– Здравствуй, Наташа. Рад… видеть профессиональное рвение. По-моему, у тебя отгул значился.
– Вера попросила подменить, у нее семейные обстоятельства какие-то. В общем, дежурить сегодня ей никак, а я – что? Я девушка незамужняя…
Наташка глянула исподлобья на Бобровского, но тот так привык к ее обольстительным манерам, что не реагировал на них. Попросту никогда всерьез не воспринимал, что ему, специалисту по многим женским вопросам, было, мягко говоря, непростительно.
Бобровский пожал плечами:
– Да надолго ли ты незамужняя, с такими-то ногами… В смысле, глазами, – поправился он, усмехнувшись. Наташа воодушевилась было, но он уже потрепал ее по рукаву пальто и, повернувшись, задал себе курс на выход. – Ну, давай, иди, совершай подвиг дружбы.
Наташа с нескрываемым сожалением вздохнула:
– Вашими бы устами… Пойду. Раз я дежурю – значит, двойню привезут.
Бобровский поднял брови:
– Да ну? Что, каждый раз на твоем дежурстве двойня?
Наташа кивнула, засмеялась, показывая свои красивые зубки:
– Или повторное кесарево. Вот такая я везучая!.. Зато квалификацию не теряю, всегда в форме!
Бобровский снова остановился, с симпатией глядя на молодую коллегу:
– В отличной форме, Наташа. Стать какая, цвет лица, ну и… Все остальное… Правда, правда. И кому такая красота достанется? Вот смотрю на тебя… И, чувствую, повышается… тонус… жизненный… Тебе бы не акушером-гинекологом, а врачом-сексопатологом трудиться, сколько пользы человечеству могла бы принести, эх!.. – хитро улыбнулся Бобровский. – Вот на этой оптимистической ноте пошел я домой. Успешного тебе дежурства, Наташа. Счастливо!
И пошел. Походка уверенная, плечи развернутые, а голову опустил…
Наташа вздохнула, затянула потуже пояс своего элегантного пальто и, прежде чем отправиться в гардероб, проговорила негромко и неожиданно горько:
– А вот со счастьем у меня как раз – не очень. Из-за вас, между прочим, доктор Бобровский.
* * *
В ординаторской дежурная бригада медиков бодро принимала дела у отработавших трудовую смену коллег, а заодно и чай пили в честь благополучного во всех отношениях трудового дня: один мальчик, одна девочка, две плановые операции…
«Дресс-код» у всех присутствующих был примерно одинаковый – белые пижамы, на ногах – удобные лодочки. А у красавицы Наташи – все на особый манер: белый халатик изящно притален, контрастно с халатом – темные колготки, подчеркивающие стройность длинных ног, туфли – хоть на танкетке, а все равно ультрамодные.
Все были рады всегда веселой, дружелюбной, энергичной оптимистке Наташе, но особенно – Вера. На Наташу всегда можно было положиться: она и подменит, когда нужно, и настроение всегда поднимет, а когда трудно и плохо, то и поплачет вместе с ней, от души… Вера вспомнила, как она скучала без подруги, когда та повышала свою «и без того высокую квалификацию», а ей пришлось вести Наташины палаты во время ее отсутствия:
– Сто лет одиночества! Я как-то Бобровскому на операции говорю: «Наташа, подтяни-ка вот здесь…» Интерны хрюкнули, а то я бы и не заметила, как оговорилась. Вот как я тебя долго ждала…
Медсестра Таня поставила на столик большую пластиковую коробочку, сняла крышку:
– Вера Михайловна, Наталья Сергеевна, а я сегодня пирожков принесла. Угощайтесь.
Наташа, чья замечательная фигура никак не реагировала на количество калорий, поглощаемых ее обладательницей, тут же протянула руку:
– Дайте, дайте углеводика… Танечка, когда же ты успеваешь пироги печь?
Таня не стала присваивать чужие заслуги и честно рассказала:
– Да что вы! Это мама ко мне в гости приехала, на радостях готовит не переставая – откормить меня хочет. Ей все кажется, что я голодаю.
А Наташа уже потянулась за вторым пирожком:
– Маленькие какие-то… А вкусные – язык проглотить можно! Это что – грибы, капуста и еще что-то?
Таня улыбнулась:
– Да, это наш фамильный рецепт, секретный.
Наташа помотала головой:
– Да чего там… Сейчас разберусь… Зелень какая-то еще… Вер, что это? Сельдерей, что ли?
Вера, с не меньшим удовольствием уминая крошечные золотистые пирожки, помотала головой:
– Нет. Петрушка по-моему.
Таня уточнила:
– Латук и петрушка. Но секрет даже не в ингредиентах, а в пропорции и тепловой обработке начинки – что-то жареное, что-то – свежее. Ну и еще кое-что…
Таня загадочно прищурилась.
