Во время седьмой или восьмой поездки Ранкстрайл заметил, что им стали встречаться и другие путешественники, в основном торговцы шкурами и солью. Иногда попадались продавцы тканей со своими разноцветными повозками, иногда сказители или бродячие артисты. Вдоль дорог выросли небольшие трактиры и кузницы, появились продавцы сушеных каштанов и сосисок из кабана.
Когда опускалась ночь, Ранкстрайл поднимал голову и смотрел на небо, усеянное звездами, названия которых он теперь знал: словно необычная карта, написанная зашифрованными буквами, они указывали ему дорогу.
Старик не обманул — коровы оказались настоящим благословением. Спустя всего три месяца с момента их возвращения верхушки холмов снова зазеленели. Легкие дожди приходили достаточно регулярно, и весной олеандры вновь начали покрываться крупными белыми и розовыми цветами, а канавы с жидкой грязью превратились в ручейки и мелкие речки.
Осенью, когда олеандры уже отцвели и начались ливни с грозами, ручейки превратились в настоящие потоки свежей, чистой воды.
Проценты за взятые взаймы деньги на покупку коров отрабатывались часами определенной работы: старик воспользовался ими, чтобы прорыть от ручьев глубокие каналы и облепить их русла глиной; вдоль каналов ему вздумалось посадить на равном расстоянии друг от друга апельсиновые деревья. Сначала каналы пустовали, но с каждым новым дождем они все больше наполнялись и искрились на солнце. Глина не пропускала воду, устремлявшуюся в небольшие боковые ответвления каналов, вырытые между корнями деревьев, округлые зеленые кроны которых гордо выделялись на фоне охристо-желтой земли.
— Как говорил наш сир Ардуин, чтобы выиграть войну, нужно вести ее сразу на двух фронтах: против тех, кто грабит и убивает, и против голода, потому что голод толкает людей на убийство и грабеж, и тогда все начинается сначала, — сказал Заимодавец Ранкстрайлу в день первой годовщины прибытия отряда в город, которую они решили отметить вместе. — В каком-то смысле я сыграл роль главного советника, то есть того, кто дает советы, а вы — роль короля, который ведет армию и заботится о благосостоянии народа. Как вы думаете, сегодня я могу предложить вам миску бобов?
— Кто вы? — спросил капитан.
— Я уже представлялся вам, капитан, я Наикли, заимодавец.
— Я хочу знать, кто вы такой и кто изувечил вам ноги. Тогда, может быть, я приму и миску бобов.
Старик, низко наклонившийся над котлом, поднял голову и долго смотрел на капитана, прежде чем ответить.
— Я был главным советником последнего короля Далигара. Король был совершенным кретином, это правда, но не преступником. Если бы Бесконечные дожди не затопили мир, я смог бы удержать его на стезе мудрости. Если есть правда в том, что войны нужно вести на двух фронтах, то справедливо и то, что можно одновременно потерпеть поражение на обоих. Когда нищета поглощает землю, легко поддаться тому, что сулит спасение. Видите ли, капитан, когда в Мир Людей приходит беда, трудно смириться с мыслью, что боль выпала на нашу долю по воле непредвиденного случая. Тогда рождается проклятое, недостойное искушение считать, что реальность можно контролировать и что существует некто, кто обладает таким контролем, некто настолько могущественный, что он в состоянии наслать все эти беды, и одновременно настолько бессильный, что терпит наши преследования, некто настолько коварный, что может командовать миром, и одновременно настолько глупый, что остается платить по счетам. Это рождает иллюзию, что мы сами хозяева своей судьбы: нужно лишь найти и уничтожить тех, кто в ответе за нашу боль, и все в мире пойдет, как раньше. Я попытался протестовать, когда безумие охватило мир, затопленный Бесконечными дождями, и эльфов обвинили во всех бедах. Вы сделаете мне одолжение — не рассказывать вашему Судье-администратору, где я нахожусь? Обычно я не люблю, когда работа брошена на середине, но в данном случае предпочитаю, чтобы палачи Далигара не закончили начатое ими дело.
Ранкстрайлу тоже понадобилось время, чтобы подобрать ответ. Он никогда ничего ни у кого не просил, не считая сушеного инжира у Лизентрайля, и ему пришлось несколько раз глубоко вдохнуть, прежде чем он попросил Заимодавца сделать ему одолжение и угостить половиной миски бобов.
