– Товарищ генерал, хочу заверить вас, что техсостав никогда не подведет. А на условия мы не жалуемся. Ведь это еще рай против передовой. Там люди в окопах, хоть в дождь, хоть в мороз и под обстрелом, а мы в землянке, если и протопить нечем, зато в затишье. И на постелях спим. Все переживем. Лишь бы Севастополь отстоять…
Два дня бушевала на передовой смерть. Два дня сражались черноморцы с численно превосходящим врагом, много положили они солдат гитлеровской армии, сами несли потери, но не дали противнику прорвать линию фронта.
Третий день немцы начали снова сильной артиллерийской подготовкой и опять пошли в наступление. И еще два дня лилась кровь, стонала земля и ревело небо.
Остряков и подполковник Юмашев стояли на Малаховом кургане, наблюдали воздушный бой. Два «юнкерса» прорвались на Северную сторону, приготовились бомбить Севастополь. Наш Як-1 атаковал головную машину снизу и сбил ее с одного захода.
– Вот молодец, – похвалил Остряков, – чисто, мастерски сработал. Знать бы кто.
– Узнаем, товарищ генерал. – Сказал Юмашев.
– Я видел и другие сбивали с одного захода, но у этого роспись своя, сказал Остряков. – Обязательно узнайте его фамилию.
Когда налет на Севастополь закончился, а истребители улетели на аэродром, Юмашев позвонил на свой КП и попросил начальника штаба сообщить фамилию летчика который сбил сейчас над бухтой Северной «юнкерса». Через несколько минут с Херсонесского маяка передали, что сбил фашиста пилот 5-й эскадрильи сержант Шелякин.
– Хотел сам поздравить. Жаль, не успею на аэродром, – сказал Остряков. – Он достал свой именной пистолет и протянул Юмашеву. – Прошу, Константин Иосифович, вручите сержанту Шелякину от моего имени перед всем личным составом пятой эскадрильи.
Мы с комиссаром сидели на КП, знакомились с оперативной сводкой за день. Противник потеснил наши войска с Камышловского оврага, с Нижнего и Верхнего Чоргуна. С трудом удерживается нами станция Микензиевы Горы. Нависла прямая угроза прорыва немцев на Северную сторону.
Около полуночи с КП группы дали отбой. Туман становился плотнее и до утра, сказали синоптики, не рассеется. – Утром, в семь ноль-ноль быть в боевой готовности номер один, – приказал Юмашев.
К Одиннадцати часам туман рассеялся. Вся авиация Севастопольского оборонительного района была поднята на подавление огневых точек противника. 5-й эскадрилье было приказано прикрыть отряд кораблей, который находился уже у мыса Фиолент и следовал в Севастополь. Остряков сам готовился к вылету с Юмашевым и Наумовым. Он сказал нам:
– Отряд кораблей идет под флагом командующего Черноморским флотом вице-адмирала Октябрьского. На борту кораблей– морская пехота и оружие. Они не могут ждать до наступления темноты, слишком тяжелая обстановка на Северной стороне вынуждает командующего провести корабли в Севастополь днем под огнем артиллерии и авиации противника. Приложим все усилия, но не допустим бомбардировщиков к кораблям. А это нам удастся в том случае, если мы не будем гоняться за одиночными самолетами, не будем стараться сбить «юнкерса» или «мессершмитта», не будем ввязываться в бой с истребителями противника. Их будет много и наша задача разбивать строй бомбардировщиков, заставлять их сбрасывать бомбы куда угодно, только не на корабли. Вопросы будут?
– Один вопрос, товарищ генерал, – обратился лейтенант Шилкин. – А что делать с тем, который сам в прицел влезет?
Остряков улыбнулся. Он любил шутку даже в серьезном деле.
– Таких разрешаю сбивать…
Корабли – впереди один за другим два крейсера, за ними лидер и два эскадренных миноносца – были уже напротив 35-й батареи, когда 5-я эскадрилья прикрыла над ними небо. Чтобы уравнять скорости, «яки», две четверки и одна шестерка ходили змейкой, на разных высотах и направлениях, охватывая одновременно большое пространство. Внизу пронеслась вдоль отряда кораблей тройка «яков». Летчики 5-й эскадрильи знали – это командующий с командиром 8-го полка и инспектором по технике пилотирования. Остряков набрал высоту, без труда нашел командира эскадрильи, подошел к нему справа и одобрительно кивнул головой. По радио сказали: «Так держать!». Тройка командующего с небольшим принижением для разгона скорости ушла в сторону Микензиевых Гор там обрабатывали немецкую дальнобойную батарею штурмовики капитана Губрия и звено Пе-2 старшего лейтенанта Корзунова под прикрытием истребителей 8-го полка.
