в себе.
♦
Я предложила ему принять душ. Он отказался. Я как можно деликатнее сказала:
– Слушай, Эвиатар, во имя человечества – ты обязан принять душ.
Он грустно улыбнулся и сказал:
– Мне не во что переодеться.
Я принесла ему спортивный костюм Асафа (в списке своих мелочных придирок я упустила тот факт, что по утрам в субботу Асаф убегает из дома на тренировку по триатлону, утверждая, что ему нужен адреналин, иначе кровь застаивается. Понимаешь? Боится, что захиреет).
Я застелила диван в гостиной простыней, положила тонкий плед и подушку Асафа.
Он вышел из душа. В костюме Асафа, который был ему велик на несколько размеров, он походил на пугало. Пугало, с которого капает вода. Худые загорелые ноги. Довольно изящные. Будь он женщиной, это выглядело бы сексуально. Но он был мужчиной. И его ноги от щиколоток до колен покрывала густая поросль, еще влажная после душа. Малопривлекательная картина.
– Спасибо, – кивнул он в сторону импровизированного ложа. – Я уже трое суток не сплю.
– Понимаю.
– Не уверен, что и сейчас смогу уснуть.
– В крайнем случае включишь телевизор, – сказала я. – Только без звука, ладно?
Я вручила ему пульт. Он с минуту поколебался.
– Бери, бери, – подтолкнула я его. – Нет ничего лучше, чем зрелище чужих бед.
– Ты святая, Хани. – Он впился в меня своими зелеными глазищами. – Асафу с тобой повезло.
– Никакая я не святая, – сказала я. – И напоминаю тебе, что завтра утром…
– Меня здесь не будет, – подхватил он. – Я не забыл.
♦
Ты, конечно, думаешь, что мне не спалось. Ведь у меня в гостиной находился беглый преступник. Но я быстро уснула и видела во сне Монтеверде. Ты тоже была в этом сне. Мы были в доме Энди и Сары. Внутри, в самом доме, лил проливной дождь, а снаружи, во дворе, между гамаками, плясало пламя в очаге. Это было необычно, но во сне я списала эту странность на очередной сюрприз, какими богато любое путешествие.
♦
Когда я проснулась, Лири и Нимрод сидели на кухне и ели кукурузные хлопья. Оба были полностью одеты, хотя я не помнила, чтобы вешала им одежду на спинку кровати, как обычно делаю.
– Мама, а у нас дядя Эвиатар! – объявила Лири.
Только тогда я его увидела. Он стоял спиной ко мне, возле рабочего стола. Через несколько секунд он обернулся, держа в руках три пластиковые коробочки, и торжественно возгласил:
– Сэндвичи готовы! С сыром для Лири. С тунцом для… Андреа, да? И с колбасой для тебя, Нимрод. Хани, надеюсь, я все сделал правильно? – Он посмотрел на меня. – Мы хотели дать тебе еще немного поспать.
– Но… Как… Почему?
– Меня разбудила принцесса. – Он указал на Лири. – Спросила, кто я такой. Я объяснил, что я брат ее папы. Она спросила, почему она раньше про меня не слышала. Тогда я объяснил, что мы с ее папой поссорились. Серьезно поссорились. Поэтому я до сих пор не приходил к вам в гости.
– Мам, а я ему сказала, что мы с Андреа все время ссоримся… – вмешалась Лири, – но потом всегда миримся. И он должен помириться с папой!
– Я пообещал, что сделаю это при первом же удобном случае, – продолжил Эвиатар. – Тогда Лири спросила, не помогу ли я им «организовать утро», и рассказала, что надо делать.
– А я сам завязал шнурки! – похвастался Нимрод.
– Правда, мам, он сам завязал, – подтвердила Лири.
– Молодец, мой хороший! – Я действительно была рада. Нимрод уже полгода безуспешно сражался со шнурками.
– Вот наши ранцы, – обратилась Лири к Эвиатару. – Коробку Андреа нужно положить в мой ранец. Ей так нравится.
Я чувствовала себя неловко оттого, что стояла перед ним в помятой пижаме. Обычно по утрам мне лень переодеваться, и я отвожу их в школу и в детский сад в безразмерной майке и старых лосинах. Но сейчас я шмыгнула к себе в комнату, быстро натянула джинсы и черную рубашку, посмотрелась в зеркало и сменила черную рубашку на красную, которая уже сто лет висела без дела у меня в шкафу. Я обулась в туфли на каблуках. Низких, но каблуках. И вернулась в гостиную.
– Ну что, поехали? – спросила я, чтобы никто не успел отреагировать на мой вид (ведь Лири ничего не стоит ляпнуть: «Мама, какая ты нарядная!»). – Нет, мама Или обещала заехать за нами без четверти восемь! – сообщила мне дочь.
– Это идея Лири, – добавил Эвиатар, – не будить тебя, а позвонить ей. Как я понял, вы иногда выручаете друг друга.
– Выручаем, – согласилась я. – У нас дети ходят в одну и ту же школу и в тот же сад.
Мать Или (позор, я никак не запомню, как ее зовут! В телефоне она значится у меня как Или-мама, и в разговорах с ней я всячески изощряюсь, лишь бы не назвать ее по имени) позвонила и сказала, что ждет нас на улице. Я застегнула ранцы, и мы уже собрались выходить из дома, но тут Эвиатар воскликнул: «Эй, минутку, а попрощаться с дядей?» Мои дети подошли к нему и поцеловали его, каждый в свою щеку (в ту минуту я не обратила внимания на то, что Нимрод немного на него похож; я заметила это позже), и он их обнял. Как настоящий добрый дядюшка. «Андреа тоже хочет тебя обнять», – сказала Лири. Эвиатар ей подыграл: расставил руки пошире, как будто видел перед собой еще одну девочку, и сказал: «Хорошего тебе дня, Андреа».
♦
Когда я вернулась в квартиру, он стоял в дверях со спортивной сумкой в руке.
– И куда ты сейчас? – спросила я.
– Не знаю, – ответил он.
♦
Сколько отчаявшихся людей встречалось нам в жизни, Нета? Люди прячут свое отчаяние так искусно, что мы его просто не замечаем. Но отчаяние Эвиатара было абсолютно явным. Оно читалось в его бровях, в его опущенных плечах, в раскрытой ладони, которой он медленно и ритмично похлопывал себя по бедру.
– Ну хоть позавтракай, – сказала я.
Он поставил сумку на пол.
♦
Наш завтрак продолжался до полудня. Как ни удивительно, толковали мы в основном обо мне. На все мои попытки перевести разговор на положение, в котором он оказался, он отвечал: «Брось. Меньше знаешь, крепче спишь». Я откинулась на спинку стула и рассеянно тыкала вилкой в листик салата, оставшийся на тарелке. Потом он наклонился вперед и спрятал лицо в руках. Между пальцами проглянула седая щетина. Странно, подумала я, младший брат поседел раньше старшего. Так быть не должно.
Он задавал мне вопросы. Вопросы по существу. Давно никто мной
