Вот только на большой воде мы по-прежнему ограничивались малой кровью, причем и с нашей стороны тоже, уж очень тяжело было в местных реалиях бороться с морскими танками о двух клешнях каждый, что выступали в команде противника. Я даже не поленился, выискал их по талмудам бестиариям, животинки назывались раканы, причислялись к полуразумным созданиям, ну и как положено с моим везением водились только у меня на севере. Были еще крабы по меньше не много, где-то на югах, дальняя родня этого подвида, ну да их вроде бы осталось еще меньше чем моих рачков, которых, кстати сказать, уже некоторые книги называли вымершими. Впрочем, думаю я им помогу, добиться справедливости и в конечном счете окончательно распрощаться с этим светом. Правда пока только это все слова, на деле, панцерная бригада разгоняет всю мою армию одним лишь только шевелением усов над водой. Ничего поганцев не берет! Ни арбалет, ни лук ни копье, можно конечно с катапульт попробовать пострелять, только для этого надо соблюсти условие, что бы эти ползуны тихоходы стояли, по меньшей мере неподвижно, хотя бы минут десять-пятнадцать, дожидаясь пока мы подкатим агрегат, снарядим его, прицелимся, и возможно даже с первого раза попадем. Только кто ж нам подобное позволит? Сами навки тьфу и растереть, вся заковыка в раканах, нам даже по сути гарпиды не страшны, если с небольшого отдаления, всех положим из арбалетов, лишь бы близко не подпустить. Хотя даже сейчас мы уже можем смело говорить о том, что скоро выбьем их всех до единого. Это только на заводи моей бывшей стройки и возле деревни Речной они по прежнему были в своем праве, а вот где русло сужается, там извините ребята, вам жизни не будет.
— О чем задумался? — Хенгельман прервалась окидывая меня взглядом.
— Скоро. — Я поднял взгляд на небо, в котором потихоньку стали появляться приглушенные тона приближающегося вечера. — Скоро мы вновь повстречаемся с нашим магом.
— Думаешь? — Она не добро прищурилась.
— Да. — Киваю. — Это сейчас у навок вынужденный перекур, из-за похищения моих песиков. А как вновь дело наладится, тут уже дальше ему не отсидеться, ох даже не представляю ба, чем все это обернется, как бы не раскатал он нас с тобой по земле.
— Давай тогда этого супчика к себе возьмем? — Она кивнула куда-то вперед в сторону предполагаемого места рандеву с неожиданно свалившимся на наши головы некромантом. — Может, будет толк, все же мозгов хватило перехватить управление гончих, значит уже не самоучка, кое-что знает в ремесле.
— Посмотрим. — Да, загадывать лучше не стоит.
Мы потихонечку убирали километры дороги, отмеряя пройденный путь по мерно убывающему светилу. Уже больше чем пол дня тележка мерно нас подбрасывает на ухабах, поскрипывая ободами колес.
Хорошее это дело вот так мерно под хоровод мыслей тащить свой зад, куда ни будь пусть и не в даль, а хотя бы вон за тот поворот. Располагает и весьма, к успокоению души и осмыслению общего и целого. Успокоился. Расстроился. Вновь успокоился. Простился и отпустил. Видимо так надо, так решено свыше и так упал жребий судьбы. Да близких терять не легко, но что я и кто я, по сути? Перекати-поле, человек без истории и прошлого, мне старый мир опостылел до зеленых чертиков, а в новом стал ли я кем-то, чем-то, как-то, что бы характеризовало именно меня и никакой из моих образов? Не барона, не изобретателя, не горе воителя и даже ученика мага. Не знаю, знаю лишь, что путь мой идет от потери к потере, а в сумме же получается плюс.
Кто сейчас знает и помнит, кто такой был дед Охта? Часто ли я сам вспоминаю заботливые и ласковые, натруженные руки Иши, что не спала по ночам, склоняясь надо мной, видя во мне своего единственного ребенка? Любили ли эти люди меня? Любили. Любил ли этих людей я? Любил. Да именно так и было, не взирая на ложь с моей стороны. Так и со стариком Дако, мы уважали друг друга. Я думаю даже, что он больше мне делал снисхождения, чем я того заслуживал, ведь я больше чем уверен он знал что я се`ньер. Знал и не спрашивал, знал и молчал, не требуя слов, имея деликатность, возможно даже переступая через здравый смысл и осторожность.
А вот с Тиной мысли ровно не ложатся, тут сумбур. С женщинами всегда у меня сумбур, тяжело понимаемый это субъект мироздания женщина. Вот как с ней, стояла, молчала, а потом на тебе ушат холодной воды из мешанины своих чувств. Как она вообще дошла до этого? О чем молчала, о чем думала? Кто теперь скажет? И что теперь я могу сказать? Ничего, как была тайной, так и ушла не разгаданной, легким обризом, мимолетным видением прочертив короткую полосу в моей судьбе из легкого бархата непонятных сомнений, что мягко лег на мое сердце. Чем я стал для тебя? Не знаю. Кем ты была для меня? Наверно меньшим чем то, на что ты рассчитывала.
Телега, натужно заскрипев, обогнула пригорочек взбираясь в вверх и останавливаясь у небольшой неприметной полянки, на границе густо растущего кустарника и невысоких деревьев. Вот, приехали и нас ждут. Меня ждет моя «уграбленная» тележка и повесившие головы вампирчики, которые должны были все это хозяйство сберечь.
— Ну, здрав будь Уна. — Из-за их спин, покряхтывая выбралась в первые ряды хитроглазая бабулька. — И тебе не хворать сестрица!
Мать пере мать! Весь заготовленный накал страстей, все мои громы и молнии ухнули куда-то вниз штанов, прямо здесь и сейчас прошлое вышло ко мне лицом к лицу с размаха и с оттягом залепив звонкую сухую пощечину по моему лицу, стирая с него всю уверенность, спесь, и все эти годы другой жизни. Мне навстречу мирно шкандыбая вышла сухонькая старушка знахарка из деревни Дальняя, что когда-то кажется тысячу лет назад, так любезно врачевала мне стертые от лопаты руки.
— Априя? — Я часто-часто заморгал, пытаясь прогнать это наваждение. — Сестрица?
Туго со скрипом у меня в голове закрутились шестеренки сопоставляя общую картину бытия, звено за звеном растягивая цепочку событий.
— Апри… — Я повернулся к обомлевшей Хенгельман. — Ее же сожгли?
— Апри ты?! — Хенгельман залилась слезами, схватившись за сердце. — Это, правда, ты?
— Я, Мила, я… — По лицу знахарки так же побежали слезы. — Я, моя хорошая, это я…
Какой же я балбесоид! Они же, как две капли воды! Такие все…сморщенные, маленькие, седоволосые. Ну…одинаковые как изюмки в булочке. Сухофруктики мои ненаглядные.
Пока я подбирал отпавшую челюсть, бабульки кинулись друг дружке в объятия, рыдая в унисон и причитая в голос.
— Апри!
— Мила!
— Как же ты?
— Как ты моя хорошая?
— Столько лет…
— Я надеялась и верила…
Уже потом, уже по темноте, под звездами и прохладный воздух ночи я слушал и молчал, не решаясь прервать, скрип колес возвращавших нас обратно, и скрип старческого голоса тихо так и мерно ведущего свой рассказ о днях минувшей молодости.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
