— Это ты, Мархалева, — переводя дыхание, воскликнула она, явно собираясь умчаться.
— Куда ты несешься голову сломя? — удивляясь, спросила я.
Если бы так носилась Тамарка, Тося или Маруся, это было бы в порядке вещей, но Юля носит узкие юбки и потому двигается степенно. Однако и узкая юбка не помешала ей на этот раз.
— Софи, Софи, спрячь меня, спрячь, — лихорадочно зашептала Юля, грудью устремляясь куда-то, а остальными частями пятясь на меня.
Лишь после этого поняла я, что напугана Юля предельно.
— Что случилось? — спросила я, на всякий случай прикрывая ее собой от прохожего — мужчины двухметрового роста.
Однако Юля боялась не этого гиганта. Она испуганно оглядывалась, и я вдруг заметила, что в руках у нее стрела. Та стрела, которую Роза жевала и которую я отобрала у Маруси и спрятала…
Да никуда я ее не спрятала, а бросила в прихожей возле зеркала…
Да-да, я забыла про нее, и вот теперь эта стрела в руках у Юли. Как она оказалась у нее?
— Юля, — спросила я, — где ты взяла эту стрелу?
Бедняжка задрожала.
— Этой стрелой только что едва не убили меня, — призналась она.
Я не стала допытываться, при каких обстоятельствах это произошло, поскольку важно было другое.
Сейчас меня больше интересовала шляпка.
— Юля, — воскликнула я, — в какой шляпке была ты позавчера?
— Ты что, не видишь? — рассердилась Юля. — Я в модном салоне сделала дорогую стрижку.
Стрижка действительно хороша.
— И теперь я должна прикрыть ее шляпкой? — возмущенно спросила Юля и пояснила:
— Недели две шляпок вообще не ношу.
Аргумент был весомый, однако вопросы у меня не отпали.
— Ты куда бежишь? — спросила я, отбирая у Юли стрелу.
— Домой, конечно. При таких обстоятельствах было бы глупо разгуливать по улицам.
— Правильно, — одобрила я, — пошли, напоишь меня кофе.
* * *
Пока Юля на кухне готовила кофе, я, озаренная догадкой, отправилась к ее гардеробу. Битый час я придирчиво осматривала все ее шляпки. Их было немало, одна кошмарней другой. Удивляюсь, каким образом Юля достигает своего шарма. Все порознь у нее ужасно, а соберется вместе — и просто блеск.
— Слушай, кофе уже остыл, — рассердилась уставшая ждать Юля. — Долго ты еще будешь копаться в моем добре?
Я как раз взяла в руки вишневую шляпку в стиле тридцатых годов. Шляпка сама по себе недурна, но больше подходит мне, чем хозяйке.
Я повернулась к Юле, собираясь поделиться здравой мыслью, но Юля, изменившись в лице, вырвала из моих рук шляпку и закричала:
— Какой болван испортил ее?
— Только не я, — учитывая вспыльчивость Юли, решила оправдаться я.
— Ясно, что не ты. Боже, какая дырка!
Я пригляделась и поняла, что нашла то, что искала.
Кто-то прострелил шляпку Юли. Думаю, тот же, кто прострелил все остальные шляпки, не исключая Марусиной.
— Быстро говори: когда ты в последний раз надевала ее? — спросила я.
— Господи, да в прошлом году, — закатывая глаза, призналась Юля. — Но откуда же дырка? Неужели прожрала моль?
— Успокойся и сядь, — приказала я. — Шляпку прострелили.
Юля схватилась за сердце, рухнула в кресло и дрожащим голосом спросила:
— Кто?
— Думаю, тот же, кто сегодня стрелял в тебя из арбалета. Шляпку он прострелил позавчера.
— Но зачем? — изумилась Юля.
Вполне резонно, должна заметить, изумилась.
— Понятия не имею, — ответила я.
— Это странно, взять и прострелить мою шляпку.
Добро бы она была на моей голове, а так… Что за баловство?
— Поживем — узнаем.
Юля побледнела:
— Если поживем.
Бедняжка вскочила с кресла и заметалась по комнате, приговаривая:
— Боже мой, боже. Кому я дорогу перешла? Что теперь со мной будет?
Зная крутой нрав Юли, я не решалась в ее переживания встревать. Того и гляди полетит в меня из-под ее шальной руки какой-нибудь тяжелый предмет.
— Это Ряшкин виноват! — наконец сделала вывод Юля. — Вечно бабы вьются вокруг него — подлые соперницы. Какая-нибудь стерва меня и хочет убить!
Заметив, что она остыла, я поняла, что теперь можно и потихоньку уйти.
— Не надо нервничать, — посоветовала я. — Тебе уже ничего не грозит. Судя по всему, ты заразилась известной уже заразой.
— Заразой? От кого?
— От Маруси. Она же тебе рассказывала про шляпку и стрелу?
