Вы просто не видели. Там натоптали… грязными ботинками! Там все перевернуто. Это вы называете — чисто?!
— Чисто — это значит, что в квартиру ничего не подбросили.
— Что подбросили?!
Машина остановилась на очередном светофоре, и Герман снова повернулся к Марьяне.
— А вы не понимаете? Странно. Я думал, что журналисты — люди более… осведомленные.
Ее глаза расширились.
— Наркотики, — едва слышно прошептала она.
— Как самый распространенный вариант для того, чтобы остановить неудобного человека в его неудобной деятельности. Правда, в этом случае все сделали бы тихо, вы бы даже ничего не заметили. Ровно до того момента, когда к вам пришли бы компетентные люди. А тут больше похоже на акт демонстративного устрашения. Хотя… судя по тому, как все было быстро сделано, не исключено, что там у людей легкая паника, и от них можно ожидать не совсем логичных действий. В общем, проверить стоило. И хорошо, что все чисто.
Марьяна побледнела — хотя куда уж дальше-то — и какое-то время сидела молча. Машина снова тронулась с места.
— Значит, это не вы… — наконец тихо произнесла она.
— Я даже не знаю, что отвечать на этот вопрос. А то я в прошлый раз ответил, что я — это я, вы чуть не расплакались. Так что решайте сами — я это или не я.
Она шмыгнула носом. Так, а ну-ка, давай, хватит расклеиваться. Ты же умница.
— Но если не вы, тогда кто?
— Хороший вопрос. Возможно, вы это знаете?
— Понятия не имею!
— И что, люди, которым выгодно посадить Максимова, не выходили на вас и не просили выискать определенные факты?
Со стороны пассажирского сужденья послышалось возмущенное фырканье.
— Да я про этого вашего Максимова знать не знала, пока не познакомилась с вами!
— Что-то не припомню, чтобы я с вами о Максимове говорил.
— Вы со мной вообще ни о чем не говорили!
— Сейчас есть шанс исправить все пробелы в нашем общении, — Герману нравилась появившаяся в ее голосе злость. Это лучше, чем хлюпанье носом. — Итак. Кто вас просил копаться в этой истории?
— Никто!
— Тогда зачем?
Она вздохнула.
— Это… это не так-то просто объяснить.
— Я никуда не тороплюсь.
* * *
Марьяна потихоньку приходила в себя. Страх отступил. Желание плакать тоже. Этому очень способствовал тот факт, что в какой-то момент времени она поняла, что это не Герман Тамм стоит за разгромом ее квартиры. Все его действия говорили об этом. Вся логика его поступков. И то, что его люди проверяли ее квартиру. И то, что он приставил защиту к Косте. И то… и даже то, что обнял ее.
Это в самом деле не Герман. Но он, похоже, благодаря Марьяне, тоже во что-то вляпался? Во что?
Но теперь Марьяне совершенно не хотелось ни о чем думать. Хотелось просто ехать. И молчать. С человеком, с которым она чувствовала себя в безопасности.
Только вот он ей такой возможности не предоставил. Герман Тамм обвинил ее в том, что она по заказу каких-то заинтересантов стала раскапывать эту историю с Максимовым. Совсем с ума сошел!
— А куда мы едем? — ушла от ответа Марьяна.
— Ко мне.
— Зачем? То есть… Зачем туда еду я?
— Вы хотите вернуться в свою квартиру?
Марьяна вздрогнула, вспомнив грязные следы, книги, горы одежды и прочих вещей на полу.
— Нет.
— Ну вот.
Марьяна не понимала, что значит это «Ну вот».
— Я могу переночевать у Тани. Это моя подруга. Или в гостинице.
— Нет.
— Почему?
Он некоторое время молчал, а Марьяна любовалась на чеканный профиль.
— Вам ответ не очевиден? — наконец произнес Тамм.
Он был Марьяне очевиден. Но она помотала головой.
— Если вам никто не заказывал это расследование… если ваши наниматели не гарантировали вам безопасности…
— Нет у меня никаких нанимателей! Кроме Тимура, а он к этому не имеет никакого отношения!
— … тогда вы в опасности, — как ни в чем не бывало продолжил Тамм. — И не должны находиться там, где до вас могут добраться. По крайней мере, сегодня.
— А… — Марьяна несколько раз тяжело сглотнула. В слова Тамма она теперь верила почему-то безоговорочно. — А что будет потом? Завтра? Что будет завтра?
— А завтра я переговорю с нужными людьми, объясню, что за вашим интересом к этой истории не стоит ничего и никого важного, и что это вы по глупости полезли в это дело, и что вы больше не будете, а будете хорошей девочкой и вообще забудете про эту историю. Так ведь?
Марьяна медленно кивнула.
— А вам поверят?
— Я умею быть убедительным.
Дальше они ехали молча. В голове у Марьяны начала завариваться какая-то совершенно несусветная каша. Вернулся страх. Понимание, что она из-за своей паталогической увлеченности персоной Германа Тамма умудрилась вляпаться в какую-то объективно неприятную историю. Что ей в самом деле угрожала реальная опасность. Что люди, которые разнесли ее квартиру сегодня, точно так же легко могли поступить аналогичным образом не с квартирой, а с ее хозяйкой. И что человек, который сидит сейчас рядом за рулем своей наверняка дорогой и крутой машины — решает ее, Марьяны, проблемы. Почему-то.
Марьяна сглотнул тяжелый комок в горле. Ну вот, опять слезы. Она сегодня уже плакала — когда бродила как неприкаянная по торговому центру. Плакала тихонько, оттирая пальцами сдерживаемые слезы, которые все равно приливались. Господи, она наверняка похожа на пугало.
Марьяна полезла в сумочку — там есть и влажные салфетки, и пудреница с зеркальцем.
А выудила она оттуда… трусы.
Машина остановилась на светофоре. Марьяна повернула голову и увидела, что Герман смотрит на нее. Точнее, на предмет в ее руках. Марьяна, не вполне отдавая себе отчет, что делает, растянула на пальцах трусы. Миленькие, черные, кружевные. Совершенно не помнит, как покупала их.
— Что это?
— Вы не знаете, как выглядят женские трусы, Герман Гергардович?
— А ты всегда носишь трусы в сумке?
— Нет. Я их купила. Ты же сказал купить трусы.
Он какое-то время смотрел молча на нее — а потом расхохотался. Это было так неожиданно, что Марьяна вздрогнула. У Германа Тамма оказался красивый смех — низкий, мужской.
— Однако, — выдохнул он. Машина снова тронулась. — Когда ты послушно выполняешь, что тебе говорят — это производит просто сногсшибательный эффект.
Это его слова произвели на Марьяну сногсшибательный эффект. Во-первых, это почти интимное «ты». Во-вторых, она вдруг с изумлением обнаружила, что ей остро хочется быть послушной. Конкретно для Германа Тамма. Мамочки, она ведь никогда это слово — «послушная» — к себе даже не думала применять. В-третьих, она, оказывается, может произвести сногсшибательный эффект на
