В одной из семиэтажек расположилась стоматологическая поликлиника. За синеватыми окнами шла напряженная зубодробительная работа. В соседней семиэтажке весь первый этаж был заклеен красными плакатами «СДАЕТСЯ!». Ветер хлопал жестяной рекламой «ПОДАРОК ЖЕНЭ! СКИДКИ 200 ПРОЦЭНТОВ!». Реклама была пристегнута велосипедным замком от честных людей.
Пока случайный прохожий напряженно скрещивал жадность со здравым смыслом и вспоминал, есть ли у него вообще жена, на глаза ему попадалась совсем старая и ободранная вывеска «ПОГРЕБОК». Вывеска это до того въелась в стену дома, что, кажется, ее и покрасили с ней вместе. Правее вывески в полуподвал уходили ступени. Вот только сегодня спуститься по ним было суждено далеко не каждому.
Рядом стояло несколько дорогих машин, у которых, как овечки, паслись охранники. Чем ближе к ступеням, тем мрачнее были лица телохранителей и тем более странные предметы держали они в руках. Что-то такое зачехленное, довольно громоздкое.
Шедший по улице парень двадцати трех лет, представлявший себя французским принцем на алжирском престоле, поднес руку к шляпе с плюмажем, о которой все почему-то думали, что это облезлая лыжная шапка. Охранники в ответ качнули таинственными чехлами. Миражистов они узнавали сразу и относились к ним терпимо. Чего с них взять, кроме телефона «Нокиа» с треснутым экраном и новых шнурков от старых ботинок?
Миражист оторвал руку от полей шляпы, милостиво улыбнулся и прошествовал дальше. Один из охранников, испытав смутное шевеление души, попытался догнать его и сунуть в карман денег. Миражист вспыхнул, отшвырнул деньги, и рука его метнулась к бедру, где в невидимых ножнах таилась незримая миру шпага. Алжирские принцы французских кровей милостыни не берут!
Смущенный охранник вернулся на свой пост, а наследник пустынь и муж сотен прекрасных бедуинок через слякоть улицы направился в сторону метро «Октябрьское Поле». Он опаздывал на урок по химии, которую преподавал двоечникам.
Ступени, которые сегодня охранялись с такой тщательностью, вели к тяжелой двери с окошком. Дверь открывалась в прокуренный зал, где корню языка сразу становилось горько. Тяжелые бордовые шторы, искусственные цветы, решетчатые полки бара с множеством бутылок. За стойкой стоял сам хозяин – молодой, похожий на суслика мужчина, который, по слухам, уморил своей жадностью эля. Все повара и официанты были отпущены. На кухне колдовали Млада и Влада.
За маленьким столиком сидели Гай и главы всех трех фортов. Гай ничего не ел, а к бокалу даже не притронулся. То, что шнырам удалось использовать прыгун и улизнуть, волновало Гая мало. Новые четверки есть новые четверки, чего от них ждать. Хотя Гай, конечно, не упустил случая кольнуть по этому случаю Белдо и Тилля.
Тилль, сильно растолстевший за зиму, жаловался на одышку. И разумеется, виноваты во всем были шныры и нервная работа, а не непрерывное обжорство. При этом Тилль ухитрялся следить глазами за Младой, которая несла большое блюдо с пловом. Долбушин чертил что-то в блокнотике. Белдо выпил чаю с коньяком, зарумянился и теперь притворялся пьянее, чем он есть. Ушки его багровели, нос был похож на спелую ягоду. Изредка Белдо всхлипывал и говорил:
– Как я сморщен любовью! Как я тесен сам себе!
Но эти теснота и сморщенность не мешали ему булавкой колоть в руку убиравшую со стола Владу, на которую старичок сегодня был за что-то обижен. Влада терпела. Она уже отыгралась, накапав ему в чай вонючей водички из пригоревшей сковородки.
– Дионисий, вы уверены, что это был именно череп? Может, какой-то другой уникум? – внезапно спросил Гай.
Белдо перестал морщиться любовью и с готовностью закивал:
– Да, я клянусь! У одного из тех шныров, что сбежали! Я почувствовал это первым, но, чтобы узнать больше, привлек одного из своих ясновидящих. Прекрасный, талантливый сотрудник и замечательный человек!
– Он умер. Вы же говорили, Белдо, что мозг вытек у него из ушей? Или вы принципиально не отзываетесь о мертвых плохо? – напомнил Долбушин.
Дионисий Тигранович в ужасе замахал ручками:
– Ну да! Да! Ну зачем говорить об этом за столом? Влада, помой чашку и принеси мне другой чай! У этого странный привкус! Думаю, Альберт испортил его своим скепсисом! Вода – я всегда это говорил – притягивает негативные эмоции!
