Я смотрел на снег. Меня словно застукали, когда я списывал на экзамене. Мне бы сказать, что я уже и идти в «Вафельную» не хочу, но я тупо смолк. Мы так и шли дальше, выстроившись в ряд. Ветер продолжал дуть в спину, я опустил голову и позволил ему толкать меня по направлению к «Вафельной».
— Извини, — сказала Герцог Джею.
— Не, мы виноваты, — ответил он не поворачиваясь. — Я как гад себя вел. Нам бы… не знаю, иногда просто забываешь об этом.
— Да, наверное, мне почаще надо сиськи выпячивать, — крикнула Герцог погромче, словно чтобы и я услышал.
Риск есть всегда: все идет так хорошо и хорошо, а потом становится неловко. Все сразу: она замечает, что ты на нее смотришь, и больше не желает с тобой шутить, чтобы ты не подумал, будто она флиртует, потому что не хочет, чтобы ты вообразил, будто ей нравишься. Это просто катастрофа, когда кто-то начинает подтачивать стену, разделяющую дружбу и поцелуи. И когда такая стена рушится, у истории может быть счастливая середина — ой, посмотрите-ка, стена рухнула, я увидел в тебе девчонку, а ты во мне — парня, и теперь мы поиграем в веселую игру под названием «А можно я положу вот сюда руку, а сюда, а сюда?». И иногда все это так здорово, что кажется, продлится вечно. Но середина — это не конец. Например, так было с Бриттани, бог свидетель. А мы с ней даже особенно и не дружили сначала. Уж точно не как с Герцогом. Герцог была моим самым лучшим другом — я был уверен в этом. Ну, кого бы я взял с собой на необитаемый остров? Герцога. Какой диск я взял бы с собой? Сборник «Земля такая синяя, словно апельсин», который она подарила мне на прошлое Рождество. Моя самая любимая толстая книга — «Книжный вор», которую мне порекомендовала Герцог. И я не хочу внести разлад в нашу крепкую дружбу.
Но опять же (это одна из моих основных претензий к человеческому мышлению), если мысль появилась, отказаться от нее ужасно трудно. А эта мысль уже родилась в моей голове. Мы пожаловались на холод. Герцог постоянно шмыгала носом, потому что платков у нас не было, а сморкаться на землю ей не хотелось. Джей согласился не поднимать больше тему черлидеров и переключился на хашбрауны.
Но под ними он подразумевал именно черлидеров, что было весьма очевидно, потому что говорил он что-нибудь вроде: «Что мне больше всего нравится в хашбраунах из „Вафельной“, так это то, что они носят очаровательнейшие короткие юбчонки», «Хашбрауны всегда в отличном настроении. И это заразительно. Я, даже когда просто вижу хашбрауны, становлюсь радостнее».
Когда Джей болтал об этом, Герцог не особенно-то бесилась, смеялась и говорила в ответ тоже что-нибудь о хашбраунах, только настоящих:
— Тепленькие, хрустящие, золотистые. Закажу четыре большие порции. И еще тост с изюмом. Боже, как я его обожаю. Вот это будет углеводный экстаз.
Я уже видел возвышающуюся вдалеке автомагистраль, по краям моста лежали высокие сугробы. До «Вафельной» оставалось метров восемьсот, но это была уже финишная прямая. Я мечтал о сырных вафлях, хитрой улыбочке Кеуна и девчонках, благодаря которым отделаться от нежелательных мыслей будет проще.
Мы шли и шли, и вдруг сквозь плотную снежную пелену я заметил свет. Поначалу это была даже не вывеска, а ее сверкание. Но наконец показалась и она сама — огромные буквы сверкали над крошечной «Вафельной», куда более величественные, чем само заведение. Черные буквы в желтых клетках обещали тепло и еду: «Вафельная».
Рухнув посреди дороги на колени, я заорал:
— Нам суждено найти спасение не во дворце и не в богатом доме, а в «Вафельной»!
Герцог рассмеялась, схватила меня под мышки и принялась поднимать на ноги. Заледеневшая шапка съехала ей на лоб. Я во все глаза смотрел на нее, она на меня, и мы никуда не пошли. Мы остались стоять на месте, а глаза у Герцога были такие интересные. Не в обычном смысле, не ярко-синие, обрамленные неприлично длинными ресницами или типа того. Заинтересовала меня неопределенность их цвета — сама Герцог всегда сравнивала свои глаза с дном помойного ведра, в них было намешано и зеленого, и коричневого, и желтого. Но она себя недооценивала. Всегда и во всем.
Боже! Вот от этой мысли уже никак не отделаться.
Возможно, я таращился бы на Герцог целую вечность, и она бы тоже так странно смотрела на меня, но я услышал рев мотора вдалеке и увидел красный «форд-мустанг», вывернувший из-за угла на солидной скорости. Я схватил Герцога за руку, и мы рванули к сугробу. Я посмотрел на дорогу — Джей уже довольно далеко ушел вперед.
