самой себя? Можно ли назвать «другую» Челси тем самым секретом? Стоит ли о ней рассказывать?
Лучше подержу язык за зубами.
— Хочешь узнать, почему мы первым делом пришли именно в этот зал, посвященный живописи? — Соня буквально сияла, я не помню ее настолько улыбчивой.
Ее широкая улыбка удивила меня и ввела в ступор. Вопросы и недопонимания лезли в голову, поэтому я просто молчала, не зная, что сказать.
— Давай я тебе покажу, — схватив меня за руку, подруга вновь повела меня куда-то, в этот раз это был конец зала.
Проходя мимо висевших картин, авторов которым было интересно мнение и чувства других, мы оказались в том самом месте, благодаря которому Соня светилась как рождественская елка.
— Как тебе эта картина? — спросила Соня, напоминая мне того самого художника в водолазке.
— Ну, мне надо подумать…
На картине также преобладали холодные цвета (да сколько можно уже?), но в этот раз фон был ярко-синего цвета. По центру располагалась немного повернутая набок голова девушки. Шея, скулы, волосы и глаза были нарисованы небрежно, будто автор совсем и не старался выводить края, а скорее наоборот.
Он показал свой внутренний мир.
Грустный взгляд девушки. Глаза были черными, но излучали тревогу и при этом мнимое спокойствие. В общем, как я и говорила ранее — живопись непонятна для меня.
— Она интереснее всех прочих, — сухо сказала я, а затем решила добавить. — Стиль оригинален, не похоже на ни одну другую работу.
Соня, которая все это время стояла, прикрыв табличку с именем автора, изумленно меня слушала, ловя каждое слово, дыхание и запинку. Меня это пугало и удивляло.
— А теперь посмотри на табличку, — Соня сделала маленький шажочек в сторону, открывая имя автора.
На табличке темными буквами и строгим шрифтом были написаны имя и фамилия моей подруги. Теперь мне стало понятно, почему Соня изучала все эти картины, почему привела меня именно в этот зал и светилась от радости, показывая свою работу.
— Не могла и подумать, что ты можешь так красиво рисовать! — я набросилась на подругу и начала ее обнимать, чуть не сшибив таблички вместе с висящими картинами.
Будь здесь авторы, они бы бросились на нас с кулаками.
— Да, спасибо, мне приятно, — Соня виновато и скромно улыбнулась, опустив глаза.
Любой художник хочет что-то показать на своей картине. Есть мысль и образ мира, который царит в душе творца. Что если этот мир не хороший для Сони? Возможно, она критикует мир в своей картине. Во мне разгорелось желание обдумать и понять замысел подруги.
Силуэт девушки, выполненный черным цветом, с самого начала дал понять, что Соня нарисовала саму себя. Длина волос, шея и изгибы лица, все это походило на подругу. Синий мир, который казался чем-то опасным заходил за края девушки, он поглощал ее.
Это хотела показаться Соня?
— Пойдем, послушаем поэзию. В отличие от этого тихого места, там повеселей, — подруга была довольна моей реакцией, а ничье другое мнение о ее работе, не волновало девушку.
— Давай, — задумчиво и таинственно произнесла я, продолжая размышлять над картиной.
Выходя из зала, с нами попрощался красивый и интеллигентный парень в водолазке.
В коридоре было все также много людей, но уже значительно меньше чем раньше. У каждого была своя компания, одиночек среди людей не было, а если и были, то они читали стихи.
Аккуратно взглянув во второй зал, я заметила сцену, на которой уже стоял ровесник. Парень читал свои стихи и желал понравиться людям. Кто-то слушал, сидя за стульями, а кто-то перешептывался.
— Пойдем? — спросила Соня.
— Да, недолго послушаем.
Прикрыв за собой дверь в зал, мы прошли мимо учеников школы. Посередине зала была парочка свободных мест, и мы последовали именно к ним.
Поутру муза требует яйцо,
Я разобью его ради нее,
Об сердце и влюбленные глаза свои,
Что гаснут как огни.
Парень продолжал читать стихи, которые он огромное количество раз читал перед зеркалом. Он волнуется, но старается держать себя в руках и жестикулировать.
Сев в самом центре зала, нам открывались все уголки и люди, что были в помещении. Само собой все было приближено к реальному театру. Этот зал как раз и используется для выступлений перед публикой. Разница с театром лишь в размахе, но качество погружения в атмосферу и культурный мир — на высшем уровне.
— Знаешь, что мне нравится? — шепотом говорила Соня, ее речь приглушалась выступающим парнем.
— Помещение? — предположила я.
— Нет, хотя оно тоже неплохое. Судя по стихам, авторов никто не ущемлял, они написали так, как хотели.
— Какие-то правила точно были, — предположила я.
— Скорее всего, отсутствие мата и пошлости. Это самые базовые правила перед несовершеннолетней публикой.
— Много кто из сверстников уже лишился девственности, — шепнула я подруге.
Соня дернулась и испугалась. Вся эта тема пошлости из ее любимых книг не представлялась ей возможной в реальной жизни. А если она и была, то являлась запретной и к любви не имела никакого отношения.
— Однажды я прибью твоего Алекса.
— А я и не про себя, — улыбнулась я, издеваясь над девушкой. — Не могу сказать, занимались ли мы «этим», или все же нет. Потом как-нибудь расскажу. Лучше обрати внимание на людей.
— Ты про то, что сюда никто не пришел со своей половинкой? — проявила наблюдательность Соня.
Любой парень не придет на такое мероприятие со своей девушкой. В зале, на публике, его сверстники проявляли и показывали свои творческие навыки. Многие работы очень хорошие. Это опасность, вдруг девушка заинтересуется кем-то из выступающих? Поэтому все парочки сейчас были либо в первом зале или в коридорах школы. Самое лучшее место, когда все ученики стягиваются на мероприятие, это коридор. В нем пусто, никто не тревожит. Можно целоваться сколько влезет.
Жаль Алекс заболел.
Надо будет в скором времени навестить его, «иная» Челси сходит с ума, не видя «моего» парня. Если мы с ней по сути своей одинаковые люди, хоть и немного разные личности,
