– Чего стоите? – проворчал он, не оглядываясь и не прекращая работы.
– Подсобили бы!
Артем бросил стержень на траву и вынул свой верный ножичек. Полость таким не вскроешь, но уж дерн-то снимать вполне можно.
– Сезон раскопок объявляется открытым…
И еще раз подумал: "А ведь хотели уже улетать…"
Сказочник, отпихнув зачехленную гитару ногой, тоже принялся помогать.
Копали они часа два. Потом передохнули – и еще часа два. В отрытой (а точнее – вырезанной в теле Листа) яме без труда можно было уместить четырехместную "Сциллу" или парочку "Колибри", предназначенных для сольных полетов. Но не нашли они в итоге, ни "Сцилл", ни "Колибри", ни капитанский бот. Не нашли вообще ничего, ни земного, ни поднебесного. Телескопическая тяга с защелкой осталась единственной чужеродной вещью. Все остальные находки оказались естественными – крошечная, в кулак величиной, нарождающаяся полость, исправно пыхнувшая тем не менее летучим газом, когда Артем ее задел и повредил оболочку. Белесый кокон – гнездо жуков-джаров. Корень акации стоящей в отдалении, и не подумаешь, что тянется так далеко.
Ближе к вечеру, уставший и перемазанный соком Тан, в какой-то момент распрямился, поглядел на товарищей и не терпящим возражений тоном заявил:
– Все! На сегодня хватит.
Утомленный не меньше Артем с готовностью встал с колен. Копать-резать ему до смерти надоело, но к работе его поначалу принуждал азарт кладоискателя, а потом тривиальное понимание ситуации: не будешь копать – точно ничего не отыщешь. Азарт иссяк довольно быстро, а упорство мало-помалу подтачивалось отсутствием результатов и усталостью.
– Хватит, так хватит! – поддержал сказочник и ловко выбрался из ямы.
– Завтра продолжим, – сказал Тан с непонятно на чем зиждящейся уверенностью.
– А есть ли смысл? – усомнился Артем. – Если бы тут что-нибудь было, нашли бы уже, я думаю.
– После битв, бывает, оружие за много шагов от погибших находят.
Порой вообще в лесу, хотя рубятся больше в стойбище и на полянках, – Тан пожал плечами. – Вдруг эта палка отломилась и осталась тут?
– Было бы от чего отламываться, – проворчал Артем.
Скрепя сердце он признал правоту Тана: если бот потерял тягу во время падения и посадки, она точно найдется далеко от самого бота. Однако где искать сам бот? Лес вокруг неповрежденный, к тому же он явно моложе семисот лет.
– А Лист этот старый? Сколько ему годков-то? – поинтересовался Артем.
– Не молодой, – тоном знатока сообщил Дасти. – Лет триста-четыреста точно есть. В самом расцвете.
"Ладно, пусть четыреста, – подумал Артем недоверчиво. – Неужели через триста лет после катастрофы боты все еще летали? И теряли, проламываясь сквозь лес, сервисные тяги? Неужели еще было кому летать на них?"
Нынешний уровень знаний жителей Поднебесья заставлял крепко сомневаться в этом.
Тем не менее, копали они и на следующий день, и еще днем позже, и еще. Всего четыре дня. Сначала проверяли теорию Тана – вырезали яму с другой стороны от полости. Потом отрыли еще несколько, тоже неподалеку. Не поленились, извели несколько агав и закрепили вторично прорубленный вход в полость, а также часть ее внутренних стен, чтобы можно было обследовать этот своеобразный желудок и одновременно плавательный пузырь Листа.
Все тщетно. Более не нашлось ни крупинки, способной заинтересовать землянина-робинзона.
Главное, что Артем вынес из первой внезапной находки и последующих изысканий-раскопок – четкое понимание: впереди много разочарований.
По одному на каждую вспыхивающую надежду. И все их, одну за другой, предстоит пережить, душой и разумом, сердцем и интеллектом, сначала поверив в чудо, а потом осознав, что чуда все-таки не случится.
Вряд ли это будет легко и минует бесследно. Скорее всего, из поисков Артему предстоит выйти другим человеком – в отличие от спутников, которые никаких особых надежд не питают. Точнее, не в состоянии представить последствий появившейся надежды в случае, если она воплотится в реальность. Для Тана и Дасти одиссея с перелетами и поисками всего лишь очередное приключение в Поднебесье, от которого их жизнь кардинально не изменится. Поэтому им легче.
