Офицеры успокоились, дали команду бойцам отвернуть пушки от аэропорта и, что бы ни происходило, сидеть внутри машин и не вылезать, и даже если БМП подобьют, то не открывать ответный огонь. Одним словом, со своей стороны мы предусмотрели все, чтобы кто-нибудь из наших бойцов не вздумал открывать ответный огонь на поражение, иначе может произойти непоправимое. Тогда начнется месть. Месть за своего товарища. Мы здесь, в Чечне, только и занимаемся местью. Местью за своих погибших друзей, местью за своих русских, которых в Чечне убивали, над которыми издевались, выгоняли из своих квартир. Страшная это штука — месть. Как бы не притащить ее в мирную жизнь, главное, чтобы она не стала смыслом всей жизни. А ведь может. Как, интересно, я сам буду смотреть на эти чеченские рожи в своем городе? Чем больше я их отправлю на тот свет, тем лучше. Дома такого удовольствия я буду лишен. Дома надо доказывать его виновность. Здесь все проще. Чечен — значит, враг. Есть белое и черное. Белые, то есть мы, — это хорошие ребята, черное — чечены, значит, плохо. Чушь собачья. Это мы пришли на их землю, их убивать. Хотят независимости? Да подавитесь ею. Русских вывезли. Чеченов из России депортировали на их историческую родину, зачем нам «пятая колонна»? Забором обнесли, и пусть живут в своей независимой и суверенной. Людских жертв не было бы, да и в миллион раз это было бы дешевле.
Если ты убил одного в мирной жизни — ты преступник, убийца, если убил тридцать — воин, а если миллионы — ты завоеватель. Твое имя с помпой запишут на скрижалях истории. Благодарные потомки будут сочинять тебе оды, воздвигать памятники.
Уже больше часа прошло, а от наших командиров ничего не слышно. Не случилось бы чего. В охране аэропорта тоже все тихо, никаких передвижений, суеты, значит, еще не арестовали, значит, и нам нечего переживать, дергаться, суетиться. А все-таки — если кто из стреляющих по нам возьмет прицел чуть ниже? Не судьба, что поделаешь. Не судьба.
От скуки офицеры начали травить байки. И интересно, и время быстрее летит. Да и с психологической стороны это все же лучше, чем гадать, что будет с тобой через десять минут, отвлекает от грустных мыслей. Тем более после такого стресса. Необходимо выговориться. О чем угодно, но выговориться. Я за службу достаточно наслушался таких баек, сам могу рассказать их немало, но вот и меня окликнули:
— Слава, расскажи, как ты был миллионером.
— Да я уже двести раз рассказывал.
— Расскажи, не ломайся.
— Дело было так. После окончания училища я сопливым лейтенантом приехал в Кишинев, прибыл в часть, представился, как водится, проставился, влился в коллектив, принял четыре взвода вместо одного, лейтенантов и тогда не хватало. Попал я в главкомат Юго-Западного направления. А Кишинев в те годы после голодной Сибири мне показался раем. Колбасы, мяса, вина, шмоток — во! И это в годы «сухого закона». Думаю, сдохну старшим лейтенантом, но никуда не уеду отсюда.
Ротный был с моего училища, только на три года раньше закончил. Приехал я без семьи, квартиры пока не нашел, жил в казарме. Вот вечером ротный подходит ко мне и говорит:
— Слава, у меня жена уехала с сыном в отпуск. Поехали ко мне поужинаем, да и бутылочку возьмем.
А водку в Молдавии никто не пил. Там вина было хоть залейся. И причем сухого, а не крепленого, и магазинное вино там только приезжие пили, а местные — домашнее, в любом доме продавалось. Молдаване делали вино трех видов: «для себя», «на свадьбу», «на продажу».
Самое классное — это «для себя». Из отборного винограда, ни грамма сахара. Заготавливали его мало, пили сами и держали для почетных гостей. Ротный подружился с одним молдаванином — когда бойцов давал в помощь, когда еще что-нибудь — тот и дал нам вина, которое он делал для себя.
Потом идет вино «на свадьбу». Оно приготавливается из выжимок того, что осталось от приготовления вина «для себя», добавляют не очень хорошие сорта винограда, ординарные. Изготавливается для каких-то больших семейных праздников. В принципе, пить можно.
Ну а «на продажу» — это выжимки и ополоски с добавлением сахара, плюс немного спирта, чисто для продажи.
Сказано — сделано, взяли мы две трехлитровые баночки вина «для себя» и поехали ужинать.
