— Именно. Неизвестно будет, кому воевать, кому сеять, кому править. Свое место всем надо знать, на этом все и держится.
— В общем, именно это и есть главный план Содружества Неустрашимых, как я понимаю, — заметил Хелье.
— Нет, — возразил Дир. — Содружество действительно заботится об иерархии. Вот только в ихней иерархии, заметь, самыми главными являются шесть варангских семей.
— А женщины?
— Что — женщины?
— Где они в справедливой иерархии?
— При чем тут женщины? — удивился Дир. — У женщин своя иерархия. Они сами по себе.
Хелье решил не оспаривать эту точку зрения.
— А все-таки скажи мне, — попросил Дир. — Как ты в Новгород попал? Я понимаю — Киев. Но какие дела у человека могут быть в Новгороде.
— Тебя я верю, — ответил Хелье. — Знаю, что не выдашь. И поэтому скажу. Сказать?
— Скажи.
— По поручению.
— Не понял.
— У меня было поручение к Ярославу.
— Ну да! От кого?
— Не имею права говорить. А теперь у меня новое поручение.
— К кому?
— К Владимиру.
Дир посмотрел на него с таким неподдельным уважением, что еще три дня назад Хелье стало бы стыдно.
— Вообще же, — добавил он, мрачно, почти физически ощущая пустоту в душе, — морока вышла с этими поручениями, и деньги пропали по пути, но тут уж ничего не поделаешь. Я не ради денег взял на себя поручения.
— Это-то как раз понятно, — заметил Дир с еще большим уважением и понимающе закивал.
Если понятно, то объяснил бы мне, чего уж там, подумал Хелье.
— А ты бы… не замолвил бы за меня словечко? — спросил Дир, понижая голос. — Как увидишь Владимира? Чтоб меня в дружину взяли без… э… проволочек всяких и интриг?
— Попробую, — равнодушно ответил Хелье. — Обещать ничего не могу.
— Да, конечно, — поспешно уверил его Дир. — Ну, брат Хелье, изумил ты меня. Восхищен я тобою. Мало того, что ты мне жизнь спас… а насчет денег — бери у меня, сколько хочешь! У меня много. В случае чего, пошлю Годрика в Ростов, к отцу, он еще привезет.
Теперь уже Светланка лупила Анхвису веником, явно получая от процесса хвоеволие, а Анхвиса подвывала, «Ой-йой-йой!» но видно было, что и ей приятно.
— Эка бабы оттягиваются, — заметил Дир одобрительно. — Бабам, заметь, много ли надо. Правильно, пусть, устали небось.
Хелье заметил, что, несмотря на худобу, Светланка прекрасно по-женски сложена. Грудь маленькая, но выпуклая. Прекрасная тонкая талия. Пышные ягодицы. Красивые бедра. Изящные щиколотки. Анхвиса в раздетом виде оказалась такой же нескладной, как в одетом. Помимо жира и общей массивности, в ней было слишком много прямых линий. Отсутствовали икры и талия, отсутствовал подъем, плечи широкие, грудь отвислая, шея короткая. Возможно, все это компенсировалось в ней добротой, либо расторопностью, не зря же Дир ее выбрал, предпочтя большому количеству куда более красивых женщин, наличествующих в славянских землях.
В предбаннике в двух бочонках содержалось отвратительное пиво. На гвозде висели простыни, в которые следовало заворачиваться.
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ. РОНДО
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ. СВАТОВСТВО
У польского князя было жизнерадостное лицо человека, который умеет во всем находить самое главное, а на остальное не обращать внимания. Высок и крепко сбит был сорокавосьмилетний Болеслав, и для деятельного правителя и полководца непростительно красив. Живые серые его глаза сверкали, белоснежные ровные зубы обнажались в обаятельной улыбке, длинные русые волосы эффектной волной падали на плечи, и даже непомерные польские усы под точеным носом нисколько его не портили. Женщины таяли при его появлении, и даже мужчины, обыкновенно настораживающиеся в присутствии опасного конкурента, прощали Болеславу решительно все. У него была репутация бабника, но мужья совершенно не огорчались, когда он заговаривал с их женами, разве что грозили женам после этих разговоров, мол, ты смотри мне тут.
