– Ага. А я подлец. Спасибо за любовь, папа.
Вера Федоровна:
– Эдуард! Георгий! Не ссорьтесь.
Именно в этот момент младший сын и появился на веранде.
Егор :
– Доброе утро.
Эдик:
– Что, голод сильнее принципиальности? А поклялся, что не сядешь со мной за один стол и куска хлеба в моем присутствии не преломишь, глотка воды не сделаешь. Я до сих пор помню эти слова, никогда ничего подобного раньше не слышал. Да и потом. Бред сумасшедшего.
Егор:
– Это не твой дом.
Эдик:
– Значит, не сядешь именно в моем? Тогда надо было уточнить.
Егор:
– Ты… ты плохой.
Эдик:
– Юродивый. И лечится твое юродство очень просто. Тебе надо работать.
Егор:
– А ты? Ты работаешь?!
Эдик :
– Ну, я как-то добываю средства к существованию. Самостоятельно.
Егор:
– Да ты… Ты… Ты…
Георгий Эдуардович:
– Да хватит вам уже! Вы же братья!
Егор:
– Ненавижу! И не буду есть!
Олимпиада Серафимовна:
– Да сядь ты. Чего взъелся? Брат пошутил.
Эдик:
– Ну, почти. Егор, ты очень полезен для общества. У эволюции должна быть и тупиковая ветвь. Есть же у человека аппендикс? Вот на кой он, спрашивается, нужен? А это работа для хирурга, чик – и готово!
Егор:
– Это ты аппендикс! И рано или поздно ты дождешься!
Майя сидела тихо, как мышка. То, что братья ссорятся, – неудивительно. Слишком уж они разные. Главное, чтобы от слов не перешли к делу. Эдик не случайно появился в доме. Дело-то, похоже, к развязке идет. Даже чужой человек, такой, как она, Майя, чувствует, как над семьей Листовых сгущаются тучи.
Пурпурный
– Эдик, ты позавтракал? – строго посмотрел на старшего сына Георгий Эдуардович после того, как чашки опустели. Правила хорошего тона гласили, что надо сделать паузу, но, видно, хозяину дома не терпелось.
– Да, конечно. Я сыт. – Красавец отложил салфетку и встал.
Разговор все равно не клеился, Егорушка злился, Вера Федоровна заметно нервничала, остальные чувствовали напряжение, словно воздух был наполнен летающим порохом. Того и гляди, кто-то опять взорвется.
– Тогда мне хотелось бы с тобой поговорить.
– Прямо как в сериале! – усмехнулся Эдик. – Папочка-миллионер трагическим голосом заявляет своему наследнику: «Мне надо с тобой поговорить». Ничего приятного от такого разговора не жди. Что ж, папа, поговорим.
– Тогда пройдем в мой кабинет.
– Вот как? Он уже твой? А что скажет по этому поводу еще одна наша наследница?
Майя невольно сжалась. Одно только слово Эдика, и все повскакивают и закричат, показывая на нее пальцами: «Мошенница! Авантюристка!» А дальше начнется! Выгонят ее с позором, еще и в полицию заявят! Но Эдик почему-то молчал.
– С Марусей мы поговорим потом, – хмуро сказал Георгий Эдуардович. – Сначала я хочу объясниться с тобой. Окончательно.
– Ого! – Черная, словно нарисованная, бровь удивленно приподнялась. – Тон серьезный! Я готов.
– Я думаю, сейчас тебе будет не до шуток, – угрожающе сказал отец.
И оба ушли. Вера Федоровна схватилась ледяными ладонями за дрожащие щеки:
– Что же будет? Что теперь будет? А?
– Не надо так переживать, ма шер, – язвительно усмехнулась Олимпиада Серафимовна, тряхнув огромными серьгами. – Если только, говоря вашим языком, здесь не замешаны ваши альковные тайны.
При этих словах Вера Федоровна смертельно побледнела, Нелли Робертовна не выдержала и поднялась из-за стола с криком:
– Ольга Сергеевна! Что же вы стоите? Дайте ей воды! Она сейчас в обморок упадет!
– Ничего с ней не сделается, – отмахнулась Олимпиада Серафимовна. – Она крепче, чем вы думаете. А вот моему любимому внуку сейчас не поздоровится…
Кабинет
Это было любимое место художника Эдуарда Листова, здесь он проводил долгие часы за чтением и осмыслением прочитанного. Одна дверь вела в общий коридор, другая – в маленькую студию. Листов не любил больших помещений. В студии имелась стеклянная дверь, через которую можно было выйти на кольцевую веранду, а оттуда, никого не беспокоя, спуститься в сад. На зиму эта дверь обычно наглухо запиралась и утеплялась, а вот летом практически всегда оставалась распахнутой настежь.
Георгий Эдуардович в студию никогда не заходил и вообще старался не вспоминать о ее существовании. А вот кабинет полюбил. Здесь они с отцом были на равных, в то время как в студии Георгий Эдуардович чувствовал себя ущербным. Отец не раз называл его «книжный червь», и в этих словах сквозило презрение.