Наташа, прервав раздумья, съесть третий пирожок или сдержаться, спросила:
– Кое… что? Ну, давай уже, рассказывай, в чем секрет?
Таня торжествующе объявила:
– Всех женщин в нашем роду звали замуж сразу после угощения этими пирожками. Дед нашу бабушку посватал на следующий день после пирожков, папа шутит, что решил жениться на маме уже на третьем пирожке. Тетка, правда, замуж не вышла, но зато повышение по службе получила. И то, потому что у нее начальник – дама.
Вера улыбнулась:
– Ну, исключение, как известно, только подтверждает правило. Ну, а ты уже испытывала этот рецепт?
Таня вздохнула:
– Да не на ком, пока… Пока только друзей угощаю. Девчонок…
Таня поднялась и пошла к двери:
– Пойду, надо лекарства раздать перед ужином…
Наташа поправила макияж, подкрасила губы. Хороша!
Вера встала, стала собирать в сумочку свои вещи со стола. Мельком бросила взгляд на подругу:
– Наташа, когда ты успеваешь такой макияж нанести? Хоть сейчас на подиум. Мне на такой подвиг часа три понадобилось бы, наверное… Два с половиной на глаза и полчаса на губы.
Наташа ответила с загадочной улыбкой:
– Успеваю. У меня стимул есть.
Вера удивленно подняла брови:
– Да ну? Я что-то пропустила?
Наташа грустно кивнула:
– Да уж, пропустила, наверное. Наш Бобровский полгода назад развелся.
Вера присмотрелась к подруге внимательнее:
– Да я знаю. Вот почему – не помню. Вроде, слышала что-то краем уха… Нет, не помню. И жену его видела. Так, пару раз, случайно… Детей у них, кажется, не было. Красивая такая женщина, но, по-моему, истеричка. Знаешь, бывают такие: вроде улыбается, а глаза напряженные… Мне кто-то говорил, что они давно жили врозь.
Вера помолчала и спросила осторожно:
– А ты, Наташа, значит, надеешься?…
Наташа кивнула, разглядывая свои руки с аккуратным маникюром:
– А чего теперь-то скрывать, Вера Михайловна? Надеюсь…
Вера задумчиво посмотрела куда-то за окно:
– Я еще осенью видела у него на безымянном пальце след от обручального кольца… Тоже подумала: вот, и кольцо снял.
Наташа, которая все же смеяться всегда любила больше, чем грустить, спросила с иронией:
– Ну, и какой у него там след? Шрам, что ли? Или мозоль?…
Молодые женщины тихо рассмеялись. Но Вера все же объяснила:
– Полоска незагорелая…
Доктор Наташа встала, поправила халатик, огладив свою ладную стройную фигурку, подтянула колготки. Взглянула в зеркало и сказала с восхищенным придыханием, не о себе – о нем:
– И оперирует академически!
Вера уже подошла к двери:
– Что есть – то есть. Пациентки не зря на него молятся! Все, подруга, пойду. За выручку – спасибо, за мной не пропадет.
А Наташа все никак не могла сбросить с себя лирическую грусть:
– Вера, я, когда смотрю на него, просто млею. От одной его улыбки теряю голову.
Вера с неожиданно понимающей улыбкой покачала головой:
– Как я тебя понимаю! – и оставила Наташу в раздумье: что бы это могло обозначать?… Но спросить, что именно, Наташа не успела.
Вере нужно было срочно бежать к мужу: он ведь был на очень важной консультации, у доброго волшебника Мищенко. Того самого, от одних душевных разговоров с которым, по легенде, женщины становились мамами. А папы? Как реагировали на беседы со Светилом папы?…
* * *
Утро следующего дня в отделении патологии ничем особенным отмечено не было.
Конечно, не для всех… Для кого-то это было лучшее утро в мире!
Дверь с надписью «Клизменная» открылась и оттуда осторожно выплыла мамочка Сергейчук. Медсестра, вышедшая следом, закрыла дверь и сказала плавно удаляющейся женщине:
– Бежать не надо, Сергейчук.
Мамочка Сергейчук даже головой замотала от возмущения и жалобно ответила:
– Кто бежит-то? Сами бы попробовали…
Практически не дыша, пошла дальше…
… мимо медсестры, на специальном раздаточном столике раскладывающей таблетки, иногда сверяясь с предписаниями врача…
… мимо еще двух мамочек, озадаченно изучающих страшноватый медицинский плакат, посвященный вреду курения и алкоголизма. На нем была изображена мама в разрезе, внутри – скрюченный скелетик с сигареткой в зубках…
Юлю Сергейчук, неуклюже перебирающую ногами, легко обогнала Вера Михайловна, которая шла в палату, где лежала и сама Юля, и Лена Петровская.
Вошла и села на свободную койку, доброжелательно улыбаясь мамочкам:
– Ну, как самочувствие?
В ответ раздался нестройный хор:
