Да, думал он, глядя на нее и почти не слушая священника, он поступил правильно. Она будет прекрасной хозяйкой. Не говоря о том, что она хороша собой и очень соблазнительна. И, может быть, – в атмосфере торжественности, царившей в церкви, он мог думать об этом – может быть, жизнь дает ему еще один шанс, даже если за эти десять лет он не сделал ничего, чтобы заслужить это.
Возможно, он снова сможет испытать привязанность, преданность и доверие. Надевая кольцо Анне на палец, он вдруг с удивлением и без тревоги понял, что даже чуть-чуть влюблен в нее.
И в эту минуту он услышал слова священника. Они стали мужем и женой. Она была его женой, его герцогиней.
Люк взял обе ее руки, почтительно поклонился и поднес их к губам. Он заглянул в ее широко открытые зеленые глаза, и ему показалось, что, прежде чем ответить ему улыбкой, в них что-то мелькнуло. Страх? Да, несомненно, страх. Ей двадцать пять лет. Что ж, сегодня же ночью она забудет о всех своих страхах. И ему доставит удовольствие помочь ей в этом. Большое удовольствие.
Вдовствующая герцогиня на секунду прижалась щекой к его щеке, Дорис обняла и поцеловала, а Эшли пожал ему руку; возможно, он уже знал, что все его счета оплачены, включая довольно экстравагантный – за женскую одежду и украшения, а также за аренду дома и слуг, который не оставлял сомнений в своем предназначении. Тео обнял его и сердечно похлопал по спине. Леди Стерн расцеловала его в обе щеки, пользуясь привилегией матери, – как она объяснила. Граф Ройский пожал ему руку, а леди Агнес сделала реверанс, глядя широко раскрытыми глазами ему в подбородок, и казалась серьезно напуганной, когда он поцеловал ей руку.
Его жена, в свою очередь, тоже не была обделена объятиями н поздравлениями. Она смеялась и от этого раскраснелась. Она выглядела действительно счастливой.
И она заслуживает счастья, думал Люк.
Он не знал, сможет ли дать счастье Анне, если быть герцогиней, хозяйкой его дома и матерью его детей будет недостаточным для ее счастья. Хоть он и проявил некоторое безрассудство – влюбился в нее, но вряд ли он способен по-настоящему полюбить ее.
Люк понял, что он пытается сосчитать, сколько дней прошло с тех пор, как он впервые увидел ее на балу у леди Диддеринг. Он никак не мог вспомнить, какой это был день недели. Сегодня – понедельник. Значит, бал был во вторник. В прошлый вторник. Еще неделю назад он даже не знал о существовании той, которая была теперь герцогиней Гарндонской.
Было от чего закружиться голове. Что они знали друг с друге? Почти ничего. И они были мужем и женой.
Герцог Гарндонский под руку вывел свою жену из церкви.Там их ждал его экипаж.
На площади вокруг церкви как обычно собралась толпа зевак. Слухи о свадьбах в высшем обществе разносились с невероятной быстротой. Почти все зрители громко выражали свое восхищение невестой и женихом, хотя чей-то мужской голос известил Люка и благодарных слушателей, что жених разряжен как девица. Сразу несколько женских голосов сделало довольно развязные предположения о предстоящей ночи и о том, что эта веселенькая ночка еще отольется невесте через девять месяцев.
Люк не обращал никакого внимания на выкрики, и его жена, казалось, тоже. Но один из любопытных явно не принадлежал к низшему сословию. Он прятался за широким стволом старого дуба, который возвышался посреди площади. Этот человек был в темном плаще и в надвинутой на самые брови шляпе – высокий, худощавый и довольно приятный мужчина средних лет.
Люк заметил его лишь мельком, садясь рядом с женой в экипаж, но ощутил смутное беспокойство. Казалось, он должен был что-то вспомнить, но не смог. В конце концов, это неважно, решил он. Люк забыл о незнакомце еще до того, как экипаж тронулся.
Никто другой из тех, кто мог бы опознать сэра Ловэтта Блэйдона, не взглянул в сторону старого дуба.
Анна не знала, что герцог Гарндонский не живет в лондонском особняке Гарндонов. Даже когда они с герцогом были с визитом у его матери, она так и не поняла, что он не живет со своей семьей. И даже тогда, когда после затянувшегося праздничного обеда он встал, сказав, что им пора домой, она не поняла этого. На какую-то секунду она подумала, что он отведет ее обратно в дом леди Стерн, и ее сердце замерло от радости.
Анне казалось странным, что ее муж снимает особняк, хотя это так дорого, вместо того, чтобы жить в собственном доме. Она задумалась о его отношениях с семьей и вдруг поняла, что ничего о нем не знает. Да, они разговаривали при встречах, но ничего друг другу о себе не рассказывали.
Ей было тяжело находиться в одном доме с его семьей в течение всего дня, но, оказавшись с ним наедине, она пожалела о покинутой ими компании. Она так боялась оставаться наедине с этим мужчиной, который был ее мужем, что едва могла дышать.
Они поздно поужинали вдвоем, хотя Анна заметила, что он был одет как для бала. Герцог сменил серебро своего свадебного наряда на коричневый бархат с золотой вышивкой. Она боялась, что между ними повиснет натянутое молчание, но Люк разговаривал и шутил с нею, как и прежде. И сама она шутила и смеялась, как обычная невеста, с удивлением поняла Анна.
Хотя многие невесты в это время суток уже начинали нервничать, думала она. Но если она перестанет смеяться, то может просто не выдержать.
После ужина они перешли в гостиную, чтобы побеседовать за чашкой чая. Он не пьет, объяснил ей муж, когда она спросила, не хочет ли он остаться один, чтобы выпить бокал портвейна. И то, что он выпил во время праздничного обеда, было только данью традиции. Анна была очень удивлена. Она не знала ни одного мужчины, который не употреблял бы спиртного.
Ей показалось, что он поднялся слишком быстро, хотя, взглянув на часы, она увидела, что было уже одиннадцать часов. Он предложил ей руку.
– Мадам, я провожу вас в вашу спальню, – сказал он, пристально глядя ей в глаза. – Прежде чем отойти ко сну, мы отпразднуем нашу брачную ночь. Вы согласны?
Если бы он ударил ее кулаком в живот, то, наверное, ей было бы легче дышать, чем от этих слов. Анна встала, опираясь на его руку, и улыбнулась, панически пытаясь придумать какую-нибудь отговорку. Но в голову не приходило ничего, кроме глупых мыслей о головной боли, усталости и плохих днях месяца.
– Да, ваша светлость, – ответила она.
Он покинул Анну у ее спальни, отворив ей дверь.
– Я буду иметь честь посетить вас через полчаса, – сказал он, кланяясь.
Анна только улыбнулась в ответ.
К тому времени, как он пришел – чуть более, чем через полчаса, – она была почти в истерике оттого, что он опаздывал, оттого, что страшная развязка откладывалась.
«Осужденные преступники вряд ли ценят последние минуты жизни, – думала Анна. – Наверное, им хочется приблизить казнь, ускорить исполнение приговора».
