– Что он сказал? – Она встала, обошла стол и подняла яблоко с пола.
– Откуда же я знаю? – Сеньор де Суоза так и не удосужился выучить сложный язык ламий.
– Ну хотя бы примерно…
– Он произнес всего лишь одно, ну, может быть, два слова… – Фернан замолчал, припоминая. – Хето… хотя нет, там скорее мягкое «гэ»… гето?
– Г'ьето? – вскинулась она.
– Точно! Именно это слово! Второе… второе, хоть убей, не могу вспомнить.
– «Г'ьето» – означает «рисунок».
Фернан задумчиво побарабанил пальцами по столу. Шейр, вне всякого сомнения, хотел рассказать о странном рисунке мантикоры на стене кабинета графа де Туриссано. Опять эта проклятая мантикора! Было с чего рвать волосы на голове. Расследование не продвинулось ни на шаг. В высших кругах уже нетерпеливо топали ножками. Сеньор де Брагаре был зол на весь белый свет, и под его руку лучше не попадаться.
Шейр умер вчера, но расследование, уже со всей пристрастностью проведенное «василисками», ни к чему не привело. Нашли лишь место, где произошел бой, и многочисленные следы крови. Ни тел убитых, ни брошенного оружия, ни свидетелей. Тихо, как в могиле. Разве что несколько сгоревших, словно от пожара, деревьев. И страшный ожог на спине ламии. До поры до времени «василиски» смогут скрывать этот факт от церковников. Но как долго? Фернана беспокоило, что слуги Искусителя второй раз за неполный месяц будоражили столицу. И это под носом у «гарпий» и «бордовых»! Использовали силу Искусителя дважды, – значит, не погнушаются обратиться к Дару и в третий раз. Действовали парни нагло и совершенно безнаказанно. Кто это делал? Кто убил графа? Леонора? Предположим, что полковник де Брагаре прав и маршал погиб потому, что слишком близко подошел к разгадке личности лучшего осведомителя Андрады. Следовательно, за всем этим стоят военные Андрады? Не зря же напавшие на Фернана люди так походили на солдат! Что же, это предположение ничуть не хуже остальных. Вот только зачем разведка Андрады связалась с магией Искусителя? Тьма их знает! Столько вопросов – и ни одного ответа.
– Абоми.
– Талела?
– Пойдем со мной.
Абоми достаточно сильно отличался от говорливого прохиндея Вето. Чернокожий слуга больше молчал и скорее напоминал тень, вечно следующую за сеньором де Суоза, чем живого человека. Поначалу это Фернана раздражало, он терпеть не мог, когда кто-то стоял у него за спиной, но спустя какое-то время незримое присутствие Абоми начало вселять в «василиска» уверенность в собственной безопасности. Абоми надежно прикрывал спину.
Они вошли в кабинет.
– Садись.
– Талела? – Абоми выглядел непонимающим. – Я не могу сидеть в вашем присутствии.
– Садись. Ты ведь не хочешь, чтобы я свернул себе шею, наблюдая за тобой?
Слуга поколебался, но затем все же подвинул к столу кресло и сел. Кресло протестующе скрипнуло.
– Я хотел задать тебе несколько вопросов…
– Да, талела. – Глаза Абоми были бесстрастны.
– Я уже слышал версию судебного исполнителя и теперь очень хотел бы услышать твою историю о том, что произошло в провинции Ллога. Женщина, которую ты сопровождал… она и вправду умеет колдовать?
– Она была одной из десяти великих гамбо храма Дождя.
Это все, что удосужился сказать Абоми. Как видно, слуга считал, что большего и не требуется. Фернан же подумал о том, что даже самого великого и сильного колдуна могут убить обычные солдаты.
– Значит, колдунья… Почему она напала на солдат?
– Это ложь, талела! Гамбо и мы просто шли по улице. А люди в бордовых одеждах… Они позвали солдат и сказали, что госпожа служит вашему темному богу. Приказали схватить и убить. Мы дрались, защищаясь.
Фернан потер подбородок, задумчиво разглядывая гневно раздувающего ноздри Абоми.
– Так защищались, что убили двенадцать солдат и двоих клириков?
– Эти… – Он осекся. – Эти люди, талела, выпускали из огненных палок мертвых геде. Гамбо и один из моих братьев умерли, так ничего и не поняв. Кли-ри-ки, – старательно выговорил Абоми незнакомое слово, – заранее подготовились. Нас окружили. А потом огненные геде, спящие в трубках солдат, вновь заговорили – и двое моих братьев погибли. Я решил дорого продать свою жизнь и порадовать Сукри.
Фернан хмыкнул. Выходит, его слуга собственноручно отправил на встречу со Спасителем целых четырнадцать человек.
– Ты порадовал своего бога, можешь быть уверен, – ровным тоном произнес Фернан. – Какое у тебя было оружие?
– Ума, талела.
