— Готово, — говорит она. — А сам звонить будешь?
Я качаю головой.
— У меня с этим проблем нет — один из плюсов вольной жизни. Захотелось в Корнуолл — пожалуйста, гони себе за милую душу. Кстати, если хочешь знать, лично я ни единому твоему слову не верю.
— В смысле?
— «Я почти ничего не видела», «наверное, они напали сзади…» Врать подучись. — Молчу, даю ей время спокойно закурить сигаретку, пока в машине повисает напряженная тишина. Наконец я осмеливаюсь ее прервать: — Так могу я узнать, что же на самом деле случилось?
— Я сказала: не знаю.
Снова молчание. Я гляжу на Бет, точно следователь на допросе — с явным недоверием. Потом пробую еще один профессиональный прием: ошеломить подозреваемого неожиданным вопросом.
— Где ты берешь наркотики? И что ты делала посреди ночи в забытом богом Шёпердз-Буш?
Мне показалось, будто Бет судорожно вздохнула и замерла. Дышит тихо, почти неслышно.
— Не знаю, — сбивчиво объясняет она. — Я совсем не помню. — Замолкает и, уронив голову на грудь, заслоняется локтем, точно от яркого солнца. Потом опускает руку и, снова облокотившись на спинку, откидывает с лица волосы. Теперь ее плечи расслаблены, она несколько раз неторопливо затягивается сигаретой, поворачивается ко мне, точно желает что-то сказать, но, передумав, отворачивается и опять вздыхает.
— Ладно, это мой поставщик, Стэн. Доволен?
— А за что, интересно? Заплатить не смогла? Опомнись, милочка, ты же у нас новая девушка «Аманьюна».
Бет отвечает на мой сарказм ледяным презрительным молчанием.
Пусть и уличил ее, а легче мне не стало: не отыгрался я на ее унижении — просто понял, что все гораздо сложнее, чем я подозревал. Где-то с час мы едем молча, как вдруг Бет подает голос:
— Мне надо в туалет.
— Остановлю на ближайшей заправке.
— А поскорее нельзя? Не могу больше терпеть.
Требует в приказном порядке — попробуй ослушайся.
Эта штучка привыкла к первоклассному обслуживанию, у нее дорогая страховка и низкий уровень надежности, а каждые три тысячи миль необходимо перебирать коробку.
На следующей развязке включаю сигнал поворота, съезжаю налево и, сделав петлю назад над шоссе в Малмесбери, сворачиваю на маленькую, уходящую на запад проселочную дорогу. Проехав чуть вперед, притормаживаю у небольшой рощицы. Выхожу из машины, открываю багажник и достаю джинсы Кэт, одну из своих рубашек и джемпер.
Захлопнув багажник, вижу перед собой дрожащую от холода Бет в нижнем белье и тяжелых ботинках. Молча протягиваю ей одежду. Рубашку она надевает тут же, натягивает через голову джемпер и, зажав джинсы под мышкой, удаляется в заросли. Рубашка и джемпер ей по бедра, и смотрится она что надо: настоящая нечесаная бродяжка, этакий цыганский оборвыш. Невероятно — как она умудряется быть такой притягательной в столь страшном убранстве? Ни дать ни взять молодая лань: ступает с грацией, аккуратно выбирая дорогу между кустов папоротника и куманики, высоко поднимает коленки и скоро исчезает среди деревьев.
Возвращается моя ненаглядная уже в полном облачении. Джинсы ей коротковаты, и над ботинками белеет голая лодыжка — настоящая беспризорница. Мало того что брюки коротки, так они еще и упасть вот-вот готовы. И вот представьте: идет моя Бет — одной рукой придерживает на поясе штаны, другой — волосы, чтобы на лоб не падали, и дрожит, как осиновый лист на ветру, — бедолага. Пришла, стоит у дверцы — хочется небось в тепло-то, сиротка ты нечесаная…
Бет забирается в машину и заворачивается в одеяло.
— Ну и холодрыга же там, — бормочет она, стуча зубами.
— Поедим — сразу согреешься.
— Что, здесь? Соломы, что ли, пожуем?
— Когда-нибудь слышала, что в деревнях бывают трактиры?
— И где ты собираешься их искать?
— Понятия не имею. — Вдруг мне стало так смешно — как я вообще сорвался в такое приключение?! — Понятия не имею, куда мы едем и что будем делать. И вообще — мы заблудились.
Моя оборваночка тоже заходится смехом, и мы, нервно хихикая, как две сбежавшие лабораторные мыши, тихо шуршим по асфальту в поисках Его Величества Сельского Трактира.
Поиски наши довольно, скоро увенчались успехом — такой уж выдался денек.