Влада послушно взяла чашку и, облизывая исколотую булавкой руку, направилась в сторону уборной. Она решила, что чашку можно помыть и туалетным ершиком. Попутно Влада размышляла о ясновидящем. Действительно, неплохой был парень, из нового набора, но совсем слабенький. Видя его услужливость, Белдо потребовал от него слишком многого. Эльбы пошли навстречу, и парень не рассчитал свои силы. Зато про череп он рассказал им очень много. Одного он не успел сказать – кто из шныров владеет им теперь. Мозг потек из ушей, а глаза сварились и стали как яичный белок.
– Да он и сам, может, ничего не знает! Шныр этот! – донесся до Влады плаксивый голос Белдо. Похоже, Гай взялся за ее шефа всерьез.
Владе захотелось подслушать, она стала поворачиваться и налетела на Младу. У той с подноса слетело несколько тарелок. Млада так разозлилась, что еда на тарелках протухла прежде, чем они разбились.
– Слепая! Смотри куда идешь! – зашипела она.
– А мне наплевать! – задорно отозвалась Влада.
– А мне чихать, что тебе наплевать!
– А мне наплевать, что тебе чихать, что мне наплевать!.. Кстати, я тебя отравила!
– Чем? – заинтересовалась Млада.
– Ядом кобры!
– Да всегда пожалуйста! Он на меня не действует!
– Знаю. Поэтому я отравила тебя ядом кобры, которую укусила гюрза, а гюрзу ужалил скорпион, а скорпиона я накормила красненькими леденцами, на которые у тебя аллергия!
Чувствуя, как щеки ее покрываются сыпью, Млада рванулась к зеркалу.
– С меня две подлянки и одна мелкая гадость! А леденцы ты покусала сама!.. Я знаю! – прохрипела она.
В кухню заглянул хозяин «Погребка» и с тоской уставился на разбитые тарелки. В каждом зрачке у него сидел жадный гномик и считал денежки.
– Девочки! – тоскливо сказал он. – Там надо горячее подавать! Клиенты же кушать хотят!
Сверля друг друга глазами, Млада и Влада вернулись в зал.
Гай говорил. Рядом с ним было страшно стоять. Его голос казался спокойным, но звенел как стекло.
– Митяй Желтоглазый доставил из-за Второй Гряды самородок! Из-за Второй Гряды, подчеркиваю! Как он нырнул туда, не знает никто! Нести его через болото он не решился и там же, на двушке, отлил из него семь уникумов. Самый сильный уникум – череп. На него ушли все части самородка, оставшиеся после предыдущих шести.
– Но откуда… – начал Белдо.
– Он показывал мне этот самородок! Там, на двушке!.. Я ВИДЕЛ ЕГО ЦЕЛЫМ! Он был такой тусклый, с примесями, но когда его перекладывали, вспыхивал как огонь. Митяй мог к нему прикасаться, и делал это довольно легко. Я – нет. Тогда я и возненавидел Митяя! Почему ему дано, а мне нет? Почему?!
Главы фортов слушали затаив дыхание. Запахло паленой пластмассой. Это под взглядом Гая плавился стаканчик с салфетками. Гай подозрительно принюхивался, не понимая, в чем дело. Первым сообразил Белдо. Мило улыбаясь, схватил стаканчик и быстро передал Владе, чтобы убрала.
Ничтожное событие со стаканчиком прервало поток откровенности Гая. Он отвернулся и замолчал. Тилль досадливо крякнул. Возникла пауза, в течение которой Долбушин продолжать чертить в блокноте, Белдо катал шарики из хлеба, а Тилль ковырял вилкой принесенный Младой кусок мяса и то подносил его к ноздрям, то подозрительно смотрел на ведьму, сохранявшую королевское спокойствие.
Наконец Гай заговорил снова, но уже не стеклянным голосом, а самым обычным, сухим и деловитым:
– Замысел черепа был прост. Всего лишь транспортный уникум. Доставлять с двушки любое количество закладок, не сливаясь с ними. Болото попросту не будет знать, что находится внутри черепа, поскольку он для них непроницаем. Они могут воздействовать только на сознание его носителя, поскольку череп все-таки уникум полного растворения.
– Но болото будет догадываться! – сказал Долбушин.
– Разумеется, Альберт! Но знать и догадываться – разные вещи. Когда вы видите инкассаторскую машину, вы догадываетесь, что внутри не сливовое варенье. Но сколько там денег? Сто тысяч? Сто миллионов? А может, она пуста и тихо-мирно едет на заправку? Этого вы не знаете, а потому не будете нападать на нее, что вы, возможно бы, сделали, если бы вам было известно, что она везет, допустим, самый крупный алмаз.
– Она его не везет! – улыбаясь, сказал Долбушин. – Самый крупный алмаз находится у…
– Да знаю я его! – отмахнулся Гай. – Вы ему хоть хлеба иногда покупайте, своему хранителю! В прошлый раз он воровал еду прямо с тарелок и рассовывал ее по карманам.
