– Да-а, – высекая кресалом огонь, согласно протянул Дрозд. – Домой-то нам пустыми незачем. Что тогда делать-то? Опять к Строгановым подаваться аль в какую-нибудь ватагу? Опять на побегушках быти? Иное дело – кабы с богачеством пришли! Уж тогда все кругом – наше. Дом бы выстроил, коров завел, лошадок… да дворовых дев прикупил бы! Кругленьких, красивых… Йэх!
И так тоскливо это «йэх» прозвучало, с таким остервенением отбросил Карасев Дрозд огниво, что даже всегда невозмутимого татарина проняло.
– Ну-ну, Карасище, не горюй! – утешил Исфак дружка. – Уже хорошо – убежать смогли. А домой – в этом ты прав – нам сейчас спешить нечего. И в Сибир-город, в Кашлык – кто там нас ждет-то? Да и представь… – Шафиров задумчиво пожевал сорванную соломину. – Вернемся мы с тобой в Кашлык или в Чинги-Туру, не важно… Вновь на службу поступим, может, даже дьяками приказными станем, уважаемыми людьми. А вдруг Ивашкины люди вернутся? Нас узнают да потребуют суда? Такое ведь случиться может. Оно нам надо?
– Не надо. – Карасев подбросил в разгорающийся костер сухих веток.
Исфак одобрительно кивнул:
– Вот и я говорю, бачка. Ах, умный ты человек, Карасище!
Дрозд от похвалы зарделся – редко когда его умником называли… да, положа руку на сердце – никогда вообще! Может, и не зря с татарином связался – вот кто по-настоящему умный-то. И с девками все бы по его задумке вышло – кабы не лучница, черт бы ее побрал! Да и относился Исфак к Дрозду со всем уважением, не как другие казаки. Бачкой вот называл – батькой, вроде как атаман-батюшка. Приятно то было слушать!
– Так вот, – глядя, как напарник управляется с рыбой, Шафиров гнул свою линию дальше: – Я и подумал, бачка: зачем нам на юг-то? Сам видишь – на север идем, а день ото дня теплее. Знать, правдивы слухи-то! И земли теплые есть, и есть в них золотой идол. Есть! Обязательно!
– Ага, есть, – положив выпотрошенную рыбу на угли, покивал Дрозд. – Только как же мы его возьмем-то? Вдвоем?
Сия, прозвучавшая для Шафирова весьма неожиданно, фраза показала вдруг, что Карасев не так уж и глуп, как всегда казался. Ишь ты – сообразил. Хотя соображенья тут особого-то не надо, и дураку ясно: вдвоем идола не добыть. А тогда следовало дать напарнику какую-то цель, чтоб меньше о пути дальнем задумывался… кое-что рассказать, частью раздумий своих поделиться.
– Эх, бачка, – тряхнул белобрысой челкой татарин. – И не нужен нам тот идол, ага!
– Как это «не нужен»? – тут же возмутился напарник. – А зачем же тогда мы туда пойдем?
– За славой. – Шафиров даже и бровью не повел, а еще и повторил важно и значительно: – За славой, за богатством и честью!
Услышав такие слова, Дрозд недоверчиво расхохотался:
– Кто ж нам это все дасть?
– Великий хан, – пожал плечами татарин. – Местный правитель. Хозяин золотого идола. Что ты моргаешь-то, бачка? Или, думаешь, идол златой там сам по себе стоит, без правителя, без зоркой и неподкупной стражи?
– Не-а. – Хмыкнув, Карасев озадаченно взъерошил затылок. – Ежели б без стражи, так давно его умыкнули, идола-то!
– То-то и оно, бачка! – вскинулся Исфак. – Я всегда говорил, что ты умный человек. Вот и сейчас – добре все понимаешь. К этому-то хану, несомненно из какого-то знатного, враждебного Кучуму рода, мы с тобою и явимся! Да не просто так, а с важной вестью – о воровских казаках предупредим, все об Ивашки Еремеева шайке расскажем! Сколько их и зачем они сюда явилися. Придет Ивашка-то – а тут его уж и ждут! Разобьют наголову, девок в полон возьмут… может, нам еще их и пожалуют… за верную службу!
– Да, – согласно кивнул Дрозд. – За верную-то службу хан не токмо девками одарит, но еще и златом. Коли уж оно там во множестве. Ежели мы про Ивашку все расскажем… да увидят, что не соврали… да! Токмо это…
Карасев немного помялся и вдруг выдал такое, от чего ушлый спутник его снова впал в некое недоумение: опять выходило, что Дрозд-то не круглый дурак.
– Токмо это… нам бы с тобой дворянами сказаться надоть. Еще лучше – детьми боярскими.
– Вай, молодец, бачка! – Исфак одобрительно затряс головой. – Вай, молодец. Не детьми боярскими – боярами назовемся!
– Боярские-то роды здешний царь, верно, знает, – снова показал сметливость Дрозд. – Как бы нам не опростоволоситься, скажут еще – самозванцы. Не! Думаю, дети боярские – в самый раз. Не простые мужики чтоб. Говорят, есть такое правило, что в чужих землях тако же положенье людям пришлым дают, что и у них дома было.