К отряду кораблей приближались от побережья немецкие бомбардировщики. Одна девятка, вторая, третья, четвертая. Впереди первой девятки-шестерка «мессершмиттов», выше-вторая и по четверке на флангах,
Я приказал по радио четверке Калинина оставаться в непосредственном прикрытии кораблей, Алексееву и Бабаеву взять на себя головную шестерку истребителей, а сам повел две четверки в лобовую атаку первой девятки «юнкерсов».
Что творилось в небе через минуту, – описать невозможно.
Сражение растянулось на добрый десяток километров. В воздухе находилось одновременно семьдесят самолетов. Моя восьмерка прошла сквозь строй первой девятки «юнкерсов». Они шарахнулись в сторону, начали сбрасывать бомбы в море. Тоже самое произошло и с остальными тридцатью бомбардировщиками. «Мессершмитты» не смогли помешать нашим психическим атакам, так как мы, закончив одну, с ходу начинали вторую. Шли мы в лоб на врага, но драки не затевали, бросались от одной шестерки к другой, отвлекая их на себя. Калинин тоже уклонялся от боя с истребителями и пугал прорвавшихся «юнкерсов». Но так долго продолжаться не могло. Немецких машин было все же намного больше. Выручили нас возвращающиеся с задания «яки» и «чайки».
Море внизу кипело от бомб. А корабли, обогнув Херсонесский мыс, держали курс на Северную бухту. «Юнкерсы» освободились от груза и ушли. Вскоре покинули «поле» боя и «мессершмитты». А вокруг кораблей рвались снаряды немецкой дальнобойной артиллерии.
Штурмовики снова пошли на ее подавление. По огневым точкам противника били наши береговые батареи, крейсеры и эсминцы. 5-ю эскадрилью сменила эскадрилья 8-го полка.
А корабли уже разгружались в Сухарной балке.
Бабаев в этот день сбил шестой немецкий самолет – сравнял свой счет со мной и Шилкиным. Лидером по-прежнему шел Алексеев, он уничтожил семь машин.
Вечером из оперативной сводки мы узнали, что к нам прибыла 79-я бригада морской пехоты. После высадки на берег она ушла в бой и вернула утраченные накануне позиции. Немцы были выбиты за Бельбекскую долину, станцию Микензиевы Горы. Угроза на Северной стороне была ликвидирована.
Командующий гитлеровскими войсками в Крыму фон Манштейн с горечью был вынужден записать в своем дневнике: «На этом сила наступающих иссякла. Командиры наступающих дивизий доложили, что дальнейшие попытки продолжать наступление не обещают успеха. Командование армии дало приказ окончательно приостановить наступление, после того как веские причины, приведенные им в докладе по телефону штабу фронта, убедили в необходимости этого и Гитлера. Более того, нам пришлось, скрепя сердце, отдать приказ об отводе войск с северного участка фронта на высоты севернее долины Бельбека»…
Бабаев и другие
Последний снаряд во второй день нового 1942 года разорвался у берега Казачьей бухты четверть часа назад. Близился вечер. ЗИС командующего остановился у нашего КП. Я выбежал к машине. За рулем сидел Остряков. Он, видимо, спешил засветло попасть в город. Пожав руку через открытую дверцу, сказал:
– Слышали о нашем десанте? Сегодня Керченский полуостров освободили. Передайте товарищам. Ну, как ты тут?
– Ничего, товарищ генерал. Пока без жертв.
– Наступление немцев на Севастополь сорвалось, – сообщил Остряков. – А КП немедленно переведите в землянку. Завтра пришлю специалистов по блиндажам. Выбирайте подходящее место и пусть начинают.
– Спасибо, товарищ генерал.
Это КП было сделано общими усилиями и явилось также укрытием для личного состава. Домик ведь уже был уничтожен немцами.
– Ночью летать не придется – аэродром закроет туман, – продолжал Остряков. – На завтра погоду обещают хорошую, поработаем. Выделите пару сильнейших летчиков, лучше Алексеева и Бабаева, для встречи с Большой земли дальнего бомбардировщика.
– Есть, товарищ генерал.
– Время вылета и прочее вам сообщат с КП Юмашева.
Утром на большой высоте над морем Константин Алексееев и Борис Бабаев встретили ДБ-Зф, обогнули с ним Крымский полуостров почти до Каркинитского залива, а оттуда, с вражеского тыла, снизившись, спокойно вышли на цель.
Бабаев видел сбоку, как от дальнего бомбардировщика снизу отделилась «пятисотка» – пятьсоткилограмовая авиабомба. Она нехотя отстала от самолета, перевалилась на голову и вскоре пропала из виду. За ней посыпались из раскрытых люков «сотки» – стокилограммовые фугасные бомбы. На заснеженной земле взметнулся сильный взрыв и еще десяток поменьше, над ними расплылись черные пятна дыма.
