– По Рузе, – пояснил Алеша.
– Потом опять поехали в полицию, – продолжила Даринда.
– Достаточно, – оборвала ее Марина Георгиевна. – Мне почти все ясно. – Она осторожно ощупала живой матрац, прослушала тетушку стетоскопом [18] , пожала плечами и спросила: – Скажите, а у вас печень есть?
– Не знаю.
– А почки?
– Честно говоря, я не знаю, как устроен мой организм, – печально проговорила пациентка.
– Тогда я посоветовала бы вам обратиться к Петру Семеновичу, – сказала Марина Георгиевна.
– А кто это? – осторожно поинтересовалась Даринда.
– Наш ветеринар, – ответил за доктора Алеша. – Он лечит коров, овец, коз, в общем, всякую живность.
– Ну знаете! Вы бы нас еще к специалисту по картошке послали! – вспылил Фуго, который снова принял обычный мимикриный вид. – Мы вам не коровы и даже не живность!
– А вы, гражданин инопланетянин, не возмущайтесь, – спокойно сказала доктор. – Лично вы сейчас больше похожи на большого бритого ежа. Поэтому ветеринар, возможно, лучше разобрался бы, как ее лечить. Я могу посоветовать только горячее молоко с медом и постельный режим. Нервы лечатся просто: лежи и спи, само пройдет.
Фуго провожал врача до двери уже в облике Алешиного прадедушки. Марина Георгиевна была человеком очень уравновешенным и доверчивым, поэтому быстро привыкла к мысли, что инопланетяне запросто могут принимать вид хоть чемодана, хоть симпатичного старичка. И уходя, она своим обычным, деловым тоном наказала мимикру:
– Вашей тетушке нужен абсолютный покой. Иначе из нее выйдет воздух, и ни одна мастерская не возьмется ее восстанавливать.
Она вышла из дома как раз в тот момент, когда во двор вошел Сергей Никифоров, час назад отпущенный из психиатрической больницы. Корреспондент твердо решил окончательно выяснить, кто же все-таки баламутит деревню, и, сойдя с автобуса, прямиком направился в логово загадочных лилипутов. Но, увидев на крыльце врача, журналист в нерешительности остановился. После долгой беседы с Шалгановым люди в белых халатах вызывали у него усиленное сердцебиение.
А Марина Георгиевна, заметив молодого человека в черных очках, который явно раздумывал, в какую бы сторону убежать, окликнула его:
– Здравствуйте, гражданин. Вы что, тоже оттуда? – она как-то неопределенно покрутила в воздухе рукой, имея в виду космическое пространство.
– Да, в некотором роде, – озираясь, ответил корреспондент, который подумал, что его спрашивают о психиатрической больнице. – Но они меня сами отпустили, – быстро добавил он.
– И вы тоже умеете прикидываться чемоданом?
– Чемоданом? – не понял Никифоров. – Не знаю, не пробовал.
Доктор подошла поближе к Сергею, внимательно посмотрела на него и сказала:
– У вас кожа имеет землистый оттенок. Стало быть, барахлит желудок. Наверное, вы еще не привыкли к нашей земной пище. Советую каждый вечер ставить себе клизму и пить побольше молока. Кстати, – вспомнила она, – а вы, вообще-то, к какому классу относитесь: к млекопитающим или, может, земноводным?
– Я лично? – совсем растерялся Никифоров. Только сейчас он понял, что перед ним, скорее всего, еще одна жертва лилипутских козней, психически больная, которая, вероятно, сбежала из больницы. – Вообще-то, я Homo Sapiens, – отступая назад, ответил корреспондент. – Что означает: человек разумный.
– Ну-ну, не волнуйтесь так, – сказала Марина Георгиевна и, выйдя за калитку, направилась домой. – Не забудьте вечером поставить клизму, – напомнила она на прощание и помахала рукой.
Испугавшись, что в доме он встретит еще кого-нибудь из врачей или больных, Сергей спрятался в кустах и стал наблюдать за окнами.
А в психиатрической больнице жизнь текла своим чередом. Пенсионер Клубникин закончил писать восьмое письмо, которое намеревался отправить в Организацию Объединенных Наций. Он так устал от сочинительства, что прилег на кровать и задумался о смысле жизни. Захар долго размышлял на эту тему и в конце концов пришел к выводу, что жизнь – это борьба, а потому нельзя лежать сложа руки. После чего пенсионер поднялся и сел писать донесение главнокомандующему Вооруженных Сил Мира. Но от этого важного занятия его оторвал призыв на обед. Вежливый голос из динамика вдруг сказал:
«Уважаемые граждане, просим вас на время оторваться от своих дел и проследовать в столовую».
