— У меня тоже было ощущение нереальности происходящего, — согласилась Гончарова, — очень похоже, что никакие это были не пожарные и не врачи, а просто-напросто сподручные бандитов. Ждали, когда из лимузина передадут вам чемоданчик, потом взорвали лимузин и после заблокировали все подъезды к нему.
Весёлый парень перестал ухмыляться.
— А поподробнее нельзя? — спросил он, — насколько я успел понять, у вас имеется какой-то чемоданчик, — он посмотрел на Громова, — а в чемоданчике такая информация, из-за которой взрываются машины, которые даже пожарные не могут потушить?
— Не хотят тушить, — поправила его актриса.
— А не хотят, потому что на пожарной машине прибыли не пожарные, а бандиты. И им, бандюкам этим, важно как раз, чтобы их конкуренты в борьбе за информацию сгорели к чёртовой матери в этом самом лимузине. Так?
— Так, — буркнул нехотя Сергей, — и, сдаётся мне, что и вы, милейший, из их числа.
— Вы сами в это не верите, — вновь ухмыльнулся тот.
— Не верю. И сам не знаю, почему.
— Как говорил Станиславский? — парень обращался теперь к Гончаровой.
— Вы знаете, что я актриса? — удивилась она.
— Хожу в театр иногда. Работаю-то рядом. Почему не зайти после службы на огонёк?
— Историей театра интересуетесь?
— Я же историк. Мне все истории небезразличны. История театра, история религии — да все истории, какие ни есть. Из них, из этих вот историй, много чего полезного можно почерпнуть. Что Станиславский говорил?
— Да он много чего наговорил.
— Вот-вот. В том числе и разумного. «Не верь первому впечатлению, оно самое верное», — сказал он. Вот такой парадокс. «Доверяй, но проверяй» — гласит пословица. Но, как правило, первые впечатления подтверждаются затем опытом общения. Человек излучает себя. И его подлость или святость идут впереди него.
«А он не глуп», — подумал Громов.
— У меня ощущение, что эти двое, которые гнались за вами, — придут сюда ещё, — продолжал молодой человек.
— Вы экстрасенс? — совершенно серьёзно спросила Лиза.
— Мы все в какой-то мере экстрасенсы, — ответил парень, — только не все умеют пользоваться этим.
«Определённо он умён, — подумал снова Громов, — просто работает под дурачка».
— Кстати, меня зовут Иван, — произнёс парень.
— А фамилия как? — полюбопытствовала Гончарова.
— Ну, предположим, Селуянов. Да, так и есть. Иван Селуянов.
Все трое с недоумением переглянулись. А Иван, как ни в чём ни бывало, весело продолжал:
— А вы — Сергей, Елизавета и Наталья Николаевна. Так?
И сам себе ответил:
— Так. Не удивляйтесь, я просто слышал, как вы друг друга называли.
— Но мы… — начала было Лиза.
— Не спорьте, я это слышал, — перебил её Иван, — иначе откуда бы я знал, как вас зовут?
— Знал бы, если бы с утра шпионил за нами, — буркнул Громов.
— Ну вот, опять — намёки, подозрения, — вздохнул Иван, — да ладно, я не гордый. Не обижаюсь и считаю, что теперь мы друзья навек! И у меня только что возник отличный план. Вы мне покажете дом, в котором вас могут поджидать, и, когда они приедут, я встречу их и направлю по ложному пути. И это будет ложь во спасение, не так ли?
— Но вас могут убить! — возразила Елизавета.
— Ни в коем случае и ни за что! — улыбнулся их новый знакомый.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Прошло совсем немного времени, и догадка Ивана вполне подтвердилась. Трое невольных беглецов, занявших прежнюю позицию за углом старого сарая, услышали шум подъехавшей машины.
— Волнуюсь за Ивана, — шепнула Лиза.
— Не волнуйся, — успокоил её Сергей, — если что — мы придём ему на помощь.
— Можем и не успеть, — вздохнула грустно его жена.
— Елизавета, оставьте свой пессимизм, всё обойдётся, — одёрнула молодую женщину Наталья Николаевна.
Между тем из чёрного внедорожника выскочили всё те же крепкие ребята и ринулись по направлению к дому. Дверь на этот раз была заперта, и они принялись колотить в неё могучими кулачищами и рвать ручку на себя.
— Что за шум? — спросил Иван, выходя на крыльцо.
Он был не слишком высок ростом и довольно-таки худощав, но бандиты попятились.
— Ты кто такой? — спросил ошеломлённо один из них.
— Я здесь живу, — отвечал Иван уверенно, — а вы, простите, кто и по какому вопросу?
Громов восхитился его выдержкой и самообладанием.