– Да, – охотно подтвердил татарин. – Такое правило есть. И в Ливонской земле оно действует, и в Литве.
– Главное – нам с тобой хорошенько уговориться, придумать, где у нас землишки были да куда потом делися.
– Придумаем, бачка! Путь-то, чай, длинный.
– Господи. – Упав на колени, Карасев истово перекрестился на высокую елку. – Лишь бы с погодою повезло, лишь бы сладилось. Не то заметет пурга… тут оба и сгибнем.
– Не заметет, – шмыгнул носом Шафиров. – Вона, все теплей и теплей. Ну, что? Будем рыбу есть, бачка?!
Перекусив, беглецы, замыслившие для всех оставшихся в остроге казаков злое дело, отправились дальше. Так и шли вдоль реки, били наскоро сделанной острогою рыбу, ночевали в ельниках да мечтали о злате.
– Так часто бывает, когда к другим государям бояре або дети боярские отъезжают, – рассуждал по пути Шафиров. – Наши мнози – в Литву, а литовские – к нам.
Вокруг тянулись густые, почти непроходимые леса: лиственницы, кедры, угрюмые сосны-ели, однако чем дальше на север, тем чаще стали встречаться осины, березы и даже дубы со светлыми солнечными липами.
В воздухе явно пахло весной, хотя вот-вот должно было наступить Рождество Христово: набухали на ветвях почки, в кустах весело щебетали птицы, а в почти полностью очистившейся ото льда реке играла на плесах рыба.
– А те-то, дурни, зимовать собрались! – радуясь неожиданному теплу, смеялись приятели. – Ничо, пущай себе позимуют.
Так и шли, никого по пути не встречая, было очень похоже, что здесь, в глухой сибирской тайге, не ступала еще нога человека… ну, разве что какой-нибудь самоед или вогулич забегал поохотиться. Зато зверья было – с избытком! Олени, лоси, куницы с белками, встречались и рыси, и волки.
– Дай-то Бог, не напали бы, – всерьез опасался Дрозд. – Надо б как-то по очереди спать, что ли.
Татарин в ответ отмахивался:
– Да им тут и без нас полно пищи! Бурундуки вон с барсуками из нор вылезли – жарковато им, бедолагам, не спится.
– Вот-вот! – тут же встрепенулся Карасев. – На медведя-шатуна б не нарваться.
Тут уж Исфак не нашел, что и сказать, – и впрямь, по такой оттепели медведей в берлогах подмачивало, вот звери и вылезали наружу – голодные, мокрые, злые. Повстречаешь невзначай такого в лесу – не убежишь, не спрячешься: медведь добычу издалека чует, бегает быстро и по деревьям ловконько лазит.
Не пустое было опасение – но тут уж как Бог даст. Потому-то беглецы так обрадовались, когда обнаружили на излучине лодку. Обычная остяцкая однодревка с низенькими бортами, легонькая долбленка – и ту приняли как благодать божью! Едва в пляс не пошли, еще бы: в лодке-то по реке плыть – это не пешком по чащобе шататься, тем более вниз по течению, можно сказать – с ветерком.
Вылив набравшуюся воду, приятели вытащили лодку на берег, разложили костер, просмолили да выстругали засапожными ножами весла из подходящих коряг. Переночевав, с утра и уселись, оттолкнулись веслами от низкого берега, поплыли, подгоняемые течением и попутным ветром.
– Ой и славно же! – оборачиваясь, довольно закричал Дрозд. – Теперь мы быстро до здешнего царя доберемся!
Продвигались и в самом деле быстро, делая за день с полсотни, а то и поболе верст. Растительность по берегам постепенно становилась все гуще, деревья – пышнее и выше, вот уже и зазеленела листва!
– Нет, ты глянь только! – Сняв от жары шапку, Карасев с удивлением качал головой. – Вот это чудо! И главное – никакой медведь не страшен.
Так и плыли бы, коли б…
Коли б не завернули в одну тихую заводь – набить острогой рыбки, коей река в этом месте просто кишмя кишела. Даже с лодки хорошо было видно, как носилась в воде серебристая рыбья мелочь. А вот проплыла какая-то большая рыба – сазан или лещ, – за ней юркая щука…
Шафиров поднял острогу:
– Есть, есть рыба-то! Сейчас… словим… Вот, хоть этого сома… Смотри, какой огромный! Сейчас я его – в глаз. Оп!
Сказал и ударил…
И тут же, словно в кошмарном сне, взвилась из воды в воздух огромная змея толщиной с хорошую лиственницу, с окровавленной левой глазницею и со злобно ощеренной, усыпанной острыми зубами пастью! С узорчатой темно-зеленой кожи змеищи стекали, падали в реку тяжелые водяные капли.
Взвившись, змея ка-ак долбанула хвостищем, так что лодка сразу перевернулась и вылетевшие из нее беглецы дружно поплыли к берегу, заклиная Иисуса Христа и Аллаха!
Господи, упаси от такой хищной змеюги!
