В ноябре Брюс Лайджен просто из кожи лез вон на заседании королевского суда в Оксфорде, чтобы Стива Митчелла выпустили под залог. Неудивительно, что судья, выслушав его со всей любезностью и вниманием, снова отказал, решительно и бесповоротно. Во время заседания я находился рядом с Брюсом, но ничем ему не помог. А даже если б и помогал, результат был бы тот же. Выпускать под залог подозреваемых в убийстве не приветствовалось обществом, к тому лее несколько недавних громких дел, где выпущенные под залог подозреваемые совершили новые убийства, отбили у судей всякую охоту повторять свои ошибки. А потому шансов у нас не было никаких.
Вообще-то я не планировал посещать эти слушания, но за два дня до их начала получил очередное напоминание от «бог знает кого». Еще один узкий белый конверт, доставленный в контору не по почте, а лично. Нашли его на коврике у входной двери, и никто не видел и не знал, как он там оказался. И на этот раз в конверте лежал сложенный пополам листок бумаги, а в нем — снимок. Хорошо хоть на этот раз послание не предварял персональный визит от Джулиана Трента. Памятная эта встреча до сих пор жила в сознании, и пока я крепко сжимал конверт в руке, на лбу выступили капельки пота.
Как и в тот раз, посреди листка бумаги жирным черным шрифтом были выведены строки:
ХОРОШИЙ АДВОКАТИШКА БУДУ СЛЕДИТЬ ЗА ТОБОЙ В ОКСФОРДЕ В СРЕДУ СДЕЛАЙ ВСЕ, ЧТОБ МИТЧЕЛЛА НЕ ОТПУСТИЛИ ПОД ЗАЛОГ ПОМНИ: ИЛИ ПРОИГРЫВАЕШЬ ДЕЛО, ИЛИ КТО-ТО ПОСТРАДАЕТ
На фотографии была моя покойная жена Анжела. Если точней, то был снимок, сделанный с фотографии Анжелы в серебряной рамочке. По бокам от нее я увидел несколько предметов, прекрасно мне знакомых. Снимок улыбающейся Анжелы я поставил на туалетный столик в нашей спальне вскоре после ее смерти. И каждый день, просыпаясь, я говорил Анжеле: «Доброе утро, дорогая». Стало быть, кто-то пробрался ко мне в дом, чтоб сделать этот снимок. Меня охватил гнев при одной только мысли об этом, но затем он сменился страхом. Кто эти люди, черт возьми?
Я сидел за столом у себя в кабинете, нервно ломал пальцы и размышлял. Сегодня понедельник, и впереди у меня несколько свободных дней. С тем чтоб не повторилась прошлогодняя ситуация, когда мне пришлось торчать в зале заседаний, вместо того чтоб вместе с Сэндменом принимать участие в скачках в Челтенхеме, я попросил Артура так составить расписание, чтоб освободить целую неделю.
Я только что закончил дело по крупному супермаркету на окраине, где обнаружились просроченные продукты, и мой клиент его выиграл. Такими довольно заурядными делами обычно кормились многие начинающие барристеры, с них начинался их карьерный рост. В сложных и громких криминальных делах главным защитником, как правило, выступал королевский адвокат. Однако многие компании, в том числе и крупные, хорошо известные фирмы, предпочитали нанимать юниоров в тех случаях, когда дело приходилось иметь с «маленькими людьми»: поставщиками, штатными сотрудниками — или же с какими-то нарушниями правил санитарии. Нанимать в этом случае королевского адвоката означало, по их мнению, заранее признавать себя виновными, уже не говоря о том, что стоили такие защитники очень дорого. У многих юниоров была прекрасная репутация по части ведения именно таких дел, к тому же на них можно было изрядно сэкономить. Но оплачивались их услуги весьма неплохо, а потому некоторые из юниоров вовсе не спешили влиться в ряды королевской адвокатуры — из страха потерять хорошую кормушку.
Лично мне всегда нравилось работать в королевских судах по делам, связанным с криминалом, но большую часть денег я все равно зарабатывал в городских судах или же на дисциплинарных слушаниях разных профессиональных институтов.
Но только не на этой неделе. Я твердо вознамерился принять участие в стипль-чезе. Сэндмен успешно прошел квалификацию, отчасти благодаря своей победе в прошлом году, и Пол в конце января уверял, что лошадь находится в отличной форме, как бы давая тем самым понять, что если ему не удастся победить в этом году, это будет не вина Сэндмена. Мне явно намекали — чтобы не стать слабым звеном в паре, наезднику не мешало бы подготовиться и войти в надлежащую форму.
И вот уже на протяжении нескольких недель я бегал, по большей части в обеденное время, что заодно избавляло от искушения присоединиться к коллегам и поесть в пабе «Грей» или же в другом заведении, коих рядом с нашей конторой было великое множество.
