— Ухожу, мама! Будьте здоровы! Вернусь, как всегда, если задержусь на работе, позвоню!
Захаров надвинул на левый глаз мягкую серую шляпу и вышел на лестницу.
Удивительно меняется человек, надевая штатскую одежду. В лиловато-сером костюме, в резных сандалиях Захаров сразу стал похожим на актера. Он и шел теперь какой-то особой походкой, широко развернув плечи, чуть, пружиня и покачиваясь.
В зубах он покусывал янтарный мундштук, глаза сузились, губы распустились, утратив прежнюю форму.
Теперь он уже не думал о том, что через час встретится с чужаком волчьей породы.
Смена связных всегда раздражает. Он будет долго приглядываться к Захарову и прощупывать его вопросами. Так они поговорят, и в конце концов Горелл должен успокоиться. Должен во что бы то ни стало. Успокоиться и поделиться с Захаровым своими планами. Попросить помощи.
И самое главное — то, ради чего послан Захаров, — надо побудить Горелла воспользоваться его резервным связным.
Такой, как Горелл, обязательно должен иметь две норы. Где-то в городе есть предатель, связанный с врагами. Его адрес и пароль были сказаны Гореллу в последнюю минуту перед засылкой на нашу землю. Горелл может воспользоваться его помощью только в минуту крайней опасности, когда нет больше средств держаться на поверхности самому…
Такой, как Горелл, мог и сам пустить злокачественную ветвь. Надо обнаружить ее!
Надо войти к нему в доверие, стать его помощником, посредником, правой рукой.
Все это очень непросто.
Если Горелл почует недоброе — второго свидания не будет.
Более того, с этой минуты Горелл уже никого не подпустит к себе. Оборвет все связи, замутит воду, уйдет на дно, в тину, и будет там отлеживаться, ждать случая уйти. Может уйти!
Возможно также, что Горелл уйдет со свидания один. Судя по тому, как он расправился с Окуневым, можно наверняка сказать, что Горелл с врагами не церемонится.
А Захаров имеет право только защищаться! Уничтожить Горелла сейчас нельзя. Он стал как бы ключом к ряду вопросов. Нет, Захаров не имеет права сегодня ошибаться!
— Ничего, постараемся справиться! — ответил себе мысленно Захаров еще вчера вечером.
Надо справиться!
Захаров еще издали заметил Горелла — чужак стоял за деревом в аллее старых, сросшихся кронами серебристых берез. Здесь было удобно разговаривать, безлюдно и тихо.
Обыкновенный человеческий глаз не обнаружил бы Горелла — он стоял, плотно прижавшись к стволу березы, и его белый плащ сливался с корой. И Захаров «не заметил».
Он вставил в янтарный мундштук сигарету, отыскал в кармане спички, закурил, вернулся к дорожке и осторожно взглянул: «Не идет ли тот, к кому он пришел на свиданье». Захаров выкурил больше половины сигареты, когда Горелл слегка кашлянул.
Уже без наигрыша Захаров вздрогнул. Он не услышал, как подошел Горелл.
Горелл молчал и рассматривал Захарова.
— Я приехал из Ленинграда, — нерешительно сказал пароль Захаров и отступил на два шага.
— Никогда не бывал в этом городе, — после большой паузы ответил Горелл, не отводя глаз от лица капитана. — За каким чертом понадобилось менять связных? — спросил он, не меняя интонации.
— А это вы их и спросите! — спокойно ответил Захаров. — Я откуда знаю?
— Есть для меня что-нибудь? — спросил Горелл, не садясь и все еще не отводя глаз от лица капитана.
Захаров молча подал капсулу.
— Вы знаете, о чем здесь говорится? — спросил Горелл, подбрасывая на ладони резиновую трубочку.
Вместо ответа Захаров молча пожал плечами.
— Как вы встречаетесь с шефом? — поинтересовался Горелл.
— А вам какое дело? — Захаров сплюнул и принялся выколачивать мундштук о ствол березы, поросшей бархатистыми голубоватыми полосками мха.
— Что вам еще поручили передать мне? — допытывался Горелл.
— Он велел делать все, что вы скажете, — неохотно сообщил Захаров. — Больше я ничего не знаю.
Снова Горелл промолчал.
Новый связной понравился ему. Не труслив, что уже хорошо. Не любопытен. Пока ясно одно — это серьезный человек. Но чью руку он играет? Сам Горелл был взволнован до крайности и ждал, не проявится ли в новом хотя бы ничтожный след напряжения, того особого, хорошо известного ему напряжения, с которым встречаются два разведчика.
Можно замаскировать его как угодно и чем угодно, но оно обязательно будет и побеждает в таких случаях тот, кто первый уловит его в другом.