«А почему, собственно, я должен быть художником? – мучился Георгий Эдуардович. – Может, я – гениальный писатель? Да мало ли какие у меня таланты!» В кабинете отца он как раз и старался это доказать, быть может, даже чересчур.
Теперь сюда вторгся Эдик, и уже через пять минут хозяин дома пожалел, что для серьезного разговора со старшим сыном выбрал именно кабинет. Эдик, где бы он ни появлялся, нарушал гармонию.
– Зачем ты приехал? – в упор спросил Георгий Эдуардович. – Тебя, кажется, никто не звал.
– Это дом моего деда. И пока еще не твой. – Эдик вальяжно развалился в кресле и наугад взял со стола книгу.
– Положи! – не выдержал отец. – Ты в этом все равно ничего не понимаешь!
– Напрасно ты так думаешь. Маман дала мне прекрасное образование. Это, кажется, по-английски написано? Очень интересно!
– Если ты знаешь языки, это еще не означает, что поймешь прочитанное, – поморщился Георгий Эдуардович. – Так что тебе здесь нужно?
– К маме приехал. Соскучился.
– Что, деньги кончились?
– Хочешь дать мне взаймы?
– Напротив, хочу сказать, что мое терпение лопнуло. Ты и твоя мать-авантюристка… Не надо на меня так смотреть! Авантюристка, если не сказать хуже! – сорвался на крик Георгий Эдуардович. – Да-да, я все знаю! Всю правду!
– И давно?
– Давно! Потому и развелся! А она все еще думает, что из-за скандалов, которые постоянно случались в нашей семье. Да я способен и не такое выдержать! Я почти девятнадцать лет прожил с Натальей, а уж она-то никогда кротостью не отличалась. Впрочем, это к делу не относится. Ты, вероятно, знаешь, каковы обстоятельства. Мы все папино наследство делим с Марусей пополам. Так вот: едва вступив в права, я тут же передам все Егору. Оформлю все документы так, чтобы ни тебе, ни Вере не досталось ни копейки ни при каких обстоятельствах. Я знаю, на что вы способны, и не хочу постоянно опасаться за свою жизнь. Можете не суетиться: ничего не получите. А если я умру до того, как вступлю в свои права, ничего не получите тем более.
– Ошибаешься. Вот тут ты ошибаешься.
– Что такое? Неужели ты собираешься обольстить и эту невинную девушку? Несмотря на ваше родство?! Впрочем, о чем это я? Для тебя же нет ничего святого! Но хоть на что-то я могу повлиять! Ты уберешься отсюда немедленно, понял? Хватит того, что Настя стала твоей шпионкой в этом доме. Чем ты их берешь, ну чем? Ведь хуже тебя человека нет! Ты же прожженый циник! Ты – негодяй! Правильно говорил отец, надо было давно гнать тебя отсюда, а я все терпел, глупец. Какой глупец! А теперь ты вошел в раж, затеял какую-то игру, смысла которой я пока не понимаю. Знаю только, что это нечестная игра, потому что честь и ты – понятия несовместимые. Немедленно уезжай, Эдуард. Немедленно!
– Даже переночевать нельзя? Я устал.
– Я не хочу, чтобы ты здесь оставался.
– Тогда я у бабушки спрошу. Ты же любишь свою маму, папа? – усмехнулся Эдик. – Ты же ей не откажешь? Что касается невинной девушки… Не дай бог, я на нее дурно повлияю! Да она же врет вам всем! С того момента, как очнулась в больнице, врет! Нет, обидно, в конце концов, а? Я, по-твоему, олицетворение зла, а эта врушка – просто ангел! Папа, ты совершенно не разбираешься в людях, вот что я тебе скажу!
– Не смей! Слышишь? Прекрати! Ни единому слову твоему не верю!
– Зря!
– Убирайся!
– И не подумаю!
Оба вскочили и стояли друг против друга, тяжело дыша. Было такое ощущение, что Георгий Эдуардович собирается отвесить сыну пощечину.
– Остынь, отец, – невольно попятился Эдик.
– Извинись немедленно!
– Еще чего! Она самозванка. На самом деле эту молодую особу зовут Майей, и к семье Листовых она имеет такое же отношение, как я к папе римскому.
– Откуда… откуда ты знаешь? – рванул ворот рубахи Георгий Эдуардович.
– Потому что я встретил в поезде настоящую Марию Кирсанову, и поверь, они с этой врушкой похожи так же, как огонь и вода.
– И где она, настоящая Маруся?
– А вот этого, папа, я тебе не скажу. У меня свои планы. Тебя ждет сюрприз. А, кстати, ты уверен, что действительно являешься моим отцом? Я тут нашел пару интересных писем…
– Вон!
– Как хочешь. Но я тебя предупредил.
