лишь мимолетом. Но я успел разглядеть ее тоску в глазах.
— Мне нужно встать на колени? — бесцветным голосом спросила она, когда положил ей руки на плечи. И ее вопрос застал меня врасплох. Но еще сильнее я был удивлен, когда прислушался к собственным желаниям и понял, что хочу иного.
— Только если ты хочешь… — странные, нехарактерные для меня слова.
— Я не хочу… — раздалось в ответ.
Был ли я удивлен? Не особенно. Учитывая обстоятельства, естественно, что Есения потеряла интерес ко всему. Вероятно, она уже начала себя корить и за то, что совсем недавно поддалась на мою провокацию. А мне не хотелось заставлять. Здесь и сейчас хотелось по-другому. Иначе. Понимал, что не выйдет, и это раздражало. Но ломать и давить не стал. Почему? Об этом я решил подумать после.
— Почему она так поступила? — вдруг спросила она. — Почему Карина не позаботилась о маме? Ведь ради этого все и затевалось. Ради этого она уговорила меня подать заявку на аукцион…
Глупая, наивная мышка. Я еще не знал всех обстоятельств, но по отрывочным фразам Есении уже примерно представлял, как обстоят дела. Так что утешить мне ее было нечем.
— Потому что в большинстве своем люди внутри — гнилые мрази, — просто ответил я.
Она вскинула на меня взгляд, и снова меня царапнуло от того, что я в нем увидел.
— Звучит жестоко… — прошептала девушка. — Даже для такого человека…
— Я жесток. И циничен, — пожал в ответ плечами. — Равнодушен к страданиям других. Но, по крайней мере, я не притворяюсь тем, кем не являюсь, и честен в этом.
Она упрямо мотнула головой, вызвав тем самым улыбку.
— Нет… все мы кого то в итоге любим. Наверное, Карина любит кого-то другого, не нас с мамой…
— Ты слишком наивна, девочка, и веришь в то, чего нет.
Можно было бы сгладить углы, сделать вид, что, возможно, так и есть, но к чему? Очевидно, сестра использовала девчонку. Так к чему врать ей и покрывать гнилую душу Карины?
— Но ведь ты тоже любил свою жену? Хотя и говоришь, что жесток и равнодушен к другим, — продолжала возражать Есения.
— Жену? — переспросил я с недоумением.
— Ну, Аню, мать твоей дочери.
Однако, это было неожиданно. Впрочем, последнее, что мне хотелось в данный момент — переубеждать девчонку относительно ее выводов, которые она сделала. Хочет думать так — черт с ним. Тем более, что в общем-то, ее не касалось, кем для меня была Анюта.
Есения, словно ощутив мой настрой, больше не заговаривала. Послушно выполняла все указания и, вытершись, отправилась без лишних пререканий в постель. Вид у нее был уставший. Так что здоровый сон — то, что доктор прописал.
А мне стоило пойти и хорошенько все обдумать. Особенно те порывы, что так внезапно стали возникать рядом с этой рыжеволосой девчонкой, которая каким-то невероятным образом пробралась в мои мысли.
20. Есения
Настолько разбитой я себя не чувствовала никогда. Проснулась давно, но заставить себя не то что встать, а просто даже пошевелиться, не могла. Да и не хотела.
К чему?
Сердце болело. Душа болела.
Мобильный звякнул, оповещая о новом входящем сообщении. Но у меня не было никаких сил проверить, что там. Ведь я вчера потеряла не только маму. Я потеряла семью. Потому что просто не представляла себе, как теперь смотреть в глаза сестре. Разговаривать с ней, а самой вспоминать, что это она виновата в ее смерти.
Это в первый момент я еще пыталась придумать, найти оправдания и причины, почему она не справилась с задачей.
Уже гораздо позже, когда Герман ушел, а я все никак не могла заснуть, хотя усталость навалилась со страшной силой, я снова и снова прокручивала в голове слова Карины.
И как бы это ни было больно и ужасно, выходило, что Мороз прав кое в чем.
Я должна была осознать, что сестра мне врала. Как минимум в том, что мама жива. И я не знала, что больше меня убивало — ее ложь или смерть близкого человека.
Обычно я старалась не впадать в уныние и всегда считала, что выход найти можно. Нужно лишь хорошо постараться.
Но сейчас у меня опустились руки. Не было желания продолжать бороться, отстаивать какие-то свои права, искать выход.
Внезапно все потеряло всякий смысл. Ведь все было зря — и та грязь, в которую пришлось окунуться, и мое нахождение у Германа в доме. И то, что я вынуждена была спать с ним.
Все было зря…
Я лежала в постели, пока один из охранников не пришел, чтобы позвать меня на завтрак. Наверное, будь я в другом состоянии, удивилась бы. А так — просто приняла к сведению. Машинально собралась, умылась и спустилась вниз. Я совершенно не думала о том, что еще замыслил Мороз, и почему вместо привычного завтрака в комнате, я оказалась внизу, за одним столом вместе с хозяином дома.
Даже его пристальный взгляд меня не трогал — настолько я была эмоционально разбита.
В гробовой тишине нам подали завтрак. Герман не торопился озвучивать или как-то объяснять изменения в моем распорядке дня, а я не имела ни малейшего желания уточнять хоть что-либо. По крайней мере, в данный момент.
Так мы и поели. Правда, вкуса еды я не ощущала вовсе.
— Мое предложение для тебя в силе, Есения. — Это были первые слова за все время, что я находилась в столовой. Вздрогнув, перевела взгляд на мужчину. Чего он ждал? Что я повторю свое согласие? Или это был намек, что мне надо как-то расплатиться с ним за разрешение поехать в больницу?
— У меня ведь нет выбора по-настоящему, да? — дошло до меня спустя минуту.
Мороз многозначительно молчал и терпеливо ждал моего ответа. Хотя чему тут было удивляться? Он ведь предельно ясно озвучил свою позицию относительно меня.
По-хорошему стоило бы как следует все обдумать. Ради чего теперь мне было оставаться?
