Боб убил время, сидя в теплом зале ожидания и слушая тоскливые возгласы продавца вокзальной литературы:
- "Здоровье" 20 рублей, "Жизнь" 7 рублей, "СПИД" 5 рублей. Берете "жизнь" и "здоровье" от нас "СПИД" бесплатно.
Он съел в буфете пирожок, отогнал нескольких "одеялок вокзальных", как почему-то называл попрошаек, и наконец уселся в плацкартный вагон. Увы, время отправления подошло, но поезд не тронулся. Не тронулся он и через пол часа. Весь этот срок одуревшие от запахов жженой смазки и немытых туалетов пассажиры обсуждали пенсии и правительство, а один старичок вскакивал каждые пять минут и громогласно спрашивал:
- Ну вот, поезд, все мы тут уже собрались, а ты почему не едешь?!
После чего жертва вокзальной безалаберности усаживалась на место и снова начинала тяжко вздыхать о нелегкостях пенсионерской жизни.
К станции Усть-Лабинска поезд подкатил во тьме. Автобусы, и так-то в этом городке считавшиеся вымирающим видом транспорта, не ходили. Боб еще раз безрезультатно отзвонился Людочке из автомата и двинулся в путь пешком. Дом ее родителей был темен и пуст. Только лаяла из будки промерзшая до костей собака. Боб походил вокруг, недоумевая, неужели обе телеграммы, одна посланная из Лондона, другая - из Москвы, не дошли. Выходило, что так. Рядом с домом он обнаружил свежие следы от машины - суда по всему, родительской "Таврии". Значит, хозяева недавно куда-то уехали. Прождав полчаса в надежде на их возвращение, Боб двинулся обратно на станцию: холодно было нестерпимо, да и собака, лаявшая не переставая, начинала уже задыхаться. План был - поспать на вокзале до утра и предпринять вторую попытку. Но ему суждено было осуществиться лишь наполовину. За ночь утомленного долгой дорогой Боба будили шесть раз. Четыре - милицейские патрули, каждый из которых подолгу рассматривал паспорт американца, а потом задавал классический вопрос: "Сколько стоит у вас в Штатах пачка "Марлборо". В первый раз Боб ответил правду - пять баксов. Но потом решил мстить - с каждым новым патрулем накидывал к цене по одному "зеленому". Последний сержант, возвращая паспорт, со вздохом почесал под форменной фуражкой и сказал Бобу, что не поедет в Америку.
Дважды Вовку тревожил такой же сиделец, как и он, только престарелый, неопрятный и немного свихнувшийся. Он постоянно вздыхал, покачивался на лавке из стороны в сторону, не отрывая глаз от табло с расписанием движения, и причитая по поводу опоздания своего поезда. Глядя на него, можно было решить, что он родился и состарился на этой лавке и уже не чает с нее убраться. Вопрос о цене на "Марлборо" мужика не мучил, его занимало нечто более важное. Ровно в пять часов утра он ткнул Боба крепким пальцем в бок и спросил:
- Сколько времени?
- Пять, - пробормотал Боб.
- Неправильно! - заявил сиделец, и переадресовал вопрос дремавшей рядом с ним бабке с огромным баулом.
Та подтвердила, что сейчас пять часов утра, и услышала в ответ: "Неправильно!". После чего между двумя людьми, уставшими от долгого сидения на неудобных лавках, плохого вокзального духа, трескотни игровых автоматов и мерцания неверного света пожелтевших на службе лампочек, разгорелся спор. Под него Боб прикорнул было, но тут же получил новый тычок в бок - сиделец призвал его в свидетели:
- Сколько времени, ты сказал?
Боб глянул на часы:
- Половина шестого.
- Я же вам говорил! - торжествующе воскликнул мужик, свернулся калачиком в своем ватнике и, наконец, уснул.
