этого жесткого и неприступного мужчину.
Голова у Марьяны начала снова кружится, но совсем по другому поводу.
— Я что-то не пойму, мы на ты или на вы, — пробормотала Марьяна. Голос звучал для нее непривычно хрипло и как-то неуверенно.
— В процессе перехода, — невозмутимо ответил Тамм. — Сейчас приедем домой, бахнем рому на брудершафт — и переход будет совершенно окончательно.
Марьяна не ответила. Она постепенно осознавала, что эту ночь проведет с Германом Таммом. По крайней мере, в одной квартире с ним. Да кто бы ей такое еще утром сказал… А она тут похожа на чучело. Марьяна покосилась на трусы в своей руке — и затолкала их обратно в сумку, а вместо них достала-таки пудреницу и салфетки.
Так. Ну, не так уж все и страшно, как она думала. Марьяна убрала немного обсыпавшейся туши, припудрила нос. Тамм хранил молчание и никак не комментировал ее прихорашивание. Но, впрочем, наверняка что-то подумал. Что это все ради него.
А вот и нет!
А вот и…да.
— Удивительно… — пробормотала Марьяна. Она чувствовала, что молчать просто не в состоянии. — У меня таки будет шанс узнать то, ради чего я затеяла все эти розыски.
— А, так вы мне все же скажете? И что же это? Что вы хотели узнать?
— Какого цвета у вас трусы, и что вы едите на завтрак.
Тамм сначала закашлялся. Всерьез. Так, что потом долго не мог отдышаться.
— Вы это серьезно? — он не отрывал взгляд от дороги.
— Абсолютно.
— А… зачем вам это?
— А затем.
— Аргумент, — после паузы невозмутимо согласился он. — Ну что же, давайте не будем тянуть с этим. Темно-синие. На завтрак сегодня была овсянка, яйцо, хурма и зеленый чай.
— Господи, звучит как завтрак какой-то фитоняши! — Марьяна тут же вцепилась в возможность поговорить на какие-то отвлеченные темы. Не связанные с погромом квартиры, причинами и следствиями и прочим таким же серьезным. — А где же яичница с беконом, свежевыжатый апельсиновый сок и кофе?
— У меня язва.
— Да ладно?! У тебя — язва?!
Он усмехнулся.
— Чтобы к сорока шести годам не нажить себе какой-нибудь хронической болезни — надо очень правильно относиться к своему здоровью с молодости. И не позволять себе всяких глупостей.
— А ты позволял?
— Позволял. Теперь вот вынужден соблюдать диету. По-стариковски.
— Герман, прекрати! — он вздернул бровь — то ли на обращение по имени и на ты, то ли в целом.
— Что именно?
— Напрашиваться на комплименты.
Глава 7
— Ты прекрасно выглядишь.
— Видишь, как полезна овсянка на завтрак.
Марьяна едва сдержала улыбку. Вот оно. Фирменное чувство юмора Германа Тамма. Внезапно и без предупреждения. Это так… так здорово. И очень волнует. Как и его внезапная откровенность.
— А как же… а как же ты собрался пить ром, если у тебя язва?
— А вот крепкий алкоголь мне как раз можно. В отличие от слабоалкогольных напитков. Мне пиво нельзя, а водку — пожалуйста.
— Прекрасная диета!
— Мне нравится.
Марьяне казалась, что на ее лицо все же просачивается рассеянная и довольная улыбка. Дальше они ехали молча. Но за то время, которое автомобиль Германа Тамма преодолел расстояние от торгового центра рядом с домом Марьяны до паркинга в элитном жилом комплексе, где жил сам Герман Тамм, между ним и Марьяной что-то неуловимо поменялось. Неуловимо и необратимо.
* * *
Марьяна даже не стала скрывать свое любопытство относительно того места, где жил Герман Тамм. От людей с его уровнем доходов скорее ожидался дом где-нибудь в элитном коттеджном поселке. Но Герман жил в квартире. Разумеется, в жилом комплексе премиального класса. Наверное, загородный дом — это все-таки для семьи. А он — один. И даже взрослый сын живет отдельно. Правда, в жилом комплексе классом чуть скромнее.
Они молчали. Марьяне вдруг стало казаться, что Герман устал. По крайней мере, сейчас, в ярко освещенном лифте, его лицо казалось ей хмурым. Но ведь и в самом деле, уже вечер, причем поздний, если человек рано встал — а Герман Тамм, очевидно, встает рано — то он и в самом деле устал за этот долгий день. А тут еще и она… со своими проблемами.
Сама Марьяна усталости не чувствовала. Ее все никак не могло оставить нервное напряжение. Потому что в топку новых впечатлений постоянно подкидывали чего-то нового. Вот сейчас, совсем скоро, она увидит место, где живет Герман Тамм. Как тут успокоиться?!
— Надо же, седьмой этаж, — пробормотала Марьяна, глядя на панель с кнопками. — Почти седьмое небо.
Герман едва слышно хмыкнул.
— Седьмое небо не обещаю. А вот седьмой этаж, ванну, халат, ужин и ром — гарантирую.
Звучит не так уж и плохо.
Квартира оказалась предсказуемо шикарной, с дизайнерской отделкой, безупречно стильная. Но она не несла никакого личного отпечатка.
— Пойдем, покажу тебе твою комнату, — Марьяна почувствовала, как с ее плеч сползает пальто.
Все-таки манеры у Германа Тамма есть. И когда он их демонстрирует — это очень волнительно.
— Это гостевая спальня, — перед Марьяной открыли дверь. — Там, за той дверью — отдельная ванная. Могу еще предложить бывшую комнату Кости, но там какие-то страшные рожи на стенах и, по-моему, до сих пор не выветрился запах табака, когда он курил дома назло мне.
Что-то было в его словах… про «назло мне» и «запах табака» — что Марьяна вдруг подумала о том, что причина, по которой Герман выстроил такую линию по отношения к матери Кости, может быть очень веской. Потому что сына он совершенно определенно любит. И все, что он делает — это ради блага сына. Сейчас в этом Марьяна была уверена твердо.
— Спасибо, — негромко и, кажется, не совсем уверенно отозвалась она. — Меня все устраивает здесь.
— Отлично. Тогда располагайся. Если хочешь — переоденься, там, в ванной, точно есть халат. И приходи в гостиную.
А потом он развернулся и ушел. А Марьяна осталась стоять в некоторой растерянности.
Все это происходило как-то… обыденно. Будто это уже не в первый раз. Ну а чего она ждала, собственно? Что будут фанфары и красная дорожка по поводу ее первого августейшего визита в апартаменты Германа Тамма?
Марьяна оглядела комнату. Она была выдержана в нейтральных тонах, и в ней личного не было вообще ничего. Большая двуспальная кровать под светло-серым покрывалом, пара тумбочек, квадратная банкетка в темно-фиолетовую сетку, и такие же, серо-лиловые шторы блек-аут на окне. Встроенный шкаф. Дверь в ванную. Какая-то сине-лиловая абстракция на стене над изголовьем кровати. Комната, которая почти ничем не отличается от номера в гостинице на