— Джей! — закричал я. — БЛИЗНЕЦЫ!
(глава двенадцатая)
Джей резко развернулся и посмотрел на нас, сидящих рядом в снегу. Затем на машину. На миг он замер. А потом повернулся и побежал, энергично перебирая ногами, только пятки сверкали. Он хотел прорваться в «Вафельную». «Мустанг» с ревом промчался мимо нас с Герцогом. Крошка Томми Рестон высунулся из окна, помахал «Твистером» и объявил:
— Вас мы чуть позже убьем.
Казалось, что пока близнецы удовольствуются убийством Джея — они на всех парах гнали к нему, — и я прокричал:
— Беги, Джей! Беги!
Из-за рева «мустанга» он наверняка меня не слышал, но я все равно орал, это был последний отчаянный вопль в спину стихии. После этого мы с Герцогом лишь играли роль свидетелей.
Джея мы видели все хуже, бежал он очень быстро, но у него все равно не было шансов опередить «форд-мустанг» с таким гениальным водителем.
— А мне так хотелось хашбраунов, — мрачно сказала Герцог.
— Да, — согласился я.
«Мустанг» уже поравнялся с Джеем, но он отказывался останавливаться или уходить с дороги. «Мустанг» забибикал, потом включил фонари, но Джей бежал. И тут я разгадал его стратегию: он понял, что дорога из-за сугробов недостаточно широка, чтобы «Мустанг» его объехал, и поставил на то, что близнецы не станут его давить. Мне показалось, что он слишком уж высоко оценил благодушие братьев, но, по крайней мере, пока это работало. «Мустанг» отчаянно, но тщетно сигналил, а Джей бежал перед ним.
В это время на мосту показались две крупные мужские фигуры, они тихонько двигались в направлении съезда с него с очень тяжелой на вид бочкой. Пиво. Чуваки из колледжа. Я показал на них Герцогу, она посмотрела на меня широко распахнутыми глазами.
— Можно срезать! — крикнула Герцог и рванула в сторону автомагистрали, вихрем прорвавшись через сугроб.
Впервые на моей памяти Герцог бежала так быстро, и уж не знаю, о чем она при этом думала, но о чем-то же думала, так что я бросился вслед за ней. Мы взлетели на насыпь, тянувшуюся вдоль магистрали, сделать это благодаря плотному насту оказалось легко. Перепрыгивая через ограждение, я увидел с другой стороны дороги Джея, он все еще бежал. А вот «мустанг» остановился, и Томми с Тимми уже неслись вслед за ним.
Мы же с Герцогом бежали к пацанам из колледжа. Один из них наконец посмотрел на нас:
— Привет, вы… — Но он даже не закончил.
Мы пролетели мимо них, и Герцог закричала:
— Доставай игровое полотно! Доставай!
Я открыл коробку с «Твистером» и бросил ее на трассу. Потом взял стрелку в зубы, а игровое полотно — в руки, поняв наконец, что задумала Герцог. Конечно, может быть, близнецы окажутся быстрее. Но план Герцога был настолько гениальным, что у нас все равно оставался шанс.
Добежав до съезда с моста, который шел под гору, я бросил полотно «Твистера» на дорогу. Герцог прыгнула на него прямо задницей, я — за ней, а руку со стрелкой отвел за спину.
— Дави правой рукой, и мы будем поворачивать вправо, — прокричала Герцог.
— Хорошо, — ответил я.
Мы заскользили вниз, все быстрее и быстрее, на повороте я стал давить на снег правой рукой, и мы начали поворачивать, набирая скорость. Я увидел, как Джей повис на спине у Тимми, тщетно пытаясь остановить этого великана, шагавшего к «Вафельной».
— Мы сможем, — сказал я, хотя и сомневался в этом.
Затем сверху послышался гулкий грохот, я повернулся и увидел, что вслед за нами с приличной скоростью катится бочонок пива. Они пытались нас убить! Не очень спортивно!
— ПИВО! — закричал я, и Герцог резко повернула голову.
Бочонок пугающе скакал в нашу сторону. Я не представлял, сколько он весит, но судя по тому, с каким трудом ребята его тащили, наверное, достаточно, чтобы убить двух школьников, рождественским утром катящихся с горы на санках из «Твистера». Герцог так и смотрела в ту сторону, на приближающийся бочонок, но мне было слишком страшно.
— Сейчас давай поворачивай, поворачивай! — в какой-то момент закричала она.
Я надавил рукой на снег, а Герцог навалилась на меня, столкнув с игрового полотна. Мимо нас пронесся бочонок, он прокатился прямо по красному пунктиру игрового полотна, где незадолго до этого сидела Герцог, затем ударился об ограждение автомагистрали, перескочив через него. Что было потом, я не видел, но слышал: бочонок сильно вспенившегося пива налетел на что-то острое и взорвался, словно огромная пивная бомба.
