По заведенной традиции, представитель партии коммунистов сидел слева от председателя за первым столом президиума, члены Политбюро и министры находились сзади на отведенных местах. Был интересный порядок открытия сессии. Мы, председатель и его замы, собирались за сценой в комнате президиума, а соседняя комната, более крупная, предназначалась для членов Политбюро. Здесь же стоял овальный большой стол с напитками и минеральной водой, фруктами. И вот, когда на часах было ровно без двух минут десять, наш председатель становился на порог соседней комнаты и приглашал членов Политбюро занять места в президиуме, т. к. сессия начинает работу. По заведенному, как потом выяснилось, порядку все члены ПБ, тогда во главе с Генсеком Л. И. Брежневым, входят в нашу комнату и с каждым зампредом здороваются за руку. Первым идет Л. И., за ним М. А. Суслов, А. П. Кириленко, А. А. Громыко и другие. Когда Леонид Ильич сделал шаг назад и пропустил остальных, я пожимал руки другим членам ПБ, но все время чувствовал на себе тяжелый, пристальный взгляд какого-то человека. Когда я оглянулся, то увидел взгляд Л. И. — прямой, немигающий, периодически генсек причмокивал губами. У него в то время была поставлена оросительная присоска во рту для увлажнения горла. Так говорили.
Ну, думаю, что-то будет. Такой взгляд, изучающий и прямой, ничего хорошего не сулит. Но все обошлось. Он даже не сглазил.
Потом впереди председатель, а за ним замы по ступенькам поднимались в президиум сессии, занимали места за первым столом, и тогда только появлялись члены Политбюро. Все встают, бурно аплодируют. В первый раз, не зная этой процедуры, эти аплодисменты мы отнесли на свой счет, но, обернувшись назад, стали тоже аплодировать: не в зал, а чуть с разворотом. Получилось так, что от того кресла, где я сидел, до места Л. И. было метра полтора. Учитывая громкий глухой бас Л. И., я часто становился невольным слушателем разговоров его, особенно с Косыгиным. Обсуждались разные вопросы: от цен на “москвич” и горючее до производства мяса в стране».
Строжайший ритуал, четкое соблюдение всех деталей, всех пунктов регламента: члены Политбюро и собираются в отдельной комнате, и выходить на сцену должны в определенном порядке, и садиться строго в соответствии со своими постами в партии. Манюхин мимоходом замечает, что говорят между собой Брежнев и Косыгин о вещах вполне приземленных (от производства мяса до цен на автомобиль) и на простом, понятном всем языке.
Но вот на трибуну выходит Леонид Ильич Брежнев, и…
«Наша партия делает все для укрепления коммунистического движения в мире. Мы исходили и исходим из того, что современная международная обстановка, обострение классовой борьбы на мировой арене настоятельно требуют мобилизации всех возможностей антиимпериалистических, революционных сил. И понятно, что именно коммунистическое движение призвано сказать свое веское слово в пользу еще более действенного объединения усилий всех революционных борцов, всех сторонников мира, национальной независимости, демократии и социализма» (Л. И. Брежнев. Речь на XX Ленинградской областной партийной конференции, 16 февраля 1968 года).
И опять-таки — ни одного лишнего, случайного слова. Если силы — то антиимпериалистические. Если арена — то мировая. Если движение — то коммунистическое.
Да, конечно, есть речи парадные, официальные, торжественные. Есть — будничный, рабочий партийный язык. Но в том-то и дело, что одно неотделимо от другого. Именно эти затверженные наизусть формулы, «китайская грамота» партийных документов и есть та удивительная протоплазма механики власти, которой успешно овладевает молодой обкомовец.
А куда ж деваться?
Поставить вопрос на бюро, заслушать отчет, довести до сведения, открыть прения, избрать в президиум, подготовить выступающих — эти и многие другие глаголы и существительные, в обычной жизни почти не встречающиеся, предстоит ему впитать, выучить, ввести в контекст своей собственной, индивидуальной речи.
«Текущие задачи», «передовой опыт», «коммунистическое рабочее движение», «ленинский комсомол», «международный империализм», «обострение классовой борьбы на современном этапе» и, конечно, конечно, «роль Леонида Ильича Брежнева» во всем этом — должны не просто отскакивать от зубов, а стать частью твоего существования, мышления, сна и бодрствования.
Оказывается, это партийное краснобайство, праздное пустословие — имеет глубочайший смысл. Особый византийский язык, которым владеет лишь каста управленцев. А кто не владеет его оттенками, никогда не достигнет высших ступеней иерархии, как бы хорошо он ни разбирался в строительстве, черной и цветной металлургии, машиностроении.
Величественность, ритуальность, неизменность священных символов и жестов — вот основа того зомбирования, с помощью которого эта каста управленцев держит под контролем страну.
Зачем он ругается с подчиненными? Зачем пытается жестко атаковать их? Подчиненные должны любить своего начальника! Боготворить его! Начальник — из высшей касты!
Этой хитрой партийной науке учит его Рябов, заприметивший молодого строителя еще в горкоме. Этому главному партийному искусству — политической воле и величественности — учится и он сам.
Однако, овладев этой грамотой, Ельцин умудрился, как мы увидим позднее, сохранить и свой собственный, индивидуальный язык.
Из книги Я. Рябова «Мой XX век. Записки бывшего секретаря ЦК КПСС»:
«1976 год был наполнен большими и серьезными событиями в жизни области и моей тоже. Много и часто ездил по Среднему Уралу, разбирался с делами на месте, принимал решения и реализовывал их.
Девятую пятилетку (1971–1975 гг.) закончили с хорошими показателями: рост объема производства составил 135 процентов, более 90 процентов прироста продукции получено за счет роста производительности труда. Многие предприятия промышленности, строительства и сельского хозяйства, а также тысячи передовиков производства были награждены государственными наградами. Я был награжден вторым орденом Ленина, Б. Ельцин — орденом Трудового Красного Знамени». Несколько дневниковых записей 1976 года:
«18 января позвонил Л. И. Брежнев. Я рассказал ему о делах в области. Он спросил меня о предстоящей областной партконференции, кого из членов Политбюро мы будем избирать делегатами на XXV съезд КПСС. Я сказал, что А. А. Гречко — министра обороны. Брежнев пожелал всего хорошего.
30 января вместе с Ельциным и Башиловым ездили в город Сухой Лог.
1 июня позвонил Л. И. Брежнев. Поздравил с награждением Свердловска орденом Ленина. Сказал, что видел по телевизору. Спросил, как дела на селе, я сказал, что удовлетворительно. В мае прошли дожди, это радует».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