– Ума? – Фернан никогда не слышал ни о чем подобном.
– Меч.
«Василиск» задумчиво кивнул.
– Почему твоя госпожа оказалась так далеко от храма Дождя?
– Гамбо прогневала Набота, талела.
– Кто такая Набота?
– Это мать Сукри. Она великая и ужасная змея. Похоже, у народа Страны Дождливого Берега был целый пантеон несуществующих божков.
– Моя госпожа пожалела Рзули[32] и дала ей часть силы. Гамбо опасалась гнева верховной богини, и ей не оставалось ничего, кроме как бежать прочь от мести Набота и ее мужа – Хозяина Перекрестков. На самый край земли.
– Ллога для твоего народа край земли?
– Пустыня Са – край земли. Гамбо решила, что нам следует уйти за край. А там мы нашли других людей. Вас. Никто из моего народа не знал, что мир такой большой.
– Ты тоже прогневал богиню?
– Нет, талела. Только гамбо.
– Тогда зачем ты пошел с ней?
Абоми посмотрел на своего хозяина с недоумением. Затем осторожно и вкрадчиво, словно разговаривая с маленьким и не очень-то умным ребенком, произнес:
– Я был унси-нада, талела. Я был воином храма Дождя. Этими знаками меня наградил сам Сукри. Моя жизнь принадлежала гамбо. Я был ее тенью и ее опорой. Там, где спала ее магия, просыпался мой меч. Мой долг – охранять жрицу.
Дождя и следовать за ней куда угодно, и не важно, как к ней относится Набота. Гамбо ушла, забыла о храме и отвернулась от богини, и я последовал за ней. – Он поймал взгляд Фернана. – Да, талела. Я не исполнил свой долг и не смог защитить ту, на которую мне указал Сукри. Я больше не унси-нада. Я просто воин и ваш слуга до конца моей жизни, сеньор.
Фернан дернул бровью. Абоми впервые назвал его сеньором.
– До конца жизни? Ты хочешь остаться в Таргере, пока не умрешь?
– Если только вы не прогоните меня, талела. Я буду защищать вас до последней капли крови.
– Такая верность меня удивляет, Абоми. – Он хотел увидеть в глазах слуги правду, но, как всегда, наткнулся лишь на бесстрастность камня.
– Вы спасли меня от огня. В огне сгорает лоа. После такой смерти человек уже никогда не родится заново. Вы спасли мой лоа, а я поклялся, талела. Вы должны помнить.
– Я помню. Но ни одна клятва не вечна.
– Кроме той, когда клянутся духами предков. Духи священны, талела. Тех, кто нарушит эту клятву, ждет расплата. Псы Хозяина Перекрестков перейдут радужный мост и заберут мою душу.
– И ты не хочешь вернуться домой? На родину?
– Я хочу вернуться, талела, но я больше не унси-нада. Я ушел с гамбо, и теперь Набота не смотрит в мою сторону. Я чужак. Для храма Дождя я умер. Мне нет дороги назад.
– Хорошо. – Фернан принял окончательное решение. – Идем, Абоми. Сегодня у нас будет очень тяжелый день.
Рийны дома уже не было. На столе рядом с красным яблоком лежала записка, где в двух поспешно написанных строчках было сказано, что ламию и других капитанов срочно вызвали в адмиралтейство и раньше вечера она не вернется. Сеньор де Суоза нахмурился, аккуратно сложил записку и убрал в карман. Главное, чтобы Ри после всех своих дел в адмиралтействе не натворила глупостей и не стала искать убийцу Шейра.
Быстро переодевшись, Фернан спустился в холл, где его уже ждал Абоми. Высоченный слуга, невозмутимо сложив руки на груди, застыл у двери. Стоявшая в противоположной части холла Лючита недовольно косилась на новое приобретение хозяина. За те дни, что Абоми находился под крышей дома сеньора де Суоза, старая служанка так и не смогла привыкнуть к присутствию чернокожего гиганта. В любую минуту Лючита ожидала гнева Спасителя или хотя бы вторжения отцов-дознавателей в ее вотчину – на кухню.
– Сеньор…
– Да, Лючита?
– Сеньор, – зашептала старушка, не спуская с Абоми настороженного взгляда, – а когда этот., когда он уйдет?
– Боюсь, что очень не скоро. Это мой новый слуга. Лючита осенила себя крестом и сплюнула через левое плечо.
– Он не страшнее Вето, Лючита.
– Черен, как демон Искусителя, спаси меня Святая Мария! Я его боюсь, сеньор. А вдруг он украдет столовое серебро?
– Я лично прослежу, чтобы ничего не пропало, – стараясь сохранить серьезное выражение лица, ответил ей Фернан.
– Ну тогда пусть остается, – все еще сомневающимся тоном произнесла служанка. – Но чтобы на кухне я его не видела! Еще молоко скиснет!