Кроме того, в середине февраля я отправился на долгий уик-энд в Мерибель, горный курорт во Франции, где катался на лыжах и, превозмогая боль в икроножных мышцах, поднимался и спускался с гор. Мне нравилось кататься на лыжах, но на этот раз жизнь я себе выбрал нелегкую. Жил в шале, которое делил с четырьмя совершенно незнакомыми мне людьми, единственной страстью всей их жизни был снег и только снег. День мы проводили на склонах, садились на подъемник, поднимались на самую высокую в окрестностях гору и возвращались в шале вконец измотанными, когда уже начинало смеркаться. Затем я несколько часов проводил в сауне, где потел и сгонял лишний вес, а уже после этого съедал богатый протеинами ужин и заваливался спать.
К началу второй недели марта я загорел, похудел и выглядел просто супер. А ну давайте мне сюда Джулиана Трента, повторял я про себя. Я в самой оптимальной своей весовой категории и форме и шанса отметелить этого гада не упущу.
Вошел Артур. Он принадлежал к старой школе, пренебрегал надежной телефонной связью и предпочитал решать все вопросы, глядя собеседнику в глаза.
— Сэр Джеймс решил созвать конференцию по делу Митчелла, — сказал он. — Я назначил ее на завтра, в девять тридцать. Вам подходит?
— Я же просил ничего не назначать на эту неделю, — недовольно пробурчал я.
— Но скачки только в четверг, — возразил он. — Вы будете там уже завтра после обеда и вполне успеете посмотреть стипль-чез профессионалов. Весь день на конференции сидеть не придется.
Я удивленно поднял на него глаза. Откуда это Артуру известно, что я не собираюсь быть в Челтенхеме раньше четверга? Но спрашивать его об этом не стоило. Потому как он ответит в обычной своей манере: «Это моя работа знать все о барристерах и их планах». И я в сотый раз, наверное, задался вопросом: знает ли он о моих проблемах больше, чем говорит?
— Хорошо. В девять тридцать будет в самый раз, — сказал я.
Он улыбнулся.
— Ничуть в том не сомневался. Так и передам сэру Джеймсу.
Сэр Джеймс Хорли, королевский адвокат, возглавлял теперь сторону защиты в деле Стива Митчелла. Когда Брюс Лайджен позвонил Артуру с просьбой назначить совещание по этому делу, сэр Джеймс так и вцепился в него мертвой хваткой. Его никогда нельзя было обвинить в нежелании заполучить очередного знаменитого клиента, хотя статус «знаменитый» в данном случае вызывал сомнения, к тому же все улики были против обвиняемого. Сэр Джеймс просто обожал «огни рампы». Обожал телевизионщиков с камерами, которые каждый день дежурили у здания суда, потому как именно они показывали его затем в шестичасовых новостях, где он предстанет перед зрителями и будет отвечать «без комментариев» на все вопросы, задаваемые журналистами.
Сердце у меня упало, когда Артур сообщил, что именно сэр Джеймс будет возглавлять защиту, а я стану его помощником. У сэра Джеймса сложилась репутация адвоката, не делающего ничего или очень мало при подготовке к слушаниям, с другой стороны, он ожидал, что все будет в порядке и подготовку эту можно провернуть за один день. И еще у него была репутация — вполне заслуженная — винить в каждой оплошности своего помощника, вне зависимости от того, имел тот к этой оплошности отношение или нет. Он считал, что его помощники способны прояснить и проверить все факты, с другой стороны, юниоры, по его мнению, были просто недостойны вести допрос свидетелей. Эту роль он всегда оставлял себе.
Нет необходимости упоминать о том, что я ничего не сказал ему о встрече с жертвой убийцы в душе в Сэндоуне, хоть и испытывал сильнейшее искушение сделать это и тем самым исключить себя из помощников сэра Джеймса. Теперь же время было упущено, и, сделав это, я бы сильно скомпрометировал себя. А уж это последнее, чего бы мне хотелось. С другой стороны, скомпрометировать меня вполне мог и кто-то другой, узнавший о встрече от Барлоу. Готов ли я пойти на такой риск? Возможно, мне просто следует объявить о своей невменяемости, полностью отказаться от дела, отсидеться где-нибудь в психушке, пока все это не кончится. К этому времени Стива Митчелла признают виновным и приговорят к пожизненному заключению — за преступление, которого, как я считал, он не совершал. И тогда я буду в безопасности, и никакой Джулиан Трент мне ничего не сделает, и жизнь снова наладится. Впрочем, только до того момента, когда кому-то еще придет в голову манипулировать исходом очередного процесса и юный мистер Трент с бейсбольной битой не возникнет вновь.
