— Это Кейн Брентвуд.
— Ты один? — услышал он приглушенный женский голос.
— Да. С кем я говорю?
— Считай меня доброжелателем.
— Что это означает? — Он лихорадочно перебирал в памяти все женские голоса, пытаясь определить, кому принадлежит этот.
— Я хочу тебя предостеречь: Мэри — опасная женщина.
— Виктория? — брезгливо предположил Кейн.
— Нет. Этот разговор не имеет отношения к твоей бывшей жене.
— Вы напрасно думаете, что меня могут заинтересовать анонимные сведения.
— Даже если они касаются лично тебя? — самоуверенно прошептали на другом конце.
— Что вы имеете в виду? — поддался Кейн искушению.
— Мэри обманывает тебя.
— В чем, например? — гневным тоном продолжал выспрашивать он.
— Ты думаешь, она была замужем, — хищным голосом промурлыкала женщина, — так вот, это ложь.
— Допустим, — попытался изобразить равнодушие Кейн.
— Она забеременела вне брака, когда жила в Париже, — дозировала информацию доброжелательница.
— Вы тратите мое время.
— Неужели? Тогда, возможно, ты сам у нее спросишь, кто был отцом ее ребенка.
— Мне это не интересно.
— А все же спроси, — притворно ласково посоветовала женщина и положила трубку.
Раздраженный разговором, своей беспринципностью, странными намеками анонимного доброжелателя, Кейн откинулся на спинку старинного кожаного кресла. Проверил, записался ли этот нелепый диалог, помедлил в путаных раздумьях и направился на террасу, где его ждала Мэри.
На столике перед ней в ведерке со льдом утопала бутылка шампанского. Мэри стояла с торжественно загадочным видом рядом с прикрытым темной материей мольбертом. Торшеры патио и уличные огни по периметру бассейна ярко освещали пространство террасы. Круглая луна с опаской наблюдала, что разыгрывается на сцене заднего дворика.
Кейн был шокирован причудливым пересечением двух реальностей: тяжелого телефонного разговора и необъяснимой торжественности приготовлений на террасе. Он смотрел на Мэри напряженным, непонимающим взглядом.
— Это закрытый премьерный показ моей новой работы, — радостно объявила она, готовясь сорвать покрывало с мольберта. — Все для тебя, любимый!.. Так Билл принял твое предложение?
— Звонил не Билл, — озадаченно проговорил он.
— А кто? — начала беспокоиться Мэри, наблюдая его странную реакцию.
— Какая-то женщина. Она не представилась. Беспокоится из-за тебя, — ответил Кейн, пристально глядя на Мэри.
— Вот как. И что она сказала? — Мэри попыталась унять необъяснимую тревогу.
— Сказала, что ты хранишь секрет, который мне следовало бы знать, — с нарастающим волнением проговорил Кейн, приближаясь к Мэри.
— Какая-то женщина, которая не назвала себя? Гнусная анонимщица, правильно я понимаю? — зло резюмировала Мэри, ища защиту в гневе.
— Да.
— Хотелось бы знать, кто она. Ты определил голос?
— Нет, — Кейн наблюдал за Мэри изучающим взглядом. — Но я записал разговор. Если будет желание, сможешь послушать его позже.
— Зачем же откладывать?
— Хочу последовать совету доброжелательницы и спросить у тебя кое-что.
— Что? — не то от гнева, не то от страха побледнела Мэри. Слабой рукой она пододвинула под себя стул и хотела сесть, когда он задал этот вопрос:
— От кого ты была беременна?
Ее колени заметно тряслись и медленно подгибались. Кейн в очередной раз удержал ее от падения. Она хотела прильнуть к его груди, но почувствовала неблагосклонное напряжение. Его объятия были надежными, но жесткими.
В голове что-то кружилось, взвинчивая гнетущие мысли: кто звонил? А если звонила убийца Банни, выкравшая ее дневник, что еще попытается сделать эта женщина? Неужели она собирается предать все гласности? А если информация исходит не от Банни? Как она все узнала?
— Мне нужно сесть, — пролепетала Мэри.
— Давай покончим с секретами, — примирительным, но сухим тоном предложил Кейн, рассерженный ее постоянными обмороками.
— Да. Именно это я и собиралась сделать сегодня вечером.
— Очень разумно. Приступай.
— Я не была замужем за Жаном-Полем. У нас даже романа не было.
— А с кем был? Кто он? — Не дождавшись ответа, он резко вскрикнул: — Почему молчишь?
— Никого не было! — выдавила она сквозь комок, застрявший в горле.
— А ребенок был? — терял терпение Кейн.
— Да. Твой ребенок.
Кейн ничего не сказал и только присел, а из глаз Мэри выкатились две блестящие капли. Сглатывая горечь, она заговорила:
— В тот день я получила две новости. Как говорят в кино: одна хорошая, другая плохая. Я ждала тебя, чтобы порадовать хорошей новостью. Но плохая перечеркнула все. Я наткнулась на газетное объявление о твоей помолвке. — Кейн бессмысленно смотрел перед собой, и она продолжала: — Я тогда не до конца понимала, что делаю. Знала, что не могу больше оставаться в Лондоне. Вылетела в Париж. Жан-Поль всегда был добр ко мне. Приютил.
— Почему не рассказала все, когда я к тебе приехал? — яростно выкрикнул Кейн.
— Хотела до тех пор, пока ты не предложил мне оставаться твоей любовницей. Так же жить в твоей шикарной квартире и принимать тебя в ней втайне от твоей женушки. Это было унизительно. Я умолчала о беременности, потому что боялась, что ты не оставишь меня в покое, узнав об этом.
— Ты не умолчала, а соврала, сказав, что беременна от другого. Ты лишила меня ребенка. Как ты могла упрекать меня в несправедливом отношении к Виктории, зная за собой такое?
— И ты не смей упрекать меня, — зарычала на него Мэри. — Я заплатила за свой грех. До сих пор расплачиваюсь.
— Что толку, если он мертв, — жестоко произнес Кейн. Но, подумав, спокойно попросил: — Расскажи все по порядку.
— Живя в Париже, я нуждалась. Моя семья отказалась выделять мне деньги. Про беременность я им, разумеется, не могла рассказать. Жан-Поль давал мне крышу, пропитание. Больше я с него брать не могла, не хотела. На врачей денег не было совсем… — Мэри умолкла.
Ее лицо было спокойным, слипшиеся ресницы блестели от слез. Брови приподнялись, открыв ясный взгляд глядящих в пустоту глаз. Мэри была торжественно тиха, оживив в себе то тревожное время, когда она готовилась к рождению нового человека, надеясь, что ее материнская любовь затмит нужду и невзгоды.
— Я начала работать в его галерее и копить деньги на акушерскую помощь. Роды были долгие и мучительные. Когда малыш вышел, оказалось, что пуповина обвила его шею… Он задохнулся. Мне сказали, что его можно было бы спасти, если бы к схваткам подготовились более тщательно.