А в это время как раз шли большие учения «Осень-88», учения проходили на территории Киевского округа, Одесского округа, был задействован и Черноморский флот. Наша часть через десять дней по плану подключалась к ним. Едем в троллейбусе, обсуждаем предстоящие действия по учениям. А тут рядом полковник, я-то летеха зеленый, никого не знаю. А это, оказывается, начальник канцелярии главкома. Была такая должность. И с ротным он в одном подъезде жил. Поздоровались, поговорили о том, о сем. И тут он хлопает себя по лбу:
— Ребята, — говорит он, — завтра уезжаю на учения, и забыл, закрутился совсем, у дочери завтра день рождения. Купил ей куклу. Оставил в кабинете, забыл привезти. Мужики, сделайте доброе дело. Подойдите к юрисконсульту главкома, я ему позвоню, скажете, что от меня. Заберите куклу и завезите моей дочери. Скажите, что от папы. А то она долго просила, и вела себя хорошо. И я пообещал. Получится, что обманул ребенка. Ладно?
— Конечно, сделаем! — заверил его ротный.
Тем временем мы подъехали к дому ротного, поднялись и, как водится, славно посидели, попили, покушали, все обсудили. Наутро ротный мне и говорит:
— Слава, ты забираешь куклу у юриста, а я ее отвожу.
— А где этот юрист сидит?
— А хрен его знает. Спроси у дежурного по связи.
А я прослужил всего пару недель. Кроме своих связистов, никого не знаю. Вот с наглой рожей приперся к дежурному по узлу связи и спрашиваю:
— Где юрисконсультант главкома? Где сидит, как пройти?
— А зачем тебе?
Я-то думал, что он, как нормальный офицер, понимает шутки и нормально отреагирует, вот я ему и говорю:
— Да позвонил он мне. Пригласил к себе. Говорит, что у меня была какая-то тетка в Канаде. Померла, а все свое наследство мне оставила.
— Да брось ты!
— Чего брось! Я сам охренел. Говорят, полмиллиона долларов. Может, и ошиблись, вот сейчас пойду и все узнаю, — говорю я совершенно серьезно, думая, что он меня понимает, мою хохму. Сказал и забыл.
Тот мне подробно объяснил, как добраться до этого юрисконсульта. Я пошел. Тот меня уже ждал. Отдал куклу. Здоровенная коробка, а в ней, под стать коробке, и кукла. Помните, раньше были гэдээровские такие, шагающие, что-то говорящие? Вот, короче, такая. Коробка красивая. Где-то метр двадцать высотой. Иду я. Про разговор о долларах уже забыл. А на выходе стоит уже толпа офицеров, и этот дежурный по связи в центре что-то рассказывает. Я подошел, они замолчали. Ну, думаю, про меня говорят, коль замолчали. Подошел, поздоровался.
— Ну, как, Слава, поговорил с юристом? — спрашивает дежурный.
— Да, нормально, — серьезно отвечаю я, а самого от смеха разрывает, неужели на детскую шутку клюнули, — разобрались. Оказалось, что действительно я наследник. Вот и отдали деньги сразу. Правда, двадцать пять тысяч долларов забрали как подоходный налог, а все остальное — мое. Сумки не было, вот и пришлось положить в коробку из-под куклы. Вот, как дурак, и тащу такую коробищу.
— Брось ты!
— Покажи доллары, никогда не видел!
— Во повезло!
— Да врешь ты все, наверное.
— Я вру?! Спросите у юриста, я только от него. А доллары не покажу, я потом до казармы не дойду, прихлопнут где-нибудь. Вот вы и убьете. А денежки поделите. Знаю я вас, жуликов. Сам такой.
Пришел в казарму, отдал куклу ротному, рассказал ему все. Вместе посмеялись, да и забыли. Через некоторое время по узлу поползли слухи, что я миллионер. Всякий раз история преподносилась по-новому. Всякий раз сумма моего наследства возрастала. Женщины на узле связи писали кипятком от того, что я уже женатый, но строили глазки и заигрывали. Совершенно незнакомые офицеры подходили и спрашивали:
— Вы Миронов?
— Я. А в чем дело?
— Это правда?
— Правда, — отвечаю, а сам от смеха угораю, — а в чем дело-то?
— Про наследство, это правда?
— А зачем вам это? Вы, может, меня ограбить хотите?!
Короче, ни «да», ни «нет» я не говорил, а отвечал вопросом на вопрос. Запутывал спрашивающих. Ко мне подходили, предлагали вложить в дело. Я уклончиво отвечал, что предложений уже много, я их рассматриваю. Короче — дурдом.
Закончилась эта эпопея следующим образом. В политотделе ставки подсчитали те комсомольские взносы, которые я должен заплатить в валюте. Сходили в «Березку», — помните, такие валютные магазины были, — присмотрели мебель, чтобы в свой политотдел купить.
И вот вызывают меня с командиром части в особый отдел. И давай меня профилактировать. Я объясняю, что эта была шутка, что этот болван дежурный по связи шуток не понимает. Вдобавок распускает сплетни.
