— Сверхновые… — изумленно проговорил Тревайз.
Но как компьютеру удавалось предсказывать взрывы сверхновых? Откуда он знал, когда это произойдёт? Может быть, это только приближение с большой долей ошибки?
Пелорат торопливо, взволнованно прошептал:
— Она живая, Голан! Галактика похожа на живое существо! Смотри, как она движется, будто кто-то живой, громадный, кто живёт прямо в космосе…
— Да, похоже, — согласился Тревайз. — Но я, честно говоря, притомился. Пока не научусь тратить поменьше сил, не смогу играть в эти игры подолгу.
Он отсоединился от компьютера. Галактика замедлила ход, постепенно остановилась, уменьшилась в размерах и скоро приняла тот вид, который был в самом начале.
Тревайз прикрыл глаза и глубоко вздохнул. Открыв глаза, он увидел Терминус — тот становился всё меньше и меньше, исчезая позади. Их корабль покидал атмосферу. Тревайз видел корабли, кружившие на орбите вокруг Терминуса, — одни взлетали, другие шли на посадку.
Ему и в голову не пришло проверить, не было ли чего-то особенного в каком-то из этих кораблей, поискать, нет ли среди них корабля, оборудованного точно таким же гравитационным двигателем, как их собственный, и двигающегося по сходной траектории чересчур точно, чтобы это могло быть чистой случайностью…
Глава 5
ОРАТОР
17
Трентор!
Восемь тысячелетий Трентор был столицей гигантской и могущественной политической структуры, которая правила процветающим Союзом Миров. Ещё двенадцать тысячелетий Трентор был столицей Империи, правившей всей Галактикой, её сердцем и мозгом, её моделью в миниатюре.
Нельзя было представить себе Империю без Трентора.
Парадоксально, но наивысшего расцвета, вершины могущества Трентор достиг тогда, когда Империя по уши увязла в трясине распада. Там, на Тренторе, никто не замечал, как безнадёжно больна Империя, что ей больше не суждено сделать ни шагу вперёд, — Трентор сиял в лучах славы, отражавшихся от его металлической поверхности.
Вся планета стала одним огромным городом. Об ограничении народонаселения впервые задумались тогда, когда число обитателей Трентора дошло до сорока пяти миллиардов. Непроницаемую стальную броню Трентора оживляли лишь два покрытых живой зеленью островка — окрестности Императорского Дворца и комплекс зданий Галактического Университета со знаменитой Библиотекой.
Стальная оболочка крепко и надёжно обнимала планету. И пустыни, и плодородные равнины уравнялись в правах и стали жилыми кварталами, джунглями административных построек, хитросплетениями компьютеризированных систем жизнеобеспечения, гигантскими хранилищами продовольствия, складами запасных частей. Горные вершины сровняли с землей, впадины засыпали. Под континентальными шельфами были проложены бесконечные коридоры города, а сами океаны были превращены в подземные плантации аквакультуры, ставшие единственным, весьма незначительным источником питания и кое-каких минералов.
Связь с другими мирами, из которых Трентор черпал всё необходимое для своего существования, обеспечивали тысячи его космопортов, сотни тысяч торговых кораблей и миллионы космических грузовиков.
Ни один из крупных городов Галактики не существовал в таком режиме экономии. Ни одна планета не достигла таких высот в области использования солнечной энергии, нигде так гениально не была решена проблема избавления от избыточного тепла. Отражённые лучи тянулись к верхним слоям атмосферы на ночной стороне и отбрасывались на металлическую поверхность дневной стороны. Планета вращалась, терморадиаторы вращались вместе с ней вслед за ночной тенью. Такова была искусственная асимметрия Трентора — его своеобразный символ.
Итак, на пике своего могущества Трентор правил Империей!
И если он правил ею не слишком хорошо, всё равно — лучше бы не смог править ею никто. Империя была слишком велика для того, чтобы с управлением ею сладил один-единственный мир, пускай даже под руководством могущественнейшего из Императоров. Да и как Трентор мог править Империей мудрее, если в век начала распада Имперскую Корону швыряли ДРУГ другу, как мячик, тупоголовые политики, амбициозные и недалекие дилетанты, когда бюрократия и коррупция превратились в мощную субкультуру?
Но даже в самые худшие времена Империя не смогла бы существовать без Трентора — своего главного двигателя.
Дерево Империи тут и там давало трещины, но её сердцевина — Трентор — была цела и создавала впечатление гордости, тысячелетних традиций и питалась соками самоэкзальтации.
Лишь тогда, когда случилось непредсказуемое, немыслимое — когда Трентор пал и был захвачен, когда миллионы его жителей погибли, а миллирды были обречены на голодную смерть, когда стальную кожу планеты избороздили шрамы и раны, наносимые ей жестокими атаками варварского флота, — тогда, и только тогда, было понято, что Империя при смерти. Уцелевшие жалкие отщепенцы некогда могущественнейшего из миров ещё сильнее разрушили то, что оставалось от Трентора, и за жизнь одного поколения он из величайшей планеты за всю историю Галактики превратился в жуткое скопище развалин.
Случилось это два с половиной столетия назад. В Галактике не забыли о Тренторе, о том Тренторе, которым он был когда-то. Ему суждено было остаться вечно живым как месту развития сюжетов исторических романов, стать символом великого прошлого, войти в пословицы и поговорки типа: «все корабли приземляются на Тренторе», или «это всё равно что найти нужного человека на Тренторе», или «если это Трентор, то я — Император» и тому подобные.
Но это — в Галактике…
А на самом Тренторе всё было совсем иначе! Былая слава его была забыта, похоронена под руинами. Металлическое покрытие планеты исчезло, Трентор стал малонаселённым миром крестьян, ведущих натуральное хозяйство. Сюда редко заглядывали торговые корабли, да их тут, честно говоря, особо и не ждали. Да и само название «Трентор», официально существовавшее, в разговорной речи местных жителей почти не применялось. Теперешние тренториане называли планету «Дум», что на их диалекте значило «Дом».
Обо всём этом и о многом другом, пребывая в привычном полудремотном состоянии, раздумывал Квиндор Шендесс, дав своему сознанию волю блуждать без привязи по потоку мыслей, непрерывно текущих и пересекающихся.
Уже восемнадцать лет он занимал пост Первого Оратора Второй Академии и мог бы остаться на этом посту ещё лет десять, если бы удалось сохранить остроту мышления и умение вести политические баталии.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