Для Артема все иначе.
В итоге после четырех дней безуспешного рытья и перелопачивания вынутой "породы" (Артем так и не придумал название для плоти Листа – не называть же ее землей или почвой?) работы пришлось свернуть. Артем был мрачен, хотя прекрасно осознавал: шансы на столь быстрый успех мизерны. Они вообще мизерны, а уж на действительно скорый…
Однако хоть и был Артем мрачен, он не злился и не психовал. Разум пока побеждал чувства.
Потом пришлось задержаться еще на день, чтобы выбрать крылья посвежее, поскольку старые подвяли. Оба товарища, чьему опыту не было оснований не доверять, в один голос заявили: на старых лететь уже опасно, надо искать новые. Поэтому прошлись по лесу в поисках кленов, благо их тут росло предостаточно. Выбрали, срезали и довели до рабочего состояния.
На шестой день наконец-то вылетели. Поиск продолжался.
Первый трофей, увы практически бесполезный в смысле возвращения на орбиту, в сложенном состоянии упокоился на дне сумки Артема. Но кое-какую пользу из находки извлечь было все-таки можно: телескопическая дубинка – неплохое оружие. Длинновата, правда, но авось что-нибудь придумается, решил Артем. Зато крепка, титан, не хухры-мухры! Не бросать же?
Артем не бросил. А спутники не возражали – в их положении опасаться гипотетических хранителей больше, чем они уже опасались, было невозможно.
*** *** ***
Если на первую техногенную находку Артем сотоварищи наткнулись в день отлета мастера Фидди, то вторая обнаружилась вскоре после новой встречи с ним и при его непосредственном участии.
С момента расставания минуло несколько месяцев – южная зима прошла, близилась середина лета. Артем, Тан и Дасти прошерстили десятка полтора необитаемых Листов и потихоньку успели проверить два обитаемых. В дружественном клане если и обратили внимание на частые прогулки гостей, пенять не стали, тем более, что истосковавшийся по зрительскому и слушательскому вниманию сказочник пел и декламировал во всю мощь природного таланта и очень кстати нахлынувшего исполнительского куража. Поэтому на изыскания Тана и Артема местные смотрели сквозь пальцы. Второй обитаемый Лист занимал не клан, а горстка изгнанников, сбившихся от не слишком веселой жизни в группу.
Эти слушали ва Дасти еще истовее и глаза их при этом горели так, что у Артема сжалось сердце. В кланах сказки и песни слушали от скуки. А тут – от тоски, глухой и беспросветной, когда наверняка знаешь, что светлой полосы в жизни уже не будет. Изгнанникам в Поднебесье второго шанса не дают, ни один клан их больше никогда не примет, да и вообще за общение с ними могли наказать кого угодно, причем тем же изгнанием. Однако троица искателей решила рискнуть, поскольку в поисках нельзя было пренебрегать ни единым шансом. А вероятность того, что у изгнанников найдутся вещи древних, была всерьез выше – по крайней мере, Артем так считал. Из кланов зачастую и изгоняют как раз за это – за владение запретными артефактами. Поэтому Дасти старался как мог, выжимая максимум из струн и голоса, а Артем при молчаливой поддержке Тана расспрашивал изгнанников. Негласно, по одному, в удобные моменты.
По Поднебесью ползли слухи, что сказочник Дасти в компании чужака с Неба и беглого охотника из клана Андира порхают с Листа на Лист и что-то ищут. Что именно ищут – сообщали на ушко, под большим секретом. Впервые услышав, Артем не знал расхохотаться ему или же возрыдать. Версий было несколько, одна нелепее другой. Наиболее охотно повторялась, конечно же, байка о сокровищах – в силу специфики Поднебесья, сокровищами тут считались какие-то священные мечи из особой стали, либо драгоценные камни и исчезающе редкое на Листах золото. Порадовала Артема версия о книгах – якобы, потому у него в помощниках и ходит сказочник Дасти. Хочет, мол, прославиться еще сильнее, новых сказок узнать из этих мифических книг. Присутствие рядом с Артемом ва Тана слухи не объясняли никак, хотя даже при мизерной фантазии следовало бы предположить будто здоровяк ищет священные мечи. Ну а дальше следовало бы выдумать неизбежное: череду битв, одна величественнее другой, сторонников, противников, непобедимую армию и в финале, конечно же, Тана Великого, цезаря всея Империи Поднебесной, да не померкнет слава его в веках, аминь.