И вот перед нами заведение: деревянные балки, выложенный плиткой пол, огромный очаг и страдающий ревматизмом охотничий пес по имени Оскар: зловонный, слюнявый, невообразимо добродушный и мучимый патологической тягой к чипсам с барбекю. Вместо короткой привычной вывески «Треска и жареный картофель» или «Омлет и жареный картофель» висит грифельная доска, перед которой надо стоять и минут пять вчитываться. Зато у них есть мое любимое пиво, а за стойкой вместо обросшего полупьяного работяги, который смылся в деревню, дабы не расплачиваться с кредиторами, стоит улыбчивая бабушка.
Себе беру пинту пива и пирог с дичью, спутнице — бокал шардоне и суп из лобстера, традиционное меню западной Англии. Чуть позже повторяем напитки и выкуриваем по сигарете. Бет удобно устроилась в кресле с подголовником, разложив локти и откинув голову.
— И зачем мы сюда приехали? — неохотно протягивает она, закрыв глаза.
— Развеяться и отдохнуть.
— От чего тебе отдыхать?
— От жизни.
Милашка обдумывает мои слова, едва заметно кивает и, приподнявшись с подголовника, почему-то смотрит в упор.
— Ты и правда хороший, — говорит она с улыбкой. — Спас меня.
— Да нас обоих надо спасать, — ворчу я. — Ну и… Часто он тебя бьет?
Бет глазом не моргнув ставит на стол бокал и с невозмутимой улыбкой отвечает:
— Стэн? Он вообще никогда рук не распускает. Я сама виновата. И деньги здесь ни при чем. Я повела себя по-свински. — Бет вздыхает и качает головой. — Ты ведь совсем не в курсе наших дел. Так что давай не будем об этом.
Да, лгунья она хорошая, в этом я уже убедился. А может, в конце концов, ее действительно Стэн побил. Допивает вино.
— Ладно, давай отдыхать, раз приехали. Тоже мне похититель.
Бет настаивает, чтобы трапезу оплатила она. (Говорит — достаточно того, что я раскошелился на заправке.) Мы садимся в машину и направляемся на запад. Уже в пути, спустя какое-то время, она спрашивает:
— Значит, Корнуолл?
— Ага.
— Ты когда-нибудь видел соломенные чучела?
— Нет. А ты?
Долго думает о чем-то своем и неожиданно заявляет:
— И я тоже. Едем дальше.
— Это чаевые, пожируй чуть-чуть. Благо могу себе позволить — я же, в конце концов, новая «Аманьюна», — поясняет Бет и с отстраненной улыбкой снова ложится на спину.
Думаю, вряд ли кто-нибудь бы захотел оказаться на моем месте: я проститутка и обязан обслужить любимую девушку своего давнего друга — первосортную, несравненную гадину.
Но ничего не поделаешь — такова жизнь, и подобное происходит на каждом шагу.
А потому мне не остается ничего другого, как хладнокровно снять то немногое, что осталось, забраться на Бет и сделать свое дело.
Она лежит, плотно смежив веки.
После.
— Ну, взбодрись, совсем приуныл, — говорит Бет, закуривая сигарету и бросая другую мне на колени.
— Путаешь уныние с сочувствием.
— Ой, только, пожалуйста, не надо меня жалеть. Не выношу.
— Да ты-то тут при чем? Дура самовлюбленная, только о себе и думаешь. Мне Майлза жалко.
Она в ярости оборачивается.
— Ты Майлза в это не впутывай!
— Да уж точно, здесь он не при делах.
— Вот именно.
Я закуриваю, и в комнате повисает враждебная тишина. Приятно все-таки нежно поворковать на ложе любви. Просто прелесть.
Прошу Бет изобразить что-нибудь из ее реплики в рекламе «Аманьюна», но она отвечает, что у нее вообще никаких реплик нет.
— Я ничего не должна говорить, — объясняет наша молодая актриса. — Я просто должна быть в кадре, и все. Мне платят за тело. — Протягивает руку и щелкает меня по носу — больно, надо сказать. — Как и тебе, мой дорогой.
* * *
Магнитола затягивает тоскливую песню: «И я скучаю по тебе, как пустыня о дожде…» До меня не сразу доходит, что моя спутница плачет. Беру ее за руку, и мы молча сидим, сцепившись пальцами. А потом я спрашиваю:
— Что случилось?
Она не торопится с ответом, а чуть позже говорит уклончиво — так, что я все равно ничего не понимаю:
— Знаешь, иногда мне кажется — я получила по заслугам.
— Какая ты глупышка, — ласково ругаю ее я.
На минутку выглядывает солнце — мы как раз проезжаем Бодмин-Мур. Облака разошлись, яркий свет залил дорогу, и посреди пустоши вдруг засеребрилась асфальтовая река. Миновали Дозмари-Пул, открытую гранитную жилу, потом разработки фарфоровой глины и дымоход, одиноко торчащий из давно оставленной оловянной шахты. Все так необычно — Бет глядит как завороженная. Она никогда прежде не была в Корнуолле; Мальдивы, Куба, Вьетнам — да. Но не Корнуолл.