— Да, но я подумала, что все это розыгрыш. Однако странно. Кому это нужно?
— Есть у меня одна мысль, — призналась я, — но не стану пока ее разглашать. Оставайся дома, а я пошла.
У меня еще масса дел.
Юля испугалась:
— А как же я?
— Тебе уже ничего не грозит, — еще раз успокоила я бедняжку.
Знала бы, как заблуждаюсь, вела бы себя по-другому. Вместо того чтобы шляться по магазинам, я занялась бы этим делом вплотную и докопалась бы до истины. Но я повела себя легкомысленно, недооценивая анонимного врага.
Как вы уже догадались, на этом история не закончилась. На следующее утро Юля позвонила и с ужасом сообщила, что у нее все точь-в-точь как у Ларисы.
— Что у тебя как у Ларисы? — испугалась я, думая, что Пупс опять лежит под вешалкой.
— Картина упала!
— Но у тебя же нет картины! — изумилась я.
— Ты ли мне это говоришь? — в свою очередь изумилась Юля. — Не верю своим ушам.
Я рассердилась:
— При чем здесь твои уши? И что я такого сказала, чтобы этому не верить?
— Ну как же, — рассердилась и Юля. — Сама присылаешь мне в подарок картину и сама же утверждаешь, что у меня ее нет.
— Картину?! Я должна это видеть своими глазами! — закричала я и помчалась к бабе Рае.
Она усиленно занималась воспитанием Саньки, прямо и косвенно внушая ему, что я настоящая макитра. От моего гнева бабу Раю спасало только то, что я не знала истинного смысла этого слова и никак не могла понять, что это — похвала или ругательство. Я даже не знала, как, это слово пишется: через "о" или через "а".
Слава богу, Санька бабу Раю не слушал, а, высунув язык, всеми силами пытался разорвать дорогой эспандер Евгения. Эспандер не поддавался, что лишь укрепляло Саньку в его намерениях.
— Я уйду на часик по делам, — сообщила я бабе Рае, на что она с осуждением ответила:
— А чего еще от тебя ждать.
* * *
Юля была напугана изрядно и долго не хотела мне открывать, досконально выспрашивая, кто я, и заставляя все ответы подкреплять доказательствами. В конце концов мне удалось ее убедить, что я — это я, а не злоумышленник, и она впустила меня в квартиру.
— Вставь в дверь «глазок», — тут же посоветовала я.
— Ах, до этого ли мне, — пожаловалась Юля.
— Ты права, — согласилась я. — Что ты там говорила про картину?
— Она упала.
— Нет, я о другом. Кто подарил ее тебе?
— Ты.
— Я?!!
Можно представить мое изумление.
— Ты, ты, — заверила Юля.
Тут задумаешься.
— И когда это было? — после секундного, но тщательного анализа спросила я.
— Вчера, после того как мы расстались.
«Началось. Неужели у меня та же болезнь, что и у Пупса? — испугалась я. — Что может быть страшней: совершать поступки и тут же забывать об этом?!»
— Где эта картина? — спросила я.
Юля повела меня в комнату и показала на лежащие в углу обломки рамы. На спинке стоящего рядом стула висел вполне целый, жутко испачканный краской холст. Я его развернула, посмотрела и пришла в ужас — мой Санька рисует значительно приличней. Да что там Санька, перевернутая банка с краской способна на большее в смысле искусства.
— Ты хочешь сказать, что, после того как мы расстались, я вернулась и подарила тебе эту.., картину? — содрогаясь от отвращения, спросила я.
— Не вернулась, но подарила, — ответила Юля.
Однако я не слушала ее, я была потрясена уродством картины.
— И ты рискнула повесить это на стену? — возмутилась я. — Твое счастье, что оно свалилось. Это же позор всему, что имеет руки.
— Мархалева, как ты можешь так говорить о художественном произведении, — укорила меня Юля.
— Не называй это художественным произведением.
Кто-то просто чистил кисти о холст, а потом загнал эту грязь по пьяни, совести не имея. Неужели я это в руки брала? Бррр! Поверить не могу. Если я вернулась с этой картиной, предоставь доказательства.
— Нет, я этого не говорила. Ты не вернулась. Пришел какой-то мальчишка и принес замотанный в газеты сверток. Я удивилась, а он сунул сверток мне в руки, сказал, что ты мне в подарок передала, и убежал.
Я сверток развернула, и там оказалась эта картина.
— Не называй это картиной! — взмолилась я. — В противном случае все то, что висит в Эрмитаже, надо как-то по-другому называть. Да что там в Эрмитаже!
Называть по-другому надо даже то, что продается на Арбате. Кто-то просто посмеялся над тобой.
— Этого не может быть, — обиделась Юля.
— Посуди сама, стала бы я заворачивать свой подарок в газеты? Неужели я приличней ничего не нашла бы? Я знаю, кто послал этот ужас!
