Что он намеревался делать? Увести ее в какой-нибудь отдельный кабинет прямо на глазах этих преторианцев? Поэты поначалу сторонились Марка Юлиана, но отменное сетинийское вино постепенно усыпило их бдительность и развязало языки. А сам Марк Юлиан тем временем засыпал хозяйку вопросами о ее незаконченной библиотеке. Та тщетно пыталась сохранить безразличный вид. Теперь ей стало ясно, почему даже те друзья, которых она считала мелкими сплетниками, называли Марка Юлиана обаятельным собеседником. Она получала огромное удовольствие от созерцания его лица и без боязни смотрела ему прямо в глаза или на его руки, которые завораживали ее изяществом своих линий и грациозностью движений, когда их хозяин подавал блюдо с яствами или чертил различные фигуры, чтобы проиллюстрировать свою точку зрения, когда доказывал ошибочность позиции Атрида.
— То, чего ты хочешь, может быть исполнено.
Неужели он пришел только с этой целью — доказать, что ее библиотеку можно построить? На миг в ее мозгу промелькнула шальная мысль — что было бы, если бы окружающие догадались, насколько возбуждающе действуют на нее понимающие улыбки Марка Юлиана.
Один раз она заметила тревогу в его глазах. Это случилось, когда он уловил отрывок беседы между Кастором и Лукуллом, в котором речь зашла о порочности Юниллы.
— Как только она смогла? — с восхищением воскликнул Кастор. — С таким же успехом она могла совокупляться и с быком.
— Это случилось в прошлом году, ты отстал от жизни.
— А ты уверен в том, что это был Аристос?
— В этом нет никакого сомнения. Я знаю человека, который частенько выпивает вместе с часовым, впустившим ее за взятку к нему в камеру, — продолжал Лукулл, обрадовавшийся тому вниманию, с которым участники обеда стали прислушиваться к его рассказу. Он решил блеснуть своими знаниями последних римских сплетен. — По словам того человека в прошлый раз она выползала из его камеры совершенно обессиленной, словно выжатая тряпка. Вы только представьте себе, чтобы ублажить ее, Аристос смягчает свои волосы на ногах с помощью скорлупы грецких орехов.
Лукулл сделал паузу, выжидая, пока смолкнет смех.
— Как вам это нравится? — продолжал он. — Вообразите жемчужные руки Юниллы, белые, как морская пена, как молоко из груди Афродиты, обвивающие этого сопящего, хрюкающего волосатого бегемота, по которому бегают вши. На эту тему можно было бы написать превосходную оду, не правда ли?
Домиция Лонгина укоризненно посмотрела на Кастора и Лукулла, ошибочно истолковав напряженное молчание Марка Юлиана как свидетельство того, что в нем еще живы остатки привязанности к этому развратному созданию, которое было когда-то его женой.
— Пусть говорят, меня это уже не трогает, — сказал он, проследив за взглядом императрицы.
Однако о подлинных причинах его тревоги догадаться было трудно. Он же думал, что Юнилла выслеживает не одного, а сразу двух мужчин. Она что-то заподозрила. Это очевидно, потому что она обставила Марка Юлиана на аукционе, купив лошадь Аурианы. Аристос в ее вкусе, это вне всякого сомнения, но еще больше она жаждала взять с поличным своего мужа, высветив перед всеми его связь с Аурианой. Теперь Аристос полностью в ее распоряжении вместе с головорезами и шпионами, которыми кишит вся школа. Она затаится и будет следить. Может случиться так, что стражник, которому нужно будет дать взятку, чтобы проникнуть в камеру к Сунии, уже будет подкуплен ею.
— И все же этот скучный Атрид опять скажет, что построить библиотеку по моему плану невозможно, — продолжала Домиция Лонгина, бросив в сторону Марка кокетливый взгляд, решив пока не оставлять начатой темы.