— Нам нужна Елизавета Громова, — заявил тот же бандит. Его подельник с туповатым видом молча взирал на нежданное препятствие в виде стройного молодого человека с небольшой бородкой и рокерской причёской с довольно пышным «хвостом». Вообще говоря, он по виду напоминал именно рокера или же байкера, но уж никак не научного сотрудника музея.
— Ты кто такой? — допрашивал бандит, — твоя фамилия Громов?
Он достал из кармана сложенный вчетверо листок и посмотрел в него, а затем в лицо Ивану.
— На фотороботе он без бороды и волосы короткие, — обращаясь к напарнику, пробасил он, — хотя, вроде, похож. Но эти фотороботы — фуфло. На них все рожи одинаковы.
— Моя фамилия не Громов, — сказал Иван.
— Так, значит, ты живёшь здесь, — проговорил задумчиво бандит, — а Громов?
— Что Громов?
— Ну, она же его жена.
— Кто вам сказал?
— Так она, что ли, теперь с тобой, а не с ним? А где она вообще?
— К тётке уехала.
— К какой такой тётке?! — оторопел бандит.
— К обыкновенной тётке, — уверенно отвечал Иван, — у неё тётка во Владимире живёт, прислала телеграмму, что захворала, вот Лиза и поехала.
— Когда?
— Сегодня.
Бандит задумался.
— А, может, она тебе сказала — мол, к тётке еду, то да сё, а сама к этому… Муженьку бывшему, к Громову.
— Это вы бросьте, — произнёс Иван, — я самолично посадил её на поезд. У тётки она. Во Владимире. Могу и адрес дать.
— Чей?
— Тёткин.
— Да на кой хрен он нам сдался? — махнул рукой бандит.
Сбежав с крыльца, оба подельника запрыгнули в машину и укатили прочь.
Иван постоял на крыльце, провожая их взглядом, потом прошёл к сараю, за которым прятались его новые друзья.
— Ловко вы их! — похвалил Сергей.
— Настоящий артист! — восхитилась Гончарова.
— Все мы немножечко артисты, — философски заметил Иван, — что далыпе-то? В доме, я думаю, всё же опасно оставаться. А день катится к вечеру. Может, ко мне?
— А где вы живёте? — спросила Лиза.
— Да там же, при музее, и живу. Есть там пристроечка небольшая во дворе. Раньше, в царское время, в ней прислуга обитала. Ну а теперь вот ваш слуга покорный. Да, не волнуйтесь, места хватит всем. Помещение аж из трёх комнат. Я самолично сделал такой ремонт — куда там евро-новомодному! Ну, что? Вперёд и с песней?
— Ну а как мы туда доберёмся? — задумался Сергей, — они ведь могут и проверки на дорогах устроить. Надо же! — покрутил он головой, — уже и фоторобот мой имеется! А, может быть, и ваши, — повернулся он к Лизе и Наталье Николаевне. Наверное, стоит темноты дождаться. И по-пластунски, короткими перебежками, — он невесело рассмеялся.
— Не надо перебежками, — сказал Иван и подхватил с земли рюкзак и удочку, — я знаю один тайный ход. За мной, к монахиням!
Дамы заметно повеселели и без возражений двинулись за неунывающим парнем. Сергей последовал их примеру с явной неохотой.
— Вы только ноутбук свой не забудьте! — проговорил Иван, продираясь впереди всей троицы сквозь кустарник.
— Ну, вы подумайте! Он и про ноутбук уже пронюхал! — удивилась Лиза.
— А потому что никакой он не учёный и не музейный работник, — заявила актриса.
— А кто же он? — обернулась Лиза.
— Частный сыщик! Ну, признавайтесь, Иван-рыбак, вы частный сыщик? — допытывалась Гончарова.
— Все мы — частные сыщики, — ответил Иван, — все мы чего-то ищем в этой жизни, что-то расследуем, чего-то добиваемся, кого-то допрашиваем, кому-то ставим западни….
— Ну, точно! Сыщик он! — неожиданно развеселилась актриса, — и наняли его бандиты. Только из другой группировки. Ведь верно, Ванечка? Признайтесь, детка!
— Ни за что не признаюсь! — улыбнулся Иван, — да вы меня не бойтесь! Я так — придурок, дефективный. Можно сказать, совсем юродивый, блаженный, нищий духом. Из тех, что царство Божие наследуют.
— С монахинями дружите? — поинтересовался Сергей.
Иван только махнул рукой:
— Куда уж нам, грешным.
Они, наконец, выбрались из зарослей и принялись отряхиваться.
— Я человек, конечно, верующий, — продолжал разглагольствовать Иван, направляясь прямо к дереву, где в ветвях была спрятана сумка, — и сын Божий, творение Божие, как и все мы. Но всё-таки я вне конфессий. Что-то не нравится мне это разделение по религиозным убеждениям. Бог-то один. А конфессий много. И ни в одной из них мне быть не хочется.