Это оказался первый из длинной череды их совместных ужинов, в которых юный капитан постоянно раскаивался, хотя никогда прежде не думал, что сможет раскаиваться в чем-то, имевшем отношение к еде. Бобы были отличные, приготовленные с луком и маслом, а иногда даже со шкварками, но Заимодавец, точнее, главный советник графства Далигар, а кроме того, человек почтенного возраста и хозяин дома, замучил юношу своими нелепыми и невыносимыми просьбами. Он заставил Ранкстрайла есть, не помогая себе хлебом или пальцами, а используя какой-то смешной черпачок, и настоял, чтобы капитан не держал его, как дубину или кинжал. Откуда ни возьмись, появились также ножичек и вилы в миниатюре: ножиком нужно было разрезать мясо на кусочки, придерживая маленькими вилами.
— Хорошо воспитанный человек пользуется вилкой, ножом и ложкой и никогда не трогает еду руками.
— Я наемник.
— Это еще не повод есть, как орк.
Юному капитану разрешалось ставить на стол лишь миску, но запрещалось класть локти или ноги. Старик потребовал, чтобы он не кашлял, когда пил, отворачивался, когда чихал, и не сморкался в ладонь вообще, а во время еды в особенности.
Но беседы со стариком настолько занимали Ранкстрайла, что, не желая их пропускать, он переборол раздражение и подчинился никому не нужным глупостям — например, есть, держа спину прямо, голову высоко, а локти близко к телу, и не слишком чесаться за столом, невзирая на то что многочисленные жирные вши, обитавшие на его теле, приходили в особенное движение вблизи теплого очага.
Если вышедший из себя капитан спрашивал, кому нужны все эти нелепости, старик с ангельской улыбкой отвечал, что в тот день, когда Ранкстрайл будет сидеть за одним столом с послами других государств, ему не придется слишком позорится.
Наемники теперь хорошо питались, поэтому, когда они шли по улицам, им вслед больше не летели проклятия, обвинения в кражах и полные ненависти взгляды. Капитан Ранкстрайл отправлялся во всё более дальние походы, нагруженный золотом или гнавший всё большие стада. Он ходил в разодранных латных наголенниках, в наскоро соединенных заклепками доспехах и был необычайно высокого роста, почти семь футов. Его лицо окружали грязные волосы, а его самого — легенда о совершенной непобедимости, разносившаяся молвой еще до его прибытия, поэтому мало у кого возникало желание напасть на его отряд. Капитан сокрушил Черных разбойников благодаря тому, что, как и сир Ардуин, всегда знал, когда нападать, а когда отступать, куда спрятаться при необходимости и когда идти в контратаку. Он стал первым командиром наемников, который превратил свою армию в непобежденную и непобедимую, а помимо этого, достойную и даже почти любимую. Он смог одержать победу и на другом фронте — против голода. О нем рассказывали разные небылицы: что он умел читать и что, если хотел, мог говорить так же мудрено, как главный советник. На улице женщины и девушки уклонялись от встречи с ним, также как и с другими наемниками, но из-за прикрытых ставен или с высоких балконов, увитых плющом, женские взгляды долго провожали его фигуру — к чему он всегда оставался совершенно равнодушен.
Зато это не ускользало от капрала Лизентрайля, который вновь сопровождал капитана во всех его походах: от беспокойства, что в отсутствие командира кто-нибудь совершит какую-то глупость, не осталось и следа.
— Эй, капитан, — весело повторял Лизентрайль, когда они гнали стада коров через заросли мирта и земляники или в тени развесистых каштанов плоскогорья, — ты, конечно, слишком долговяз, но ведь не урод, и рожу тебе никто не изувечил. Так что имей в виду: уж ты-то бабу себе сможешь найти.
Глава девятая
Еще не истекла его третья зима в Высокой Гвардии, как Ранкстрайл был вызван к худосочному губернатору.
Приглашение пришло накануне в письменной форме, на небольшом свитке пергамента, который был доставлен пажом, почти с учтивостью постучавшим в крепкую дубовую дверь, закрывавшую вход в казарму наемников. К тому моменту овчарню давно снесли, а на ее месте возвели постройку из камня и дерева, внутри которой было тепло и сухо, в центре горел огромный очаг, и у каждого солдата была своя лежанка из чистой соломы, которую меняли раз в неделю.
Капитан Ранкстрайл уставился на пергамент с радостью, граничившей с эйфорией, и из-за торжественности приглашения, и из-за денежных перспектив, которые оно открывало. Поводом не могло быть ничто другое, кроме официального признания его звания капитана и передачи задержанных денег за год, которых, по его подсчетам, должно было хватить на новый, более соответствующий своему названию меч и на коня. Ранкстрайл все равно оставался бы наемником, но к кавалерии было совсем другое отношение. Никто не вырывал тебе зубы или пальцы при первой же пропавшей курице. Если наемник был кавалеристом, то к нему обращались на «вы» и его ждала отличная от пехотинца судьба. Кавалеристов отправляли на край Изведанных земель спорить с орками о расположении границ, и туда Ранкстрайл отправился бы охотно, ведь он там родился и с орками у него осталось несколько неоплаченных счетов.
