окружающим и, конечно, бегать в этих «обновках» я не смогу даже если буду очень стараться. С другой стороны… Я ставлю ногу на пятку, выставляю ее вперед, вспоминая, что именно так Тэона разглядывала новенькие туфельки и именно так хвасталась ими своим подругам. Теперь я точно знаю, что меня тут считают очень опасной и серьезной девушкой, иначе не стали бы в дополнения к существующим ограничениям обувать еще и в «это». А еще…
— Выглядите крепкими, - обращаюсь к своим гранитным обновкам. - Значит, будете хорошо и долго носиться.
У меня сейчас настолько печальное финансовое положение, что крепкая пара сапог, которая выдержит и грязь, и снег, и прогулку под дождем, не развалится и не отсыреет, будет как раз кстати.
Несмотря на не совсем уж позднюю пору, в библиотеке, кроме меня, никого нет. Хотя, возможно, запустение царит лишь в этой ее части. И, возможно, исключительно из-за моего присутствия, хотя я и не видела лихорадочно удирающих студентов, брезгующих обществом рабыни. В общем, я усаживаюсь за стол в надежде, что библиотекарь, если таковой вообще имеется поблизости, обратит на меня внимание. Как там его? То ли Грум, то ли Глор. Я не сочла нужным забивать голову такой ерундой. Сейчас моя первостепенная задача: освежить в памяти весь немалый массив своих знаний и сделать так, чтобы у моих мучителей не осталось ни единого повода вышвырнуть меня за порог.
Библиотекарь появляется буквально через несколько минут.
— Мы, кажется, уже знакомы, эстрани, - здоровается он. Что ж, по крайней мере, что-то не отталкивающее в нем есть: низкий бархатистый голос, как будто этому огрызку человеческой плоти стоит усилий сдерживать его истинную мощь.
— Не называй меня так, если не хочешь лишиться хлебного места, - предупреждаю я. Не из доброты душевной - просто некоторые жизненные уроки научили меня, что за ошибки часто платит не тот, кто их совершает, а тот, кто имел неосторожность просто стоять рядом.
Человек хмурится. То есть это нечто среднее между сморщенным лбом и сузившимися глазами, как будто он вдруг стал плохо видеть. Кто его знает, может, правда подслеповат? У людей полным-полно разных до смешного бестолковых болячек.
Я уже открываю рот, чтобы перечислить внушительный список необходимых мне книг, но мой взгляд падает на один из стеллаже – и я раздумываю. Кроме того, боюсь, этот тонконогий человек сломается раньше, чем дотащит хоть бы четверть из того, что мне нужно.
— Мне запрещено покидать библиотеку, а как насчет свободного перемещения внутри нее?
На лице библиотекаря появляется непонимание. На вид я дала бы ему не больше двадцати человеческих лет, но ведет он себя словно годовалый баран. Как будто я разговариваю на одном из Забытых языков.
— Я хочу сама найти нужные мне книги, - объясняю с трагическим вздохом. - Мне нужна секция истории, географии, математики…
Я говорю и говорю, а когда заканчиваю, человек просто разводит руками.
— Библиотека в твоем распоряжении, эстрани.
Интересно, а если я скажу, что он вонючая ослиная задница – он поймет, чем заслужил нелицеприятное сравнение? Вряд ли. Поэтому предпочитаю сделать вид, что ничего не слышала. Но на будущее беру на заметку, что лучше держаться от него подальше.
Ходить с превращенными в гранит ногами – то еще удовольствие, но что поделать? «Хочешь сделать что-то как следует – сделай это сам», - гласит древняя мудрость, и, хоть обычно я ее игнорировала, пришло время воспользоваться дельным советом. И все бы хорошо, если бы не одно «но». Точнее, тысячи «но» с такими аппетитными названиями, что мне едва хватает силы воли не тащить с полок буквально каждую книгу. Ох, Взошедшие, вы издеваетесь или даете еще один намек, почему мне непременно следует задержаться в Аринг-Холле на следующие четыре года?
Не будь я так беспощадно ограничена во времени – с удовольствием потерялась бы между этими полками, источающими сладкий аромат знаний.
Я выбираю несколько толстых энциклопедий, пару справочников, с содержанием которых уже немного знакома.
— Я помогу.
Библиотекарь оказывается поблизости и, не дожидаясь согласия, забирает из моих рук солидную стопку книг. Ну, хоть какая-то польза от его присутствия. Кстати, он не ломается и не сутулится, а вполне бодро шагает со своей ношей, пока я остаюсь позади, чтобы взять еще пару пыльных томов.
А когда возвращаюсь к облюбованному столу, то нахожу там еще кое-что, кроме книг: поднос с кувшином, до краев наполненным миндальным шоколадным ликером, немного ветчины и сыра. Человек стоит рядом и всем видом предлагает мне принять еще один щедрый дар – подбитую мехом накидку. Я, не изображая оскорбленную неприступность, позволяю обернуть ею свои плечи. В конце концов, он – Низшая кровь и, невзирая на клеймо на моей щеке, должен относиться ко мне с почтением и уважением.
— У меня так сильно урчал живот? – Я усаживаюсь за стол, без церемоний разрываю конверт и вытряхиваю на стол его содержимое.
— Я подумал, ты голодна, эстрани. Вряд ли в императорских темницах тебя кормили, как следует.
— Это точно.
Первым делом я просматриваю конверт с письменным заданием. Целых тринадцать листов с задачами вроде: «Что вы будете делать, если узнаете, что на днях с неба свалится одна из лун?» По две задачи на лист, всего – двадцать шесть. И в этих заданиях нет понятия «верный» или «неверный» ответ, каждый вариант рассматривается коллегией для вынесения вердикта, можно ли считать его удовлетворительным или же это полная чушь. То есть, грубо говоря, при желании именно на этом этапе отбора можно отсеять всех «неподходящих» кандидатов. Таких, как я, например.
— Если тебе будет что-то нужно, эстрани, – я всегда здесь, - говорит библиотекарь, задним ходом растворяясь где-то в лабиринтах полок.
Я рассеянно киваю, наливаю в кубок немного ликера и сую в рот целый ломтик ветчины.
Все, что мне сейчас нужно: тепло, тишина, и чтобы этот приставучий тип убрался с глаз долой.
Глава десятая
Глава десятая
Я очень сильно переоцениваю свои силы. Это если выражаться мягко и приличными словами.
Когда до экзамена остается меньше получаса, мои глаза беспомощно закрываются, а я сама, как бы ни стараюсь держаться, скатываюсь в пропасть сна. Венцом этого падения становится библиотекарь, который вместо того, чтобы разбудить меня, зачем-то подкладывает мне под голову какую-то свернутую валиком тряпку.
— Мне нельзя… спать.
Усилием воли заставляю себя оторвать голову от столешницы и не думать о
