изборождено морщинами, ударил кулаком в грудь и склонил уродливую вытянутую голову. — Воины не опозорят тех, кто их учил. Летом полный эскадрон кирасир выпускаем.
— Как время летит! — задумался князь. Вот уже мальчишки по восемь лет отучились. И кого тут только нет! И словенские сироты, и франки, и лангобарды, и авары… Старый воин был из племени огуров, почти истребленного после смерти старого кагана. Сам князь вступился за его род, и он присягнули ему на верность. И его внуки теперь тоже учились в сотне, чтобы потом сделать карьеру в молодом княжестве. Тут это уже многие понимали.
— Они мораванских ублюдков на куски порвут, — с хищной улыбкой сказал наставник. — Слово даю, каган!
Время шло, а кочевники из степных родов и полукровки по-прежнему ненавидели друг друга, и ничего с этим сделать было нельзя. Слишком сильно пропитала их взаимная вражда. Конное войско, да еще и с таким авторитетным командиром, каким был Арат, было опасно само по себе. Не привели боги, взбунтуется, не оберешься беды. А потому все последующие выпуски Сиротской сотни готовились для службы в тяжелой кавалерии, по одному эскадрону в год. И командиры взводов тоже были из сирот, только из тех, кто успел послужить и сходил уже на франков и ляхов. Влияние Арата и его войска нужно было понемногу снижать, благо его юная жена-степнячка успокоилась, нарожав детей и обвешавшись золотом от макушки до пят. До нее понемногу дошло, что даже у ханши нет такой жизни, как у боярыни в словенском княжестве. Да и регулярные оплеухи, которые она получала от Арата, привели ее в состояние полнейшего душевного равновесия. Как бы ни была своенравна и избалована своим отцом Эрдене, прекословить мужу-воину она не смела. И вроде бы не было причин для волнений, но все равно князь Самослав готовил противовес своему же конному войску, но уже из людей, преданных лично ему.
Новое войско будет вооружено тяжелыми саблями, единообразными шлемами с назатыльниками и копьями. Из доспеха у них будет легкая полукираса, первые образцы которой только недавно вышли из-под тяжелого молота Лотаровой кузни. Кирасы были дрянь, без ребер жесткости, но пытливые умы искали все новые и новые решения.
— Не сомневаюсь, почтенный Даян, не сомневаюсь, — благосклонно кивнул головой князь. — Как новые мечи себя показали?
— Сабли? — оживился Даян. — Превосходно, государь! То, что надо, когда с коня рубишь. А того мастера, который елмань[16] придумал, воистину благословили боги! Удар куда сильнее получается. У нас при старом кагане пробовали кривые мечи делать, но с этими саблями никакого сравнения нет. Мастер Лотар — истинный колдун!
— Прими от меня подарок, батыр Даян, — князь махнул рукой, и ему подали саблю, рукоять которой была богато украшена золотом. — Ты — лучший из воинов степи!
Наставник жадно схватил саблю, и только что не обнюхал ее. Ведь самые первые образцы ковали, согласовывая с ним каждый шаг. Десяток заготовок пошел на перековку, пока искуснейший воин, прошедший не один десяток битв, не одобрил и баланс, и полуторную заточку и даже неведомую тут елмань. И вот теперь он принимает из рук князя истинное чудо, клинок из переливчатого металла, с рукоятью, украшенной так, что и самому кагану впору. Даже ножны были обтянуты тонкой кожей с золотым теснением.
— Да я теперь…! — старый воин прослезился, что на его продубленной солнцем и ветрами физиономии смотрелось немного устрашающе. — Да мне же теперь вся степь завидовать будет! Ни у одного хана такого меча нет!
— Ни у одного! — подтвердил Самослав. — Даже у меня еще нет. А рукоять мастер из самого Константинополя делал. Носи с честью!
— Спасибо, каган! — склонил голову старый воин. — Век не забуду! Детям и внукам эту саблю показывать буду!
— Иди! — улыбнулся в усы Самослав. — Воины расслабились!
— Я им расслаблюсь! — хищно оскалился Даян и заорал. — Чего рты раскрыли! На позицию, лентяи! У вас экзамены на носу!
Самослав тронул коня, а свита двинулась за ним. По его знаку все отстали, и он остался наедине с Хотиславом, бессменным главой Сотни. Однорукий мужик был по-прежнему могуч, как медведь, но уже оплыл и отрастил изрядное пузо, что по местным понятиям стало считаться отличием знатного человека и вызывало у простонародья чувство глубочайшей зависти. Не каждому удается весной с таким брюхом ходить, многие и вовсе, словно щепки высохли.
— Как воин Дражко? — спросил князь вполголоса. Он даже здесь не поминал сына по имени, и пока что тайну удавалось сохранить.
— Работает, государь, — серьезно кивнул Хотислав. — Я присматриваю за ним. Кроме меня и ротного никто про княжича не знает. Пока не знает… Тут у нас чужаки редко бывают. Да и отлучки его подозрения не вызывают. Мы сыновей знатных отцов иногда на побывку домой отпускаем.
— Хорошо, — кивнул Самослав. — Мне не нужно, чтобы к нему с малых лет подлизываться начали. Пусть настоящих товарищей себе находит.
— Он их уже нашел, княже, — согласно кивнул головой Хотислав. — У них там крепкая ватага подобралась. Сорванец к сорванцу.
— Спуску не давать! — сказал напоследок князь и повернул коня. У него еще было множество забот.
* * *
В то же самое время. Константинополь.
Жизнь в столице вошла в привычную колею. После разгрома купеческих контор конкурентов, местные мастера и купцы задышали чуть привольней. Правда, в городе поубавилось словенских рублей и полтинников, которые очень полюбилось ромеям за чистоту пробы и стабильный вес. Но что поделаешь! Убитых уже не воротишь, и ромейские купцы потянулись на север, чтобы получить вожделенное серебро в Белграде, заплатив десятину княжеским мытарям. Скрипели зубами почтенные купцы, проклиная ремесленный люд, но деваться некуда. Они теперь с тех же ткачей цену ниже попросят, потому как дорога денег стоит и немалая пошлина опять же…
Вацлав, вместе с Нежданом и Яромиром сидели в корчме на Бычьем форуме. Тут скотиной торговали, тут ее резали и разделывали. Именно здесь они ели лучшие блюда, приготовленные из свежайшего мяса. И именно здесь каждый полдень должен был появляться Коста, оставленный в городе с небольшой суммой денег на расходы. Шумные завсегдатаи, занявшие все столы в корчме, косились на крепких варваров, но без особенной злости. Народ уже остыл, а многие, лишившись дешевых товаров и серебра, приуныли. Не все в Константинополе страдали от жадности иноземных купцов, а цены ощутимо выросли. Особенно на мед, любимое лакомство ромеев.
Увидев движение руки Вацлава, к нему бросился владелец заведения. Он тоже истосковался по словенскому серебру, а эти клиенты, которых он видел перед собой, будут есть много и вдумчиво, не то, что небогатые