В одежде франкского вельможи, дабы не возбуждать лишний раз политические страсти, в сопровождении всего лишь двух своих приближенных, Болеслав прибыл ранней весной в Вышгород, нанес несколько визитов, а затем по широкому, укрепленному по римскому способу хувудвагу полетел в Киев. Молодое его сердце отчаянно билось в широкой груди, дыхание захватывало. В небывалом волнении направил он коня по знакомой петляющей улице вверх, на Горку, где возвышался величественной громадой Десятинный Храм. Проехав через Храмовую Площадь с несимметричной группой каменных византийского вида построек и деревянной, но роскошной, школой, где греческие наставники, плохо ориентирующиеся в окружающем мире, учили отвлеченным премудростям бестолковых отпрысков болярских родов, Болеслав со спутниками приблизился к воротам детинца, соскочил с коня, и бросил поводья одному из сопровождающих. Двое стражников у ворот, очень молодые люди с высокой степенью служебного рвения в глазах, подозрительно уставились на Болеслава.
— Поручение? — спросил один из них.
— Ну а как же, — весело отозвался Болеслав. — Поручаю тебе доложить Владимиру, что лично Шарлемань прибыл только что к нему из Вердана, вот с такими усами.
Стражник проигнорировал просьбу и ровным тоном спросил:
— Грамота есть за подписью?
— Не валяй дурака, парень, — сказал Болеслав. — Я Шарлемань. Уж сказано тебе.
— Ничего не могу сделать, — стражник покачал головой. — Без грамоты нельзя.
— Чего нельзя?
— Ничего нельзя.
— Совсем ничего?
— Совсем.
— А если за деньги?
Стражники нахмурились.
— Это как же? — спросил говоривший ранее.
Болеслав вынул из кармана две золотые монеты с собственным профилем, подкинул их на руке, и нечаянно уронил, после чего он посмотрел задумчиво на небо. Стражники переглянулись и коротко вздохнули. Один побежал в сторону палат, другой посторонился, пропуская Болеслава.
Болеслав быстрым шагом пересек детинец, взбежал на крыльцо и вошел в княжеские палаты, планировку которых он прекрасно помнил. Безошибочно определяя путь, он проследовал по обходному коридору, поднялся на один уровень, и там встретился с давешним стражником.
— Доложил? — спросил Болеслав.
— Да. Князь смеяться изволил. Почему?
— Это он от избытка чувств, — объяснил Болеслав. — Вот тебе еще две сапы.
В светлой малой горнице Владимир пил бодрящий свир с очень знакомым Болеславу долговязым средних лет повесой в богатой одежде. Болеслав без особых усилий вспомнил, кто это такой. А возле скаммеля повесы возвышался аршина на полтора от пола малый лет десяти. Болеслав остановился у притолоки, не входя в помещение.
— Как, говоришь, зовут тебя? — спросил мальчишку Владимир.
— Илларион, — ответил малый.
Владимир покачал головой с таким видом, будто многое ему стало наконец понятно.
— Так объясни мне еще раз, Илларион… Зачем, бишь, ты упросил Алешку… в смысле, Александра… вот этого верзилу, да… чтоб он тебя с собой взял, как пойдет ко мне в палаты?
— Хотел посмотреть, — ответил Илларион серьезно.
— На что?
— На палаты. И на тебя.
Владимир сделал усилие, чтобы не засмеяться. Александр смотрел в потолок и кусал губу. Ноздри его раздулись и напряглись.
— И что же? Нравится? — спросил Владимир.
— Нравится, — неуверенно ответил Илларион. — А ты правда князь?
— Да. А что?
— Ты совсем не страшный.
— Князь и не должен быть страшным, — наставительно пояснил Владимир. — Князю следует быть грозным и озабоченным. И говорить князь должен строго и степенно.
— И подпрыгивать при этом, — добавил Александр.
Тут, наконец, они захохотали оба. Илларион недоверчиво улыбнулся.
— Можно ли мне присоединиться к честной компании? — спросил Болеслав, отделяясь от притолоки.
— Смотри-ка, кого к нам принесло! — удивился Владимир. — Вот, Илларион, еще один князь, и даже император. Шарлемань. С арабами бился.
Илларион оглядел императора, бившегося с арабами, уважительно.
— Заодно он еще повелитель Полонии, правда не целиком, а частично, — уточнил Владимир, разглядывая болеславов наряд. — Это такая земля, ее совсем недавно обнаружили наши купцы. Такая не очень цивилизованная, мелкокультурная страна.
— Да, — подтвердил Болеслав. — Общаемся с вараварми, вот, вроде киевлян. Тебя, малый, Илларион зовут?
— Да.
— А правда, Илларион, я больше похож на князя, чем вот этот совсем маленький мужчина?
Илларион еще раз оглядел Болеслава, оценивающе.
— Нет, — ответил он.
— Почему же?
— Ты несерьезный какой-то.
Теперь все трое взрослых засмеялись.
— Алешка, здравствуй, — Болеслав обнял сперва князя, затем Александра. Оглянувшись, схватил он скаммель, придвинул, и сел. Сели и Александр с князем.