Сильно проголодавшись, Клубникин позабыл о том, что объявил голодовку, и, бросив авторучку, поспешно вышел из палаты. В столовой выбрал место за столиком рядом с тихим больным в аккуратной голубой пижаме со свежим кустиком незабудки в петлице. Пенсионер быстро съел тарелку наваристого борща, а когда принесли второе, сосед вдруг заговорщицким тоном проговорил:
– Котлету не ешьте.
– Почему? – удивился Клубникин и скосил на нее глаза.
– Корову будем лепить, – серьезно ответил аккуратный больной.
– Какую корову? – недовольно спросил пенсионер, который понял только одно: на его кровную аппетитную котлетку покушается какой-то щеголь с цветком.
– Мы еще не знаем, какой она будет породы.
– Вы как хотите, а я свою котлету не отдам ни для коровы, ни для лошади, ни даже для индийского слона, – решительно заявил Клубникин. – Я привык на обед есть мясо.
– Ну тогда извините, – кротко проговорил сосед. Он поднялся из-за стола, схватил с тарелки Захара котлету и выбежал.
Его поступок страшно обидел пенсионера.
– Ненормальный! – вслед убежавшему больному крикнул он. – Я это так не оставлю! Я буду жаловаться в Министерство здравоохранения!
От расстройства позабыв выпить компот, он вышел в коридор, где нос к носу столкнулся с Николаем Бабкиным.
– Здравствуйте, дядя Захар, – обрадовался встрече Николай. – Вас тоже не отпустили?
– Если бы только это, – возмущенно ответил Клубникин. – У меня только что какой-то сумасшедший украл котлету.
– Нам надо отсюда бежать, – понизив голос, сказал Бабкин. – И у меня есть отличный план. Вы согласны?
– Ну… в общем-то, я не против, – ответил собеседник. Если бы не сумасшедший, укравший у него котлету, он бы еще подумал, стоит ли возвращаться домой, где нужно самому готовить еду, носить в прачечную белье и постоянно работать в огороде. А здесь у него появилась масса свободного времени для сочинения писем и даже стихов, которые он втайне от всех пописывал по ночам во время бессонницы.
Проследовав в палату рыбака, они долго обсуждали план бегства и к концу тихого часа договорились сделать под забором подкоп.
После сна пациентов выпустили погулять в большой прибольничный парк с подстриженными лужайками и живописным круглым озерцом посредине. На одной стороне парка находился ухоженный теннисный корт, посыпанный толченым кирпичом, на другой – волейбольная площадка. Под раскидистыми дубами и липами стояли скамейки и столики, за которыми больные устраивали свои безобидные баталии: в домино и лото, в шахматы и шашки.
Делая вид, что прогуливаются, Николай с Клубникиным зашли за здание, пролезли через кусты и осмотрели высоченный бетонный забор.
– Вот здесь и будем рыть, – ткнул пальцем Бабкин. – Главное, успеть сделать подкоп за время прогулки. Сменяться будем каждые пятнадцать минут.
– Но у нас же нет лопаты, – растерялся пенсионер.
– С лопатой каждый дурак выкопает, – резонно заметил Николай. – Земля здесь мягкая, управимся и без лопаты.
Пока он как крот вгрызался в рыхлый грунт, Захар ходил вдоль кустов, посвистывал и внимательно следил, чтобы поблизости не появился кто-нибудь из обслуживающего персонала больницы. Зато когда Бабкин вылез из кустов и потребовал, чтобы Клубникин сменил его, пенсионер внимательно оглядел рыбачка и сказал:
– Тебе нельзя здесь показываться, ты же весь перепачкался.
И действительно, вид у того был страшный: он так вывозился в земле, что казалось, будто только что вылез из могилы. Пришлось Николаю вернуться к яме и самому продолжить работу.
К концу второго часа, когда подкоп был готов, к беглецам в кусты заглянул странный больной с маленькой красной шапочкой на голове. Пенсионер попытался было его отогнать, но тот уже заметил рыбака.
– Подкоп делаете? – удивился любопытный молодой человек.
– Иди-иди отсюда, Красная Шапочка, – зашипел на него Клубникин, а Николай схватил больного за рукав и затащил в кусты.
– Тихо ты, – сказал он. – Хочешь бежать с нами, пожалуйста. Только не шуми.
– А зачем подкоп-то нужен? – не унимался молодой человек.
– Затем, что мы не умеем перелетать через заборы, – раздраженно ответил Захар.
– Так здесь же, в пяти метрах, он уже есть. Мы каждый день ходим через него в магазин, – больной в красной шапочке прошел вдоль стены несколько шагов, откинул фанерный лист и показал здоровую яму, через которую можно было проползти не только человеку, но даже протащить с собой корову.
– Вот так, Коля, – с укором проговорил Клубникин. – А мы с тобой два часа копали как проклятые. Обалдуй ты!