— Пустяки, просто нужно выкопать поглубже яму под фундамент и забить туда сваи, которые следует сделать из обожженной ольхи или оливкового дерева. Эти сваи должны располагаться близко друг к другу, как это делается при сооружении мостов. Промежутки между ними должны быть обязательно заполнены древесным углем. Я сам мог бы начертить план портика, какой тебе нужен. Атрид сдался слишком быстро, еще не все потеряно, — он помолчал, затем с видом знатока окинул взглядом колоннаду, с которой открывался вид на строительную площадку и продолжил как бы невзначай. — Я мог бы показать тебе то, что ускользнуло от внимания Атрида, если ты пройдешь со мной на эту колоннаду.
В глубине его спокойных и внимательных глаз угадывалась какая-то интрига, и ей вдруг стало ясно, что именно такой ход был задуман Марком Юлианом с самого начала.
Домиция Лонгина с трудом удержалась от ответной заговорщической улыбки. Умный человек, ничего не скажешь. Нашел способ побеседовать со мной наедине и в то же время на глазах у всех, в том числе и преторианцев. На виду, но вне пределов слышимости. И выглядит это вполне естественно. Кто, наблюдая за ними, сможет обвинить их в сговоре?
Вместе они поднялись из-за стола. Их сотрапезники, увлеченные своими беседами, едва ли обратили на это внимание. А те, кто все же обратил на это внимание, сочли заинтересованность императрицы вполне естественной, потому что все знали о ее разочаровании из-за задержки строительства библиотеки.
Идя впереди Марка Юлиана, Домиция Лонгина ощущала себя путником, рискнувшим ступить на узкий мостик, перекинутый через глубокое ущелье, на дне которого мчится быстрый поток, разбивая свои воды об острые камни. Разум говорил, что мостик вполне надежен, но от взгляда вниз захватывало дух.
Они еще находились в пределах слышимости преторианцев.
— Встань вот сюда, — сказал Марк, — что ты видишь к западу? Там прошла бы аллея, если вход расположить там, где, я думаю, он должен быть. Отопление можно провести отсюда, несмотря на все возражения Атрида. А теперь посмотри на всю перспективу с востока.
Он взял императрицу за руку, что было весьма кстати, потому что ее роскошные сандалии были очень неудобными при ходьбе. Домиция Лонгина сделала четыре осторожных шага вперед. Ее рука дрожала, как голубь, попавший в силки.
Марк Юлиан критически посмотрел на нее. Эта хрупкость и деликатность вызвала у него сомнение в том, что Домиция Лонгина способна правильно воспринять все то, что он собирался ей предложить. По положению она была матроной, но при этом имела черты еще не вполне созревшей женщины. Своим наивным выражением лица, по-детски припухлыми губами она напоминала девушку-подростка. Ее глаза были голубыми, как бездонное небо, нежными, словно излучающими спокойную прохладу. Они чем-то напоминали Марку гребешков, которых вытаскивают из ракушек. Светлые волосы, легкие, как дым, и неопределенные, как ее мысли, были стянуты в узел на затылке. Они немного растрепались и съехали вперед, придав ее лицу нежное, неуловимое выражение. Ее кожа была полупрозрачной, даже легчайшие прикосновения ее столы из ажурного шелка казались грубыми. Глядя на это тело, мягкое как взбитая пуховая подушка, трудно было поверить, что внутри его скрываются тривиальные мускулы и кости. Домиция Лонгина казалась неземным созданием, слишком уязвимым в этом мире. И все же от уверенно поднятого подбородка веяло решительностью, а глаза поблескивали озорным, бедовым огоньком. Марк Юлиан решил, что она какая-то неуловимая, наверное, поэтому Домициан так пристально следит за ней. Ведь он совершенно теряется и не знает, как себя вести с женщинами, которые его отвергают как телом, так и душой. Убедившись, что их никто не слышит, Марк Юлиан выпустил ее.