А у Боба сон как рукой сняло. Он вышел на улицу и двинулся к дому любимой. Замутненное станционными миазмами сознание на воздухе прояснилось, по телу разлился утренний бодрячок. Боб весело шагал, попирая своими "кроссами" сорок пятого размера предрассветный полумрак и серые лужи, и в полголоса декламируя считалку из "Алисы в стране чудес":
"Humpti-Dumpti sits on the wall,
Humpti-Dumpti had great fall.
All kings horses & all kings men,
Cannot Humpti-Dumpti gether again..."
(Шалтай-Болтай сидел на стене,
Шатай-Болтай свалился во сне.
Вся королевская конница, вся королевская рать
Не могут Шалтая, не могут Болтая,
Не могут Шалтая-Болтая собрать.)
- Студент, что-ли?! - Из проулка прямо перед Вовкой вывалились три здоровенные качающиеся фигуры. Сырой и холодный туман вмиг потеплел от запаха пота, машинного масла и богатырского дыхания. - По-немецки говоришь...
Боб присел на месте. Нарваться в столь безлюдный час на троих здоровенных колхозников, которым вполне могло не хватать на выпивку, в его планы не входило. Ближайший к нему мужик - даже в тумане видно было, насколько он рыжий и конопатый - показал гниловатые зубы:
- Гуляешь, студент?
- Да, - Вовка лихорадочно размышлял, как построить линию поведения. Постараться скрыть акцент или наоборот упирать на свою заграничность? "Может, посмотрят паспорт, скажу, что пачка "Марлборо" стоит полдоллара, но сейчас в Америке модно курить "Приму" и разойдемся по-хорошему?..."
- А мы тоже гуляем! - выкрикнул из-за спины рыжего тощий детина поменьше, - Раз ты студент, значит, в курсе. Где здесь Полярная? А то мы ларек с водкой найти не можем.
- Не знаю, я не местный.
Троица загоготала:
- Шо, настолько не местный?!
- Я из Америки, - Вовка решил делать упор на дружбу народов, - Я не знаю, какие тут у вас улицы.
Мужики развеселились еще сильнее:
- Да какие улицы, звезда Полярная где? Мы решили по звездам ориентироваться. А тебя каким ветром занесло? Ты че, белый эмигрант - вон как по-нашему шпаришь?
У Боба немного отлегло от сердца. Похоже, международный скандал с мордобитием откладывался. Он объяснил мужикам, что приехал работать в краевой центр, а здесь в Усть-Лабинске у него девчонка. Через минут десять лабинско-американская дружба окрепла настолько, что Боб был вынужден оказывать гуманитарную помощь в покупке самогона. Едва его новые друзья осознали, что перспектива продолжения банкета вполне реальна, как тут же безо всякой Полярной нашли черный домишко с покосившимися ставнями и вынесли оттуда четверть первача. Отказаться от дегустации не получилось:
- Ты что! - подозрительно сощурился всклокоченный коренастый механизатор, которого друзья называли Трефаном, - А вдруг ты нас отравить хочешь? Умотаешь потом в свою Америку и ищи свищи.
Он сурово оглядел Боба затем с нежностью - четверть, за которой, кстати сказать, сам сходил и с тех пор не выпускал из рук.
"В конце концов, я проехал через всю Европу, замерз и меня здесь никто не ждет!", - решил Боб и взял из рук Трефана наполненный раскладной стаканчик, настолько старый, что, должно быть, довел до цирроза печени не одно поколение усть-лабинских механизаторов.
...К дому Людочки Боб добрался, когда туман уже совсем размело и бледное светило гоняло солнечные зайчики по поверхности коричневых луж. Проклятый самогон сделал свое дело - ноги слушались американца с трудом, а вот глаза совсем отказывались повиноваться. Левый постоянно сносило в сторону, отчего домов, луж, остовов деревьев и фонарных столбов время от времени становилось больше. От собственного запаха Боба мутило, и он успел обтошнить как минимум три забора. В последнем случае это не понравилось хозяйской собаке, она сумела просунуть морду сквозь частокол стальных прутьев и прорвать ему штаны.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