Горелл опять и опять вглядывался в Захарова. А тот попрежнему стоял, прислонившись к стволу березы, грыз янтарный мундштук и щурился от солнца.
Горелл молчал. Нет, пусть теперь заговорит этот новый, хоть о чем-нибудь да спросит! Вопрос — это очень важно! В вопросе иногда проявляется весь человек!
Захаров все молчал.
Мальчуган лет пяти показался на аллее. Босой, в серых штанишках, держащихся на одной помочи, он деловито трусил, размахивая большой консервной банкой на проволочной дужке. Он спешил по каким-то своим, важным делам.
— Эй! — лениво окликнул его Горелл.
Мальчик остановился и, не прерывая своего занятия, уставился на Горелла и Захарова.
— Хочешь конфету? — спросил Горелл и улыбнулся.
— Давай! — снисходительно согласился мальчуган, свернул с дорожки и затрусил к Гореллу.
Горелл шагнул навстречу ему, а когда они сблизились, он выбросил вперед ногу и носком ноги сильно ударил мальчика в бок. Загремела, откатываясь, банка. Мальчик не вскрикнул. Ошеломленный ударом, он лежал на спине, худенькая грудка его тяжело поднималась и опускалась, и с каждым вздохом кожа плотно обтягивала ребрышки.
Горелл оглянулся на Захарова и, не отрывая взгляда от лица капитана, шагнул к мальчугану.
— Назад! — резко сказал Захаров. — Не троньте ребенка!
Но Горелл вдруг утратил всякий интерес к мальчугану. Он повернулся к нему спиной и с новым выражением вглядывался в Захарова.
— Уходи! — сказал Захаров мальчугану. — Слышишь? Быстро!
Не поронив ни звука, мальчик перекатился на животик и на коленях и руках отполз в сторону. Потом с усилием поднялся на ноги и, придерживая руками бок, все так же молча заковылял по дорожке и вскоре скрылся за деревьями.
— Значит, ты ничего не знаешь? — усмехнулся Горелл в лицо Захарову.
Захаров молчал.
Он понял, что проиграл бой.
Вот оно, поражение! Случилось то, о чем он не думал всерьез! Не смел даже допустить мысли о поражении!
Что ж теперь? Как дальше быть?
И «купил»-то его Горелл старым способом, с целью провокации совершив гнусный поступок. На этом уже «горели» наши разведчики.
Нет, Захаров ничего не мог с собой поделать! Он не мог допустить, чтоб животное убило ребенка! И выдал себя!
— Тихо, тихо! — предостерегающе сказал Горелл, заметив, что мускул на правом плече Захарова дрогнул.
— Значит, ты, сволочь, хотел провести меня! — повторил он и, вытянув правую руку, поймал в ладонь нож, скользнувший из рукава.
Он занес руку и метнул короткий, тяжелый нож.
Уходя, Горелл знал, что за ним следят помощники Захарова. Но слежка его не очень беспокоила, он слишком много раз уходил от погони, чтобы сомневаться на этот раз.
Прибор, взрывчатка, деньги остались на квартире у Юли, вот что досадно! А впрочем, черт с ними! Робертс подбросит второй. Нет, нет, ничего страшного не случилось. Конечно, неприятно, что возникли осложнения, но вся жизнь Горелла состояла из осложнений, и он привык бороться с ними. Он сделал одну серьезную ошибку, согласился отправиться на футбольный матч с Юлей. Горелл был убежден, что все началось с той встречи с толстяком… Ничего, все еще можно поправить. Главное сейчас — стряхнуть с хвоста приятелей этого «нового связного». А ведь если бы не подвернулся мальчишка, Горелл бы доверился ему! К тому шло! Но почему же все-таки так трудно опознавать в них разведчиков?
Вдали за березовой рощей загудел паровоз. Горелл ускорил шаги. Он не оглядывался, он знал, что за ним следят. Друзья покойного советского разведчика не знают, что он, Горелл, несколько лет тренировался в прыжках с поезда и на поезд. Он может вскочить в поезд ночью и остаться в живых. Во всяком случае они сейчас увидят, как это делается.
Горелл поднялся на насыпь. Поезд приближался. Горелл выждал еще несколько секунд и рванулся вперед, параллельно движению поезда. Наивысшую скорость Горелл развил как раз в тот момент, когда мимо промчался паровоз, обдав горячим дыханьем, запахами угля, нефти и масла…
Мимо замелькали подножки. Горелл повис на одной из них, занося тело вбок, как на трапеции, потом, не торопясь, спокойно подтянулся, сел, несколько минут боролся с удушьем, отдышался и еще через несколько минут соскочил перед самой станцией.
Выбравшись на шоссе, он остановил, грузовик, идущий в Москву, лег в кузов на связки моркови и отдышался уже по-настоящему.
