, думаю, просто от усталости.
– Само собой, – пробормотала Стефани.
– Паром доставил нас на Лосиный остров, и я поселил ее в мотеле «Красная крыша», – добавил Винс. – В том самом, где ты остановилась, когда приехала сюда, ага?
– Да, – кивнула Стефани. Последний месяц или чуть дольше она жила в пансионе, но собиралась найти что-нибудь более постоянное в октябре. Если, конечно, эти два старика оставят ее в газете. Она думала, что оставят. Думала, что по этой причине ей сейчас и рассказывали историю.
– На следующее утро мы втроем позавтракали, – подхватил Дейв, – и, как большинство людей, которые не сделали ничего плохого и не имели опыта общения с газетчиками, она открыто говорила с нами. Никаких опасений, что ее слова потом могут попасть на первую полосу. – Он помолчал. – Разумеется, опасаться было нечего. Это не та история, которую можно продолжать после изложения основных фактов: «Мужчина найден мертвым на пляже Хэммока. Коронер говорит: признаков насильственной смерти нет». Да и времени прошло немало.
– И нет связующей нити, – вставила Стефани.
– Нет ничего! – воскликнул Дейв и смеялся, пока не закашлялся. Успокоившись, вытер уголки глаз большим носовым платком с рисунком «огурцы», который достал из заднего кармана брюк.
– И что она вам рассказала? – спросила Стефани.
– Что она могла нам рассказать? – ответил Винс. – По большей части она задавала вопросы. Я спросил ее только об одном: chervonetz – это счастливая монета, или сувенир, или что-то еще? – Он фыркнул. – Показал себя тем еще газетчиком.
– Chevro… – Она сдалась, покачав головой.
– Русская монета в его кармане, среди пригоршни мелочи, – пояснил Винс. – Chervonetz.Десять рублей. Я спросил Арлу, хранил ли он ее как счастливую монету или что-то еще. Она понятия не имела. Сказала, что наиболее близко Джим познакомился с Россией, когда они смотрели фильм про Джеймса Бонда «Из России с любовью», взятый напрокат в «Блокбастере».
– Он, возможно, нашел ее на пляже, – после короткого раздумья предположила Стефани. – Люди много чего находят на пляже. – Она сама как-то раз нашла туфлю на высоком каблуке, которую порядком выгладили волны, когда гуляла по пляжу Литл-хэй, расположенному примерно в двух милях от пляжа Хэммока.
– Возможно, ага, – согласился Винс. Посмотрел на нее, его глубоко запавшие глаза весело поблескивали. – Хочешь знать, что тем утром мне запомнилось в Арле больше всего? На следующий день после ее встречи с Кэткартом в Тинноке?
– Конечно.
– Какой отдохнувшей она выглядела. И с каким аппетитом завтракала.
– Это факт, – согласился Дейв. – Есть давняя поговорка, что приговоренные к смерти съедают много, но я полагаю, что никто не может съесть больше человека, которого перед самой казнью помиловали. И в каком-то смысле Арла оказалась именно в таком положении. Она могла не знать, как его занесло в наши края или что с ним случилось после того, как он попал сюда, и я думаю, она осознавала, что может никогда не узнать…
– Так и было, – перебил его Винс. – Она сказала мне по пути в аэропорт.
– …но теперь она знала самое важное: он мертв. Сердце-то ей об этом говорило, но разуму требовались факты, чтобы двигаться дальше.
– Не говоря о документах, чтобы убедить эту противную страховую компанию, – добавил Дейв.
– Она получила деньги? – спросила Стефани.
Дейв улыбнулся:
– Да, мэм. Они потянули резину – эти ребята такие шустрые, когда им платят деньги, и такие медлительные, когда платят сами, – но в конце концов они заплатили. Мы получили от нее письмо, в котором она благодарила нас за неоценимую помощь. По ее словам, если бы не мы, она бы так ничего и не знала, а страховая компания по-прежнему заявляла бы, что Джеймс Коган живет где-то в Бруклине или Танжере.
– И какие вопросы она задавала?
– Предсказуемые, – ответил Винс. – Первым делом спросила, куда он пошел, сойдя с парома. Мы ей ответить не смогли. Мы наводили справки… Правда, Дейв?
Дейв Боуи кивнул.
– Никто не запомнил его, – продолжил Винс. – Разумеется, к прибытию парома практически стемнело, так что никто и не должен был. Что касается других пассажиров – в это время года считаных, учитывая, что паром был последним, – то они, подняв воротники от дувшего с пролива ветра, направились прямиком к своим автомобилям, которые дожидались на стоянке на Бэй-стрит.
– И она спросила насчет бумажника, – добавил Дейв. – Мы могли лишь сказать, что его никто не нашел… во всяком случае, не передал в полицию. Думаю, вполне возможно, кто-то вытащил бумажник у него из кармана на пароме, наличные оставил себе, а сам бумажник отправил за борт.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});