— Я уверена, что ты говоришь сейчас сгоряча…
— Не надо его защищать! — взвизгивает Настя и опять со слезами повисает у меня на плечах. — Он меня обижает! Яна!
Приобняв внезапную гостью, веду ее на кухню, усаживаю за стол и под всхлипы включаю электрический чайник.
— Обедать будешь?
Обиду и злость можно успокоить сытной трапезой. По крайней мере, я себе в последнее время успокаиваю именно так: плотно кушаю и негативные эмоции отступают.
— Буду-уу-ууууу, — воет в ладони Настя, а потом поднимает на меня взгляд. — А что у нас на обед?
Какая она сладенькая заенька. Вроде и взрослая, но все еще в ее лице прослеживает детская наивность и она трогает мое сердце: папина дочка обижена и ищет утешения у чужой тетки.
— Суп с вермишелью и фрикадельками из курицы и оладьи из кабачков, — ласково улыбаюсь я.
Ожидаю, что Настя сморщит нос и откажется моих простых кулинарных изысков, ведь дома личный повар если и готовит курицу, то по какому-нибудь особенному рецепту, но она кивает. Я удивлена. В общем, разогреваю суп, оладьи, завариваю чай и режу ароматный ржаной хлеб на тонкие ломтики.
— Что случилось? — придвигаю тарелку к опухшей и зареванной Насти. — Рассказывай.
Сама я пока откажусь от обеда. Подташнивает и немного кружится голова.
— Он выгоняет меня из дома! — она хватает ложку и крепко стискивает ее, глядя мне в глаза. — Я приняла решение никуда не ехать, а он меня не слушает!
Настя серьезно возмущена. Вижу в ее глазах ярость, которая очень схожа с недовольством Родиона, когда я решила уйти. И правда, глаза — папины.
— Ты хочешь остаться в Москве? Передумала насчет Италии?
Ох, я бы на ее месте с удовольствием сбежала от Родиона куда подальше, чтобы зализать раны и залечить сердце.
— Как вы разошлись, он стал просто невыносимым! Он и раньше не отличался легким характером, а сейчас так вообще с ним не поговорить! — Настя торопливо отправляет в рот несколько ложек золотистого бульона с кусочками моркови, паутинкой вермишели и кубиками картошки. — А сегодня… — она жует фрикадельку, шмыгает и обиженно бурчит. — Накричал на меня!
И с досадой округляет глаза, ожидая от меня поддержки. Надо слова подобрать так, чтобы и Настю не обидеть и Родиона не оскорбить, ведь я совсем не в курсе подробностей ссоры.
— Он не со зла… — чувствую себя очень неловко в попытках оправдать того, на кого я сама гневаюсь.
— Я могу у тебя пожить? — Настю кусает ломтик хлеба.
Оторопев от внезапного вопроса, я приглаживаю футболку на груди и киваю:
— Можешь, но ты же понимаешь, что если папа решит вернуть тебя, то я его вряд ли остановлю.
Нам, конечно, будет тесновато в однушке, но не выгонять же милую девочку, которая кинулась ко мне за защитой.
— А он не знает, что я к тебе сбежала, — Настя шумно пьет чай из кружки.
— А как ты, собственно, узнала, где я живу?
— У Алекса спросила. Он долго отнекивался, а потом привез сюда, — она накалывает на вилку оладушек и макает в розетку со сметаной.
— И ты думаешь, что он не скажет твоему папе, где ты находишься? — терпеливо спрашиваю я.
— Я попросила не говорить, — она тщательно пережевывает кусок оладушка и бубнит, — и папа сам сказал, — она в очередной раз шмыгает, понижает голос, пародируя сердитого Родиона, — если ты в таком в восторге от Яны, то вот и живи с ней! Вот я и буду жить с тобой. Ты же меня не выгонишь?
— И куда я тебя выгоню? — я подпираю лицо ладонью и гляжу в насупленное лицо Насти.
— В Италию!
— Прости, но я сама себя выгнать в Италию не в состоянии.
— Да ничего там интересного, — Настя небрежно отмахивается.
— Я уверена, что вы помиритесь, — накрываю ее ладонь своей, — и я не против, чтобы ты пересидела бурю у меня, но думаю, что отец не желает тебе зла, как и ты ему. Вы друг у друга самые близкие люди…
Настя с плачем опять кидается ко мне с объятиями, сползает на пол и утыкается лицом в колени.
— Он обидел меня, а ты его, да?
