в начале «Так говорил Заратустра», преодоление предшествующих стадий «верблюда» и «льва», воплощает в себе именно
эсхатологический оптимизм. Ницшеанский ребенок Дионис и есть сверхчеловек — «победитель бога и ничто». Победитель бога и ничто есть победитель иллюзий. Его смерть, его гибель, его конец — может быть, это и выглядит со стороны как безумие. Но мы не знаем, что было внутренним содержанием этого безумия. Может быть, это был совершенно уникальный и закрытый для нас мистериальный опыт. Мы привыкли все анализировать. Мы видим человека, который говорит странные, запутанные слова, и считаем, что он сумасшедший. Мы видим что-то отклоняющееся от нормы и сразу признаем это патологией или галлюцинацией. Мы не разбираемся в этом. А ведь это может нести в себе высший смысл — как пророческое бормотание юродивого. К юродивым на Руси было особое отношение. Они были особенными людьми, свидетелями какого-то иного мира. Но это сложный вопрос.
ООО — черный пессимизм восставшей материи
Вопрос: Как Вы считаете, Объектно-Ориентированная Онтология и сходные течения, которые в принципе транслируют схожий взгляд на реальность, но при этом они эту реальность, Кали-югу, счастливо, абсолютно принимают и хотят довести до логического конца. Это обратная сторона того же самого или это иной взгляд на реальность?
Дарья Дугина: Я, кстати, думала — кого назвать эсхатологическим пессимистом. Мне пришло в голову, что это Бодрийяр. Но потом я нашла более яркий образец — Ник Лэнд с его идей полного принятия распада, погружения вглубь материи, превращения в монстра, ускоренного уничтожения человека и жизни на Земле. В еще в большей степени здесь показателен Реза Негарестани, который меня зачаровал. Делезианство (или, как принято говорить в определенных кругах, «черный Делез») — это тоже эсхатологический пессимизм. Это соглашение с рассеянием и энтропией, отказ от логоса и его борьбы, но при этом последовательное и бескомпромиссное, в каком-то смысле, «овнутрение» разложения. Вы совершенно правы. ООО — это именно эсхатологический пессимизм, поэтому картина напоминает взгляд эсхатологического оптимиста, но с прямо противоположными знаками. Общий знаменатель — эсхатология, то есть признание, что извращение уже пришло в мир и отныне будет только нагнетаться вплоть до весьма недалекого конца. А вот, как понимать конец, тут наши взгляды расходятся.
Инициация и разрыв уровня
Вопрос: Спасибо вам за великолепную лекцию. Вопрос у меня такой. В начале вы упомянули такой интересный концепт Юлиуса Эволы, как «разрыв уровня». В связи с этим мне интересно, каким образом эсхатологический оптимизм соотносится с инициацией? Является ли инициация целью? Например, если у Эволы тема инициации — это одна из центральных тем, то в отношении Чорана и Юнгера, так прямо сказать нельзя.
Дарья Дугина: Я думаю, что инициация — это ключевой момент в эсхатологическом оптимизме. У Юнгера присутствует некоторый намек на это в «Уходе в лес». Он говорит о том, что есть три основания, три великие силы, которые могут спасти человека, уходящего в лес. Это искусство, теология и философия. Обратите внимание на теологию.
У Юнгера мы неоднократно встречаем обращение к мистическому опыту. Да, это не прямо про инициацию, но близко. Что касается Чорана, то здесь сложнее. Он в моей классификации балансировал на грани между эсхатологическим пессимизмом и эсхатологическим оптимизмом. В свой парижский период он тяготел к первому. У него обращения к инициации нет. Чистый пример эсхатологического оптимизма — Юлиус Эвола, и у него, как Вы верно заметили, инициация играет центральную роль во всей философии. Обращение к иерархии и инициации, вертикальность, активация трансцендентного измерения по отношению к окружающему миру — вот главная ортодоксальная стратегия эсхатологического оптимиста.
Вопрос: Мне всегда было интересно, как именно у Эволы соотносится понятие инициации и разрыва уровня. На ваш взгляд это синонимы, однопорядковые явления? Например, можно ли воспринимать разрыв уровня как авто-инициацию, о которой говорит Эвола, противопоставляя ее регулярной инициации Рене Генона?
Дарья Дугина: Я думаю, да, то есть инициация — это нечто одномоментное, как вспышка в ночи. Когда оба уровня реальности — этот и потусторонний — обнажаются и происходит разрыв, взрыв, своего рода короткое замыкание.
Оседлать тигра не значит признать правоту современности
Вопрос: Говоря о Юлиусе Эволе сегодня, Вы отмечали, по сравнению с тем же Чораном, его подчеркнутый оптимизм и призыв ввести войну против современного мира, начать великое сопротивление. И идти в этом направлении до последнего, до победного конца. Но в своем позднем творчестве, в книге «Оседлать тигра», в частности, разве он не приходит в каком-то смысле к признанию бесполезности этой борьбы и к принятию современной действительности?
Дарья Дугина: Нет, не приходит. Эвола меняет формы и градус своего оптимизма, который он на разных этапах связывал с тем или иным явлением, но он остается эсхатологическим оптимистом всегда — и в раннем дадаизме, и в «Оседлать тигра». Да, у него есть отчаяние. У него есть боль от невозможности полноценной духовной и инициатической реализации. Но при этом, все же, у Эволы главное — его стойкость, то, что он никогда не опускает рук. Именно поэтому именно в нем я вижу ключ к эсхатологическому оптимизму. Естественно, это зависит от моей grille de lecture. Я хочу увидеть в нем и вижу солнечную борьбу, восстание солнечного человека. У каждого автора, о котором мы сегодня говорили, существует, с одной стороны, глубокое отчаяние при соприкосновении с окружающим современным миром, а с другой — решимость ввести с ним — пусть, безнадежную! — но борьбу. С этими мыслителями происходит нечто подобное кораблю в житейском море, который шатают волны. Когда корабль взбирается на волну, идет взлет, и они говорят о том, что нужно бороться, а когда эта волна разбивается, то корабль падает вниз и кажется, что он неизбежно погибнет, и тогда охватывает чувство черной глубокой меланхолии. Поэтому у всех этих мыслителей мы можем обнаружить некоторое метание. Есть отчаяние и у Юнгера, но в то же время есть и воинское мужество, и призыв к восстанию.
Духовная Родина у каждого своя
Вопрос: Вы сказали, что нужно воспринимать человека, который переходит в другую традицию, как некоего урода. Когда мы смотрим на каких-нибудь японских самураев, которые теряют Японское государство и теряют то, чему они служили? Они решаются служить вечности и Богу христианства. Какой у них статус? Они похожи на уродов?
Дарья Дугина: Нет, эти не похожи. Я считаю, что традиция существует в разных изводах, и западный человек вполне может обратиться, например, в суфизм и