— Мы просто решили разойтись, — спокойно отвечаю я и глажу Настю по голове. — Как взрослые люди.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Ты решила, да? — она поднимает лицо на меня. — Если бы это было его решение или общее, то он бы так не бесился. Ты его переиграла, да?
Молча вытираю с ее щек слезы, и она возвращает голову мне на колени. Пропускаю ее волосы сквозь пальцы. Алекс поступил правильно, что привез ее ко мне, а то в своей обиде и истерике она могла попасть в беду.
— Спасибо, — шепчет Настя, неуклюже встает и скрывается в ванной комнате. — Умоюсь.
Ставлю грязную тарелку в раковину, и замираю, а через секунду бегу в ванную, где Настя застыла над тумбой, на которой лежат положительные тесты на беременность. Она подхватывает пальчиками одну из полосок и разворачивается ко мне.
— Яна…
Как я могла забыть, что оставила такие важные улики на виду? И что мне сказать в свое оправдание любопытной и пронырливой гостье?
— Это не то, о чем ты подумала, — ничего лучше я не смогла сообразить.
— От папы?
— Нет, — жалобно попискиваю я, вырываю из ее пальцев тест и вместе с остальными прячу в карман штанов. — Ничего подобного. Не от папы.
— У меня будет братик или сестренка? — в глазах Насти блестят слезы радости. — Да, Яна?
В ответ я поскуливаю что-то невразумительное и отступаю на несколько маленьких шажочков. Как же я влипла! Я планировала провести это воскресенье не за жалкими попытками выкрутиться из очень сложной ситуации.
— Почему ты мне сразу не сказала?! — восторженно вскрикивает Настя и сдавливает в воодушевленных объятиях. — Ты уже придумала имя?
— Настя…
— Надо папе позвонить! — взвизгивает она и вытаскивает из карманов джинсов телефон, который я немедленно забираю и выскакиваю в коридор.
— Ты ему не будешь звонить! Он не должен знать! — меня трясет в панике. — Нет!
— Как женщина женщину я хочу поддержать твое решение, — Настя слабо и извиняюще улыбается, — но, как дочь своего отца, я говорю тебе, что он должен знать.
— Это не его ребенок, — неуверенно качаю головой.
— Яна, я же вижу, что ты врешь.
Фыркаю, пячусь в комнату и обессиленно опускаюсь на диван, нырнув лицом во вспотевшие ладони.
— Яна, это ведь такая радость, — Настя присаживается рядом и обнимает меня. — Ну, что ты! Я бы вот не отказалась от пупсика.
— Рановато тебе пупсиков заводить, — хрипло отзываюсь я. — Тебе об учебе надо думать.
— Ну какая теперь учеба? — она беззаботно смеется.
— Я тут беременна, — серьезно смотрю в глаза восторженной Насти. — Не ты. И папе твоему мы ничего не скажем. Он не будет рад.
— Будет. Очень даже.
— Нет.
— Да, — Настя медленно кивает.
— Твой отец… — я выдыхаю и отворачиваюсь.
Не стану я при дочери обкладывать Родиона оскорблениями и матами и посвящать ее в то, что он видел во мне потенциальную содержанку.
— Ладно, — заговорщически шепчет Настя. — Согласна, не я должна говорить папе о твоем интересном положении, а ты.
— Тесты могут и ошибаться.
— Сразу пять?
— Может, партия бракованная.
— Сомнительно, — Настя проводит ладонью по моей макушке. — Ты не рада?
— Я растеряна. Я не готова, и твой папа… — я опять замолкаю и скрежещу зубами от бессилия в сложившейся ситуации.
— Козел, — Настя скрещивает руки на груди. — Если он не заслужил у тебя доверия, то это очень грустно. Я в нем разочарована. У меня нет слов!
В замочной скважине поскрипывает ключ, и я в холодном ужасе подскакиваю на ноги. Метнувшись по кругу загнанным зайцем, жмусь к окну, и через минуту в комнату, разувшись на пороге, входит мрачный Родион. Сипло выдыхаю, пряча руку в карман, в котором лежат положительные тесты, и сглатываю ком тошноты.
Глава 23. Новая переменная в уравнении
С таким лицом, с которым вошел в комнату Родион, убивают врагов. Сердце у меня сжимается, покрывается ледяной корочкой и падает в пятки, и я еще крепче стискиваю тест-полоски в кармане. Я при пытках ничего ему не скажу. Представила, как он с такой рожей заглядывает в колыбельку, и слышу фантомный детский плач, полный страха